Лунный синдром (сборник)

— Это как так?

— А вот так, — Иван Алексеевич ценил любознательность в сыне и в дальнейшем видел его в рядах таких же видных ученых, каковым являлся сам, — боишься ты, например, пауков…

— Я пауков не боюсь, — обиделся Денис.

— Да я ведь к примеру говорю. Так вот. Боится, например, твой друг Пашка пауков, а ты наведёшь на него луч, наденешь вот эти очки, — он взял со стола очки, похожие на солнечные.

— А очки зачем?

— Чтобы управлять фобией испытуемого.

— Понятно, — смекнул сообразительный сын.

— Ну, так вот, наведёшь на Пашку луч, и он вместо тебя увидит трёхметрового тарантула.

— Вот здорово! — искренне обрадовался Денис.

— А, надев очки, — продолжил Иван Александрович, — ты ещё и сможешь тарантулом управлять.

— Круто! — сын с восхищением посмотрел на отца. У него уже сложился в голове план сегодняшнего вечера, который не предвещал сначала ничего интересного, — Ты, пап, молодец!

— Спасибо, сынок, — улыбнулся родитель, в душе которого разлился мёд сыновнего признания.

— Там, кстати, мама такой вкуснятины наготовила, — Денис кивнул в направлении столовой, — а ты ещё ничего не ел. Всё работаешь, ни на секунду не отвлечёшься. Иди скорее, пока не остыло.

— Да? И правда, — Иван Александрович вспомнил, что сегодня успел только позавтракать. Он встал с кресла, и, потрепав ласково сына за шею, направился в столовую, где любезная супруга его сервировала стол. «Какой сын-то у меня заботливый растёт» — думал Иван Александрович, усаживаясь за стол.

Денис же, не медля ни минуты, сгрёб очки и фонарик в карман, и, схватив телефон набрал номер своего приятеля Пашки.

— Привет! Слушай, а ты пауков боишься?…

Марс атакует, или Секретный генерал и психосолдаты

На диване лежать было удобно и необычайно приятно, но я всё-таки встал. С большим трудом. С большим трудом добрёл я до ванной, и, разлепив глаза перед зеркалом, уставился на свое измождённое лицо. Стекло зеркала было в матовых точках, оставленных испарившимися брызгами воды, и сквозь хаотичные пятна лицо моё выглядело ещё более подавленным и унылым.

Надо бриться.

Я намылил щёки маленьким розовым обмылком, и принялся скрести по ним давно затупившейся безопасной бритвой. После я умылся, почистил зубы, и, зевая, побрёл на кухню курить.

Не обнаружив ни одной целой сигареты среди кучи разбросанных по всей кухне пачек, я тоскливо открыл дверцу холодильника и уставился в него, почёсывая щёку. Холодильник был пуст. Нет, конечно, кое-что в нём имелось, но продуктами этими (если это вообще можно назвать продуктами) питаться было в высшей степени ошибочно, да и попросту глупо.

На верхней полке лежала почерневшая и сморщенная, как мумия Тутанхамона, крошечная морковка, а рядом с ней покоился, изогнувшись пирогой, тонкий ломтик сыра, который за время своего пребывания в холодильнике успел стать целым миром для разросшейся на нём плесени. Вскрытая банка шпрот содержала скукоженный трупик безголовой рыбки, источая запах смрадного тлена. Я брезгливо задвинул её вглубь холодильника. Ниже стоял полупустой пакет прокисшего на прошлой неделе молока и пол-литровая стеклянная банка с убогой, местами порвавшейся этикеткой, на которой было написано «Солянка по-славянски».

Содержимое банки выглядело настолько ужасно, что, пожалуй, подходило под сравнение лишь с тем, что люди оставляют в уборной, съев накануне незрелых слив. И, самое удивительное, я никак не мог вспомнить, как ко мне в дом попала эта солянка. Кто мог такое приобрести? Разве что в горячечном бреду человек смог бы додуматься купить сей продукт.

Я закрыл холодильник, и именно в тот самый момент, когда дверца соприкоснулась с корпусом охладительного аппарата, в прихожей раздался звонок.

Я, по правде сказать, никого не ожидал сегодня, да и был не одет для приёма гостей, и первой мыслью было не открывать дверь, потому как сразу понял, что это наверняка кто-то по ошибке нажал на кнопку звонка.

Но минуту спустя звонок раздался снова, и на этот раз он был возмутительно требовательным, наглым, и раздражающе длинным. Я двинулся к двери, и, решительно крутанув засов, открыл дверь.

На лестничной площадке стоял человек в чёрном, и, видимо, очень дорогом костюме. В руках он держал жёлтый конверт.

— Вам кого? — раздражённо спросил я.

Человек внимательно осмотрел меня, и хоть я был виден ему лишь наполовину высунувшимся из-за двери, меня вдруг пронзило ощущение, будто стоял я перед ним совершенно голый и униженный, как больной на приёме у венеролога.

— Вас! — ответил он уверенным, твёрдым, как гранит, голосом.

— Э-эээ… меня? — я изумился.

— Вы Семён Поликарпович Рамс? — сказал он скорее утвердительно, нежели вопросительно.

— Я.

— Разрешите пройти, — и с этими словами он, оттеснив меня вместе с дверью внутрь квартиры, нагло проник в прихожую, но ни на секунду там не задержался, а уверенно прошёл в комнату, прямо в обуви, и встал около окна.

— Простите, — опешил я, — вы, собственно, кто такой?

Но на мой вопрос он не ответил, а протянул мне конверт, и сказал:

— Прочтите!

Я, как был в одних трусах, взял конверт, интуицией своей предчувствуя катастрофу, порвал его и достал сложенный пополам листок. Развернув бумагу, я прочёл следующее:

Уважаемый Семён Поликарпович!

Извещаем вас о том, что сего числа (девятого июля две тысячи пятого года) вы назначены главнокомандующим секретной армии космического президентского батальона психофобных бойцов белых беретов. И немедленно должны прибыть с подателем сего в генеральный штаб секретной армии, для проведения подготовки, необходимой для ведения военных действий против марсианских захватчиков.

Генерал секретной армии Российской Федерации Двужуков Е. Е.

Сама бумага была выполнена с отменным канцелярским изяществом и вкусом. Сверху листа был мастерски перфорирован российский герб, а по дуге его огибала летящая ракета.

— Что это? — изумился я, — Шутка?

Человек в костюме скептически посмотрел мне в глаза, после чего, повернувшись к окну, слегка отодвинул занавеску, и, взглянув куда-то вниз, безжалостно произнёс:

— Одевайтесь! Через пять минут я жду вас у подъезда.

Он вернул занавеску на место, и, более не глядя на меня, направился к выходу. Хлопнула дверь, и я остался один.