Луноход-1

Дыхание перехватило, выпив всю энергию, он отпустил меня, и я упал. Такой боли я еще не испытывал.

– Эй ты! – крикнул голос из окна. – Тебя в милицию сдать?!

Косой побежал.

– Дыши, дыши. Да гад он! Костя косоглазый!

Рядом со мной сидел мальчик. Одет он был не особо аккуратно, хуже, чем я, но не грязный. Я сразу понял, что это мой друг, единственный и лучший, как будто я уже знал его, где-то видел. Он всегда был где-то рядом, и мне было известно, что он появится в нужный момент.

– Дыши, у тебя шок! Надо встать и попрыгать на пятках.

Я стал выполнять его команды.

– Вот так. Легче?

– Да. Легче.

– Я Вася.

– Я Женя.

Мы, как взрослые мужчины, пожали друг другу руки. Вася улыбнулся как будто сердцем. Он не ходил в детский сад, разговаривал открыто и без подвоха. Вася казался мне самым добрым и умным из всех детей, кого я встречал.

Таким его и запомнил.

13

Я был в гостях у деда с бабушкой. По телевизору показывали дочь Аллы Борисовны, Кристину Орбакайте. Она отвечала на вопросы журналиста. Я знал эту актрису и певицу, ведь она играла в страшном и завораживающем фильме «Чучело», который я недавно посмотрел. Со мной в большой комнате были тетя Лена и дед.

– Ну и уродина! – сказала тетя Лена.

Дед недовольно крякнул:

– Может, конечно, не красавица. Но почему это уродина?

– Ну посмотри на нее, пап. Какой у нее нос. Как она разговаривает.

Я вообще не понимал, о чем говорит тетя Лена. Я видел красивую девушку со светлыми волосами.

– Зачем тогда смотришь? Выключи, – сказал дед.

– Нет! Пришла вот на нее, на уродину, посмотреть, – ответила тетя Лена.

Тогда я начал понимать, что красота измеряется не только цветом волос. К тому же, например, мама от природы не была светлой, она красила волосы. Но я всегда считал ее красавицей. У сестры Ольги же были темные волосы, но, возможно, если мама перестанет краситься, у нее волосы станут такого же цвета. Подобно тому, как я не различал цвета, пока не узнавал их имена (а бледные оттенки и долго после этого не мог различить), так же до этого разговора деда и тети Лены я не обращал внимания на губы, носы, форму глаз. Я начал смотреть на сестру по-другому. Она оказалась красивой, даже красивее мамы. Еще я недавно узнал, что такое трахаться, и у меня появился интерес к сиськам и голым женским ногам. Если в фильме я видел фрагмент оголенного тела, писюн наливался кровью, а голова могла закружиться. Также я обнаружил щель между дверью и проемом в месте, где дверь ванной крепилась на петли, и через эту щель можно было увидеть маму или сестру, когда они мылись. Я позволял себе посмотреть пару секунд, после чего страх и восхищение заставляли меня бежать подальше с места преступления.

В детский садик я теперь добирался самостоятельно, идти было недалеко. Сестра еще спала, так как училась во вторую смену. Мама помогала мне собраться, но сама выходила чуть позже. Она перестала работать в школе, а на радио ее повысили. Я ощущал себя взрослым мужчиной в теле мальчика, когда шел в горку у нашего дома, потом огибал несколько пятиэтажек, переходил бульвар и сквер и сам себе открывал дверь. Аккуратно переобувался, ставил уличную обувь внизу кабинки, курточку вешал на крючок. В это время какой-нибудь ребенок мог лить слезы и говорить:

– Я не пойду в садик! Мама, нет!

Ребенок цеплялся за свою маму, та силой его отлепляла от себя и уговаривала остаться:

– Заберу тебя пораньше, все будет хорошо. Перестань плакать.

«Ему ведь тоже шесть лет!» – поражался я. Мы теперь в подготовительной группе, не полагается так себя вести. Моя мама теперь главная на радио, и я должен соответствовать. Папа – редактор, он живет в Кемерове, и у него тоже несколько людей в подчинении. Я без всякого конвоя заходил в помещение, здоровался с другими детьми и шел есть утреннюю кашу. А тот ребенок мог устроить сценку и вечером – на этот раз потому, что не хотел уходить домой.

14

Мама говорила:

– Тебе уже пора самому читать.

Но у меня не получалось концентрироваться на книжных страницах. К концу абзаца я не помнил, что было в начале. Когда мне читали родители, их голоса становились частью истории. Можно было закрыть глаза, и все превращалось в фильм. Я не сразу привык к тому, как читает мама, а может быть, у нее со временем стало получаться лучше. Но я привык и полюбил.

– Пожалуйста, давай ты!

– Ладно.

Книги она выбирала другие и вот купила детскую Библию.

– Обещай, что дочитаешь ее сам.

– Обещаю.

Мне очень понравились первые главы, прочитанные мамой перед сном. Про сотворение мира, какие-то слова повторялись, были магическими. Потом появились Адам и Ева и пришел Сатана в обличье змея.

– Почему они поверили ему?

– Он хитрый. С ним всегда нужно быть осторожным. Он змий-искуситель.

– Я бы не стал есть плот, если бы змей сказал. А что такое плот? Это плоть?

– Плод. Это было яблоко, плод – это то, что растет на дереве. Чем оно плодоносит. Яблоко или груша. Плод, плоды.

– Плод, точно. А я думал, что это плот, какой-то квадратный фрукт, похожий на плотик!

Мы смеялись с мамой. Она меня целовала, желала спокойной ночи, и я шел спать. Иногда сестра тоже слушала главы с нами, но ей было неинтересно. Предпочитала читать свои книги или смотреть телевизор.

Мама дошла до главы про Каина и Авеля, я спросил:

– Каин – старший брат? Да?

– Да, Женя.

– А на сколько он старше?

– Я не знаю, здесь не написано. Как минимум на год, они же не близнецы.

– На шесть лет!

– Не сочиняй.

– Я знаю, на шесть.

От этой истории я плакал, сочувствуя обоим. Мне казалось, что Бог дал этим детям очень тяжелое испытание, назначив одного брата своим любимчиком. То же было и в нашей семье. Ведь я был любимцем мамы. Когда мы оставались дома одни, сестра часто толкала или била меня. «Маменькин сынок», – она могла так меня назвать. Мама говорила, что у сестры начался переходный возраст и это скоро пройдет. Я не знал, что это такое, слышал от друга Васи, что у девочек идет кровь и от этого они злые. Мне было особенно обидно, когда сестра запихнула меня в шкаф для верхней одежды и наступила ногой на голову, как бы пытаясь притоптать туда, утрамбовать, чтобы не мешался ей:

– Расскажешь маме – будет еще хуже!

Это было не больно, но унизительно.

До этого я плакал над судьбой Каина, но теперь считал наказание заслуженным. Мама сразу догадалась, что произошло. Она отругала сестру, а та устроила новую пытку. Усадила меня на стул на кухне, смотрела мне в глаза и не давала выйти. Это было очень страшно, я кричал и рвался из кухни.

– Нет, сиди. Сиди, пока я говорю. Сиди и смотри, пока не сгоришь от стыда, ябеда.

Мама усадила нас рядом и спросила: