Луноход-1

Может быть, во мне жил злодей, мелкий фашист, и это он нарисовал знак.

9

Когда мы говорили «бабушка» и «дед», всегда подразумевали родителей папы. У них была обычная семья, как у нас, из которой вышел, отпочковался папа. Он был старшим сыном, у него был брат (наш дядя) и сестра – наша молодая тетя Лена, которая была старше моей сестры всего на шесть лет. То есть она была моей сестре одновременно старшей сестрой и тетей.

Но еще была баба Клава (или «бабка Клава», так почему-то называл ее папа), это мамина тетя, но она относилась к маме как к дочери. У нее тоже был свой дед. Не знаю кто, муж или сожитель, просто собственный дед.

– Я люблю Ирку как родную дочь, а тебя как родного внука, – говорила бабка Клава. – Мать Ирины, невестка моя, дурная была, гулящая. А я всегда заботилась о мамуле, защищала, ругалась с этой дурой!

Слова эти я не понимал, но запоминал и обдумывал. Чем была дурная? Почему это плохо – быть «гулящей»?

Бабка Клава говорила всякое такое вечерами. Она со своим дедом Витей, трактористом, курила папиросы и пила крепкое вино. Запах дыма смешивался с кислым запахом алкоголя, был сильным, но не противным.

– Глянь, какие светлые волосики у него, – сказала бабка Клава своему Вите. – Хоть с папиросой кури их, такой хорошенький.

– Ну не ласкай его, как кота, пусть сам бегает, – отвечал дед Витя.

Несколько дней я гостил у них в частном секторе. С утра я побежал в деревянный туалет, но бабка Клава остановила меня и протянула стакан.

– Каждое утро писяй сюда, ангелок мой.

– Зачем, баба Клава?

– Но ты никому не говори. Это тайна. Никому, понял? Мне нужно это как лекарство.

Я очень удивился, но стал по утрам исполнять ее просьбу. Она знает, что ей надо, и я никому не расскажу – так я думал, наполняя стакан, а потом разглядывая свежую пену на просвет.

Бабка Клава вставила два пальца в рот и свистнула соседским детям. Она велела им брать меня играть и чтобы не обижали. Эти дети отличались от тех, что жили в пятиэтажках. Тут подростки общались с мелкими, брали с собой гулять, спокойно говорили при нас про траханье, использовали грубые слова, а малышню это, казалось, не волновало и не смущало. В детском саду я всегда удивлялся, если кто-то из детей мог играть с игрушками разного масштаба. Мне же очень нравились модельки машин, потому что я точно знал, что они в сорок два раза меньше реальных автомобилей, и мог мысленно уменьшить себя в сорок два раза, чтобы сесть внутрь автомобиля и проехать мимо кубика, который приблизительно становился как гараж или фрагмент дома. А теперь я стал частью команды из больших и маленьких детей. Я даже был не самым младшим здесь. Как – такие игрушки разного масштаба – мы находили себе развлечения: лазили по разрушкам и стройкам. Если малыш спотыкался, я мог помочь ему подняться.

Мы шли вдоль ямы, выкопанной экскаватором, там я засмотрелся вниз. Высота была небольшая, как когда стоишь у нас дома на балконе. Мы жили на втором этаже. Я шел по краю и все смотрел, смотрел вниз. Да, та же пара этажей. Грунтовые воды где-то собрались в лужи, земля казалась упругой и мягкой, где-то каменистой, где-то валялись фрагменты труб. Вдруг я подумал, что если упаду, то со мной ничего не случится, просто будет глухой удар. В следующий миг очнулся от того, что кто-то бил меня по щекам.

– Живой!

После этой реплики пара сильных рук подкинула меня наверх, и уже другие люди подхватили тряпичное тело.

Тут уже была бабка Клава, а все дети выглядели испуганными. На всякий случай я старался стоять как ни в чем не бывало.

– Ты куда подскочил?

– Все, посиди, не вставай.

– А что случилось? Почему вы собрались?

– Он просто туда смотрел, смотрел и свалился!

– Нет же, он спрыгнул.

– Пойдем домой, все, – сказала бабка Клава. – Ой напугал! Напугал ты нас, дурачок!

Я думал, что меня накажут или отругают. Но бабка Клава как будто и думать забыла о моей отключке. Они закурили свои папиросы, и я услышал:

– Я пью Женькину мочу.

«Как! Теперь же не сработает! Ты же сказала, что это тайна». Мое лицо заполыхало, я буквально чувствовал жар.

– Совсем дура, что ли, старая? – спросил бабкин Витя.

– Это нужно мне как лекарство. И как компресс.

На что он покрутил пальцем у виска и не стал спорить. Несколько раз хотел рассказать папе или маме. А иногда просто другому ребенку в детском саду. Про то, как упал, про бабушкино странное лечение. Пить мочу! Но нет, нельзя было, и я долго хранил эту тайну. Они оба уже давно мертвы, и я себе позволил проболтаться, с учетом того, что бабка Клава проговорилась первой.

10

Первые дни я не мог привыкнуть к яркому свету. Жара стояла совсем другая, не как в Сибири. Она легче переносилась, в этом теплом южном воздухе было приятно находиться, и силы на игры всегда можно было черпать из природы. Есть хотелось постоянно, и южная еда была вкуснее. Каждый овощ или фрукт как будто уже посыпан сахаром! Вечером, ложась в кровать, я сразу же вырубался на сетчатой койке под перешептывания папы и мамы. Кажется, и они были рады, иногда даже целовались, и мама хихикала.

Я много бегал босиком по песку, по голубой соленой воде, которая пенилась волнами и была гораздо теплее, чем вода в реках Барзас или Томь, которые я знал. Пахла морская вода совсем по-другому и сразу поднимала настроение. Вечером мы гуляли по тихим скверам, и один раз папа поймал ежа. Мы взяли его с собой в комнату и поили молоком из блюдца.

– Можно мы его оставим?

– Если мама разрешит.

– Тогда ему нужно имя.

– Ежик. Се-рёжик?

– Серёжка. Ёжка.

Так и стали его называть – Ёжка. Он не был пугливым, всегда куда-то бегал, собирал мелкие палочки, ошметки листьев и кусочки мусора, гнездился по углам и оставлял маленькие какашки, которые было легко убирать.

На пляже папа протянул сестре картонный стаканчик и сказал:

– Попробуй.

– Я тоже хочу.

– Давай, совсем немного.

Я глотнул гулкой, живительной, вязкой жидкости.

– Еще! Что это?

– Это вино. Много тебе не надо. Хватит. Лет через десять еще попробуешь, – сказала мама и засмеялась.

От вина мое зрение как будто сразу настроилось, и мне больше не было так ярко. Стало легче концентрироваться, среди многих голосов купальщиков выделять один, отсекая остальные. Легче стало формулировать свои мысли в голове.

– Вино, оно волшебное, да?

– Если немного, то да.

Помимо «Денискиных рассказов», я еще очень любил мифы о Геракле. Папа сказал, что он жил не очень далеко отсюда, в таком же климате. Мы поплыли на остров на катере, и там было совсем немного людей. Папа взял меня с собой в воду и ходил по глубине, а я болтался у него на шее.

– Расскажи еще раз про Медузу! И про гидру!

– Задержи дыхание! Ныряем. Три, два, один.

Мы погружались под воду и терпели, сколько можно, без воздуха. Потом я хватался за волосы папы, тянул их, и мы выныривали.