Лунный синдром (сборник)

То, что он увидел, было чудовищно.

Это был его собственный хвост! Длинный, покрытый нежными короткими волосками, как у какой-нибудь дикой безобразной обезьяны.

Он был настолько огромен, что половина преспокойно лежала на паласе, а кончик упирался в драпированное кресло, на котором Поранкин всякий раз в минуты тоски и безделья читал детективные романы.

— Откуда он? — задался вопросом Ефрем и ответа не нашёл.

Он аккуратно взял себя за выросший неизвестным образом атавистический отросток и поднёс к самому носу. С удивлением Ефрем Давидович отметил, что прикосновение к хвосту отзывается в организме приятной волной, и есть в этом даже что-то эротическое.

Поранкин понюхал его и убедился, что конкретного запаха хвост не имеет.

— Должно быть, я сплю! — решил Ефрем Давидович. На этом, успокоившись, он выключил свет, лёг в кровать, и, закрыв глаза, умиротворился забвением.

Хвост Поранкин вытянул параллельно ногам, ибо так он совершенно не ощущался, и очень скоро вновь уснул.

Но, проснувшись утром, с удивлением и растерянностью Поранкин обнаружил, что хвост не исчез, а от этого в голову ему пришла догадка, что хвост реален и вовсе не навеян воображением.

Ефрем Давидович понял, что совершенно неспособен что-либо предпринять в виду случившегося. Грустно он побрёл по коридору в ванную, волоча за собой своё новообретение. Там он долго стоял под душем, и мокрый хвост слегка пошевеливался в струях воды, как бельевая верёвка, зацепившаяся за корягу в протоке реки.

Однако тут надо сообщить, что тем же утром хвосты у себя обнаружили совершенно все жители города Н-ска.

Одним из несчастных был давний друг Поранкина, Всеволод Пилотский. Он проснулся как раз в тот момент, когда Ефрем Давидович принимал душ.

По пробуждению Пилотский далеко не сразу узнал, что теперь хвостат. Он вылез из-под одеяла и первым делом побрёл к холодильнику.

Хвост бесшумно тащился за ним.

Всеволод вскрыл бутылку минеральной воды Ессентуки-4 и жадно опустошил. Затем воззрился в окно и увидел, что улица девственно пуста.

Ни одного прохожего Всеволод не заметил, однако время уже приближалось к двенадцати. Лишь изредка проносились одинокие автомобили по центральной трассе города, на которую и выходили окна квартиры Пилотского.

И только тут Всеволод, окончательно пробудившись, почувствовал какую-то перемену в себе. Что-то новое было у него в нижней области позвоночника, давая знать о себе слегка ощутимым грузом.

Он испуганно выгнул шею и увидел торчащий над резинкой трусов тощий изогнутый, как водопроводный кран, хвост. Тот имел поперечные рыжие полоски и венчался наглой пушистой кисточкой.

Пилотскому стало страшно, и его состояние тут же передалось хвосту. Он задрожал, и кисточка на его конце тревожно затряслась…

К этому моменту в городе уже порядка двадцати тысяч человек обнаружили у себя хвосты. Среди них был и глава городской управы Подсидельников Андрей Степанович, и начальник УВД Макар Артемьевич Сгнилюк, и знаменитый на весь город хирург Навельский Владлен Тимофеевич, однажды произведший операцию, поразившую не только горожан, но и весь учёный мир. В позапрошлом году он успешно разделил сиамских тройняшек, одному из которых сам сконструировал лёгкое из органической ткани, произведённой по его уникальной технологии.

Сам Навельский в момент, когда обнаружил у себя хвост (огромный, зелёного цвета, с характерным рисунком, имитирующим древнегреческий орнамент) решил, что над ним произвели шутку коллеги.

Подивившись мастерству, с коим хвост был приставлен к телу, и, посмеявшись от души над оригинальным розыгрышем, хирург решил его, наконец, отцепить, и у него, естественно, этого не получилось.

Тогда, поражённый невероятным фактом, Владлен Тимофеевич, стараясь быть никем не замеченным, добрался до своего автомобиля и поехал в клинику, где, к его изумлению никого совершенно не оказалось на рабочих местах.

Сделав себе рентген, Владлен Тимофеевич был удивлён до крайности. Всё говорило о том, что хвост никак не мог вырасти за одну ночь. Научные факты утверждали, что он мог и должен был появиться на свет ровно в тот день, когда явился на свет сам Навельский.

Он взял на анализ часть ткани хвоста, и, исследовав, убедился, что клетки идентичны его собственным.

— Феноменально! — произнёс хирург, и упал без чувств.

В этот момент в клинику уже направлялись: глава городской управы Подсидельников — с одной стороны, а с другой — Поранкин Ефрем Давидович, который, к слову сказать, являлся самым яростным в городе активистом и самым горячим участником важнейших общественных событий. С ним был и его ближайший приятель Пилотский, позвонивший Поранкину на квартиру сразу же после обнаружения хвоста.

Они очутились у дверей районного центра медицины практически одновременно.

Подсидельников приехал на своем личном «Мерседесе», Поранкин же вместе с Пилотским добрались до клиники пешком по пустынному городу, сопровождаемые тайными взглядами сограждан, боящихся покинуть квартиры.

Имея при себе внезапный хвост, никто не осмеливался и шага сделать за дверь. Конечно же, каждый предполагал, что только он, только его семья поражена страшной мутацией, а потому ни один житель города не вышел ни на работу, ни в магазин, ни куда-либо ещё.

Поранкин и Пилотский, подвязав хвосты ремнями, от чего одежда сзади подозрительно добырилась, рысцой добежали до входа клиники и скрылись в здании.

Подсидельников, подождав ещё несколько минут и убедившись, что никого больше нет, вылез из машины и, насколько возможно быстро, двинулся туда же, к главному входу.

Идти ему было весьма сложно из-за особенностей хвоста, которым одарила его прошедшая ночь. Достался ему совершенно невообразимых размеров экземпляр. Три метра в длину, ярко-жёлтый с чёрными пятнами поверху, да ещё и раздвоенный на конце.

Хвост приходилось нести в руках, ибо волочить его по земле представлялось практически невозможным.

Андрею Степановичу, когда он шёл, казалось, будто к нему на верёвке подвязали сзади тяжёлое неподъёмное бревно.

И, к тому же, когда хвост полз по земле, это вызывало в нём неприятный жгучий зуд.

Когда он, усталый, запыхавшийся, мокрый от пота, открыл дверь кабинета хирурга Навельского, он увидел трёх своих согорожан, тычущих друг в друга хвостами, которые они держали в руках.