Лунный синдром (сборник)

И, в подтверждение своих слов, глава города горделиво скосился на выпирающий из-под пиджака огромный пятнистый подарок судьбы.

— Никуда ни о чём сообщать мы не станем. Но теперь перед нами стоит иная, более серьёзная задача!..

* * *

Всю ночь высокое собрание корпело над разработкой таблицы хвостовой иерархии.

Хирург Навельский демонстрировал фотоснимки хвостов, выделяя особенности видов.

По всеобщему согласию было принято первое правило хвостовой градации: «Чем больше хвост, тем значительнее личность».

Возмутившегося при этом предпринимателя Компликова успокоили только вторым правилом: «Хвост, имеющий редкостно-отличительные характеристики, также может принадлежать только выдающемуся гражданину».

Пятнистость, характерный окрас, замысловатый орнамент — также приписали к достоинствам индивида, обладающего такого рода хвостом.

Отдельным пунктом собрание выделило хвостовую подвижность, температурные особенности, и целостно-эстетический вид.

К утру положение о хвостах было готово, не хватало самого главного.

— Я думаю, — заявил градоначальник, обводя взглядом измождённых за ночь совещателей, что нам следует ввести более цивилизованное определение этому, так сказать… эээ… феномену.

— Вы о чём? — удивился Навельский.

— Ну, не называть же нам данное богом преимущество уничижительным словом — хвост.

— Верно! — поддержал Сгнилюк, стегнув своим божественным подарком по паласу, как заправский пастух.

— Какие будут предложения, господа?

Воцарилось долгое молчание. Каждый из присутствующих глубоко задумался, погрузившись в тягучую тину размышлений всем существом, и нарушил эту вязкую тишину только радостный вскрик всё того же Пилотского.

— Унидент! — пылая взором, изрёк он.

— Как-как?

— Что за унидент? — возбуждённо загудели голоса.

Все взгляды обратились к молодому приятелю Поранкина. Хвост Всеволода радостно ходил из стороны в сторону, и кисточка его нетерпеливо порхала за спиной юркой белкой.

— Уникальный идентификатор! Сокращенно — унидент! — пояснил он.

Собравшиеся переглянулись.

— А что, недурно, молодой человек, — похвалил Подсидельников, — Так тому и быть!

С этим собрание разошлось по домам, а ближе к вечеру на городской площади, крайне взволнованному неожиданной хвостатостью народу, руководство зачитало новое постановление — «Об Унидентах».

И жизнь в Н-ске с этого момента изменилась кардинально…

* * *

В течение следующего месяца с высоких постов полетели вниз по номенклатурной лестнице индивиды, чьи хвосты не соответствовали требованиям нового постановления. Бизнесмены, владельцы предприятий и контор, имеющие среднестатистические униденты, также были низвергнуты общественностью, а на их места водворялись те, кому божественное проявление подарило хвосты более внушительных размеров и отличительно выгодных окрасов.

Подсидельников, чей хвост, без сомнения, был самым выдающимся в городе, воодушевлённый переменами и ажиотажем вокруг новых веяний, пустил в ход законопроект, следуя которому всякий гражданин, чей хвост особенно уникален, имеет право на любую должность, соответствующую его униденту, а также обязан получать городскую субсидию в размере пяти минимальных окладов ежемесячно.

С позором был уволен директор трикотажной фабрики Н-ска Жмурафкин Петр Арнольдович, когда обнаружилось, что его хвост представляет собой жалкую, непримечательную закорючку, которую и хвостом-то назвать было смешно.

Его место занял молодой начинающий сотрудник Мормышкин, унидент которого имел длину два с половиной метра, а кончик венчался шишкоподобной погремушкой, как у ядовитой змеи гремучника.

Расстановка сил в управленческом аппарате города также претерпевала изменения с каждым новым днём.

Старых закалённых бюрократов сменяли новые, имеющие неоспоримые хвостовые преимущества.

Сметая своими мощными хвостами всех среднехвостовых конкурентов, к вершине успеха поднимались те, кто ещё недавно был на самом дне социального признания.

Подсидельников уже и сам был не рад новому положению вещей. Теперь его сплошь окружали бездельники и откровенные идиоты, пролезшие в высшие эшелоны власти благодаря новым мерилам достоинств.

Экономика города отчего-то неумолимо шла на убыль. Повысился процент алкоголизма, а с ним уменьшилась и рождаемость.

Почти каждый день в городе обнаруживался новый, незарегистрированный до этого гражданин, чей хвост имел все прописанные в новом постановлении преимущества. И снова для обладателя исключительного унидента приходилось подыскивать местечко потеплее.

Но самое страшное событие произошло 17 декабря, спустя два с половиной месяца с тех пор, как граждане города обзавелись хвостами.

Утром в квартире Подсидельникова раздался телефонный звонок. Это был Сгнилюк, которого тоже неприятно коснулись перемены. Теперь он не был начальником УВД, а всего лишь состоял руководителем отдела тяжких преступлений.

Его место занял молодой хамоватый работник Выхухрев, в прошлом средней руки оперативник, которого небезосновательно подозревали во взяточничестве и прямых связях с преступными элементами.

Но его хвост — жирный, с изумрудной прожилкой и боковыми рельефными крылышками — беспрепятственно смахнул Сгнилюка с высокого поста.

Голос бывшего милицейского босса был встревожен. Говорил он отрывисто и неразборчиво, словно боялся, что телефон стоит на прослушке.

— Степаныч, — говорил он сквозь шум помех, — срочно бери машину и дуй на площадь!

Подсидельников спросонья, изумлённый такой фамильярностью, строго кашлянул в трубку.

— Ты что, пьян? Ты в своём уме? — грубо ответил он.

— Гони, говорю на площадь, дурак! Тут такое…

Но вдруг связь оборвалась, и из трубки поплыли жалобные гудки.

— Да что с ним стало? Обнаглел, падла! — сотряс воздух разбуженный чиновник.

Однако что-то ёкнуло в сердце градоначальника нехорошим предчувствием и он, водрузив на руки свой огромный унидент, побрёл одеваться.

Центральная площадь Н-ска кишела людьми. Сотни хвостов нетерпеливо шевелились средь людской массы, будто в ожидании чего-то сверхъестественного. В воздухе зрело предчувствие перемен.