Лунный удар
Шрифт:
Паучьи глаза Могула, сидящего за рулем, воровато забегали.
— Уходить надо, Черный, — заныл он. — Пока время еще есть.
— Один поедешь, мне с этим настырным программистом расквитаться надо, — он приблизил лицо вплотную, вперив в лицо Могула неподвижный взгляд мертвых глаз. — Как приедете на место, начинайте рыть могилу.
При упоминании могилы Яна застонала и стала раскачиваться. Черный положил на нее холодную ладонь и провел по всему ее телу — от макушки, до самых пяток. От этого жеста женщина застыла, словно кролик перед удавом и только смотрела.
Черный потянулся к ее глазам,
Черный сделал паузу, чтобы точно так же подумала и жертва, потом сделал пальцами несколько круговых движений. Из-под ресниц женщины покатились слезы.
— Не надо плакать, — сказал Черный. — Все когда-нибудь умирают.
Потом он резко оставил женщину и выбрался из машины.
— Не вздумай слинять, — предупредил он Могула. — Вместе с ней в могилу ляжешь.
Гараж «Факир» существовал и здесь, только теперь он назывался «Гуманизм». На входе стояла стеклянная будка со сторожем, выкрашенная по местной моде в ярко розовый цвет. С некоторой робостью Флоров протянул в окошечко пропуск.
Сторож, древний дед в изношенном мундире каппелевца, судя по всему принимавший личное участие в знаменитой атаке на чапаевцев, повел себя странно: стал вертеть и мять пропуск в руках.
Да он же слепой, понял Флоров. Как оказалось, в гараже работали исключительно инвалиды.
— Проходь, не задерживай очередь! — прикрикнул дед.
— Да никого ж нет, — удивился Флоров.
— А я вижу? — вполне логично возразил слепой.
Как у них еще все автомобили не поворовали при такой охране, недоумевал Флоров.
Вдвоем с генералом они вскоре были у нужного бокса. Ключ, как ни странно, подошел.
— Хороша машинка! — не сдержал восхищения Благоволин, когда увидел броневик.
Генерал аккуратно положил на заднее сидение изрядно потяжелевший баул. Флоров знал что там. Проснувшись сегодня поутру, он нашел генерала на кухне, занятого тщательным притиранием и смазыванием многочисленного оружия — пять или шесть пистолетов разных систем, Калашников, «муха» и вроде бы «борз». Боеприпасы лежали отдельно, причем, генерал протер каждый патрон, каждую гранату.
Он был весь взмокший от пота, под глазами набрякли мешки — генерал так и не ложился. Аккуратист, решил Флоров.
Заливая бензин в баки и масло в мотор, он поразился дальновидности Вандерхузе.
Ведь он еще когда знал, что такая машина с тяжелой защитой может ему понадобиться. Но тогда выходило, что Сашка также знал о том, что этим все и кончится, что Яну украдут, что ее вывезут за Рубеж — вот такая вот апория получается.
— Генерал, ты что? — севшим голосом спросил Флоров. — Ты это брось, слышишь.
Благоволин переодевался в принесенную с собой военную форму и, первым делом, надел чистую исподнюю рубаху. Генерал ничего не ответил Флорову, словно не слышал. Когда он закончил переодевание, то превратился в офицера-пограничника.
Даже финка была не забыта. Аккуратист, опять констатировал Флоров. Наплакались, наверное, с ним подчиненные. Впрочем, вполне достаточной компенсацией им должно служить то, что в холодильнике потом не пришлось лежать. В очереди на опознание.
Когда все было
готово, Благоволин провел краткий инструктаж:— Когда пройдем Рубеж, самыми опасными будут посты ГАИ — не вздумай нигде останавливаться.
— Может, откупимся?
— Деньги не помогут, — отрубил генерал. — Все инспектора-мутанты, их много расплодилось после Второго взрыва. Если все-таки остановят, бей всех насмерть, иначе от них не избавиться.
— Вместе будем бить.
— Может быть и вместе, — рассеяно пожал плечами Благоволин. — Но моей основной задачей остается Рубеж. Я его сам в свое время хорошо укрепил и знаю, что пройти его будет нелегко. Так что все может случиться.
— Бросьте вы, генерал, что вы все за упокой?
— Отставить! — рявкнул Благоволин. — Это всего лишь констатация факта, и я не девочка, чтобы вы меня тут уговаривали.
Хам, подумал Флоров. Правильно, что тебя подчиненные не любили.
Генерал тем временем продолжал:
— Когда съедешь с дороги, ни в коем случае не вздумай заезжать, а тем паче заходить в леса.
— А там что за черти?
— Не черти. Шурале.
Перед глазами Алика как живой предстал Аксак, живописующий ужасы шурале, и ему самую малость стало не по себе.
— А это что за звери? — спросил он.
— Не звери, соображают они получше нашего! — поправил Благоволин. — Про этих тварей ничего доподлинно неизвестно — ни сколько их, ни какие они. Ни одна не поймана, но стоит человеку шагнуть в лес, как нет человека. Никаких следов.
После этого генерал с чувством выполненного долга уселся на заднее сиденье.
— Чего застыл? Поехали, — велел он.
Флоров лишь пожал плечами в ответ на такое обращение. Он повернул ключ, мощный дизель взревел, выбросив вверх через трубу гейзер едкого дыма. Флоров приоткрыл спереди шторки и надавил на газ. Покачивая тяжелыми боками, броневик выкатился на открытое пространство.
На улице к ним подъехал привезший их сюда близнец.
— Езжай домой, твоя миссия завершена, — приказал Благоволин, но тот неожиданно заупрямился.
— Я тебя втравил в эту историю, я пойду с тобой до конца.
— Езжай — езжай, ты нам еще понадобишься, — уже более миролюбиво сказал Благоволин. — Через неделю будешь ждать на повороте у Волосатовки, примешь нас обратно.
Когда близнец отъехал, генерал сказал Флорову:
— Не вздумай там возвращаться — не пройдешь.
Вдвоем с генералом они смотрели вслед близнецу, пока тот не скрылся за поворотом.
— Семья все ж, — буркнул генерал.
— Может, я один пойду? — как бы невзначай предложил Флоров.
— Отставить, — опять невежливо оборвал его генерал (все-таки, большой мужлан, подумал Флоров). — Прорвемся, лишь бы они танк на выезде не поставили. Но я провел рекогносцировку — он у них на профилактике.
Танков только нам не хватало, подумал Флоров.
Блокпост огораживали два массивных, обвитых колючей проволокой, шлагбаума — на въезде и на выезде. Между ними в шахматном порядке на дороге лежали бетонные плиты. Так что водителю пришлось бы сбавить скорость и пропетлять. На территории блокпоста также располагались вышка с часовым и обложенный мешками с песком дот с двумя пулеметами, развернутыми на триста шестьдесят градусов.