Луны Юпитера (сборник)

Уилфред нахваливал их рукоделие.

– И сколько можно выручить за одну такую штуку?

– Сотни долларов, – отвечал Альберт.

– Они продаются в пользу церкви, – уточнила Грейс.

– Бланш Блэк, – вспомнил Уилфред, – была лучшей вязальщицей, портнихой, кулинаркой и вообще мастерицей на все руки; другой такой девушки я не встречал.

– Имечко удивительное, – заметила Милдред.

– Жила она в штате Мичиган. Мне тогда опостылела работа на озерных пароходах, и я нашел место на ферме. Она могла сшить лоскутное одеяло буквально из ничего. Пекла и хлеб, и торты, и все, что душе угодно. Вот только лицом не не вышла. Скажу честно, репа и то красивей будет. А фигурой – так чисто репа была.

Дальше последовала история, которую Милдред знала наизусть. Уилфред заводил ее всякий раз, когда дело касалось хорошеньких девушек или домовитых девушек, или выпечки, или благотворительной распродажи, или гордости. Однажды, рассказывал Уилфред, пошли они с дружками на благотворительный вечер: там в перерыве между танцами полагалось выкупить коробку, в которой находилась всякая провизия, а съесть ее нужно было вместе с девушкой, чью коробку ты выкупил. Бланш Блэк принесла свою коробку и то же самое сделала местная красавица, некая мисс Бьюкенен. И вот Уилфред с дружками прокрались в чулан, где до поры до времени лежали обе коробочки, и поменяли на них обертку. Настало время выкупа, и один парень, звали его Джек Флек – очень много о себе понимал, да еще неровно дышал к мисс Бьюкенен, – взял да и выкупил коробку с ее оберткой, а Уилфред с другом выкупили коробку, которую, по общему убеждению, принесла Бланш Блэк. Но когда упаковку сняли и увидели на них имена, Джек Флек вынужден был, к своему нескрываемому огорчению, сесть за столик с Бланш Блэк, а Уилфред с другом заполучили себе в компанию мисс Бьюкенен. Приоткрыл Уилфред коробку, а там два куска хлеба, намазанных чем-то розовым, – и все.

– Подхожу я, значит, к Джеку Флеку и говорю: «Давай меняться – и девушками, и провизией». Провизия-то не так важна была, но я знал, как он будет бедную девушку третировать. Он, недолго думая, согласился, и мы расселись за столики. У нас – жареная кура. Домашний окорок, печенье. Торт с финиками. Ничего вкусней не едал. А внизу, под этой снедью, еще и бутылочка виски обнаружилась. Сижу, значит, я, выпиваю, закусываю и смотрю, как он будет хлеб жевать.

Наверное, Уилфред завел эту историю в знак уважения к тем хозяйкам, чье рукоделие или кулинарное мастерство возвышает их над прочими, способными похвалиться разве что смазливым личиком, но Милдред сомневалась, что Грейс и Вера будут счастливы встать в один ряд с Бланш Блэк, похожей на репу. Да и упоминать о бутылочке виски явно не стоило. Даже для нее самой это упоминание прозвучало не к месту. Она стала думать, до чего же славно было бы сейчас пропустить по стаканчику. Хоть «Олд-фешнд», хоть «Бурую корову», хоть «Розовую даму» [52] – мало ли есть прекрасных коктейлей.

52

Хоть «Олд-фешнд», хоть «Бурую корову», хоть «Розовую даму»… – «Олд-фешнд» (букв. «старомодный») – коктейль из виски или бурбона, горькой настойки, сахара и содовой, подается с ломтиком апельсина, вишней и льдом; «Бурая корова» – коктейль из ликера «Калуа» и молока со льдом; «Розовая дама» – коктейль из джина, лимонного сока, гранатового сиропа и яичного белка со льдом.

– Пойду кондиционер проверю, – сказал Уилфред. – Если его не наладить, мы ночью поджаримся.

Милдред осталась сидеть. У одного из соседних домов замигала-зажужжала голубая лампочка – ловушка для летающих насекомых.

– Сдается мне, это полезная штука, – заметила Милдред, – мух уничтожает.

– Поджаривает, – сказал Альберт.

– Только очень жужжит.

Она не ждала ответа, но Альберт, помолчав, сказал:

– Если не будет жужжать – не сможет истреблять насекомых.

Когда Милдред вошла в дом, чтобы приготовить кофе (ладно хоть кофе у пятидесятников не запрещен), ее встретил ровный гул кондиционера. Она заглянула в комнату и увидела, что Уилфред крепко спит. В полном изнеможении.

– Уилфред?

Он вскочил:

– Я не сплю.

– Они все еще на улице сидят. Хочу кофе на всех сварить. – И, не удержавшись, добавила: – Как хорошо, что кондиционер удалось починить.

За два дня до расставания с родней было решено съездить за сорок миль от дома, в округ Халлетт, чтобы посетить то место, где появились на свет Уилфред и Альберт. Такая идея пришла в голову Милдред. Она думала, это предложит Альберт, и ждала, когда же он сподобится, потому что не хотела навязывать ему никаких утомительных занятий. Но в конце концов она заговорила об этом сама. Сказала, что давно предлагала Уилфреду туда съездить, но он отговаривался тем, что не найдет дорогу: как-никак его увезли из тех мест в младенчестве. Старые здания все снесены, фермы тоже; значительную часть территории округа занимает природный заповедник.

Грейс и Вера захватили в дорогу свое вязанье. Милдред опасалась, как бы их не укачало: сидят, опустив головы, в движущемся автомобиле. Она втиснулась на заднее сиденье, в середину, и не могла отделаться от ощущения, что ее сдавили с обеих сторон, хотя умом понимала, что это она сама сдавила двух сестриц. Уилфред сидел за рулем, Альберт рядом.

Управляя автомобилем, Уилфред всегда норовил завязать спор.

– Нет, почему нельзя делать ставки? – спрашивал он. – Я сейчас не беру азартные игры. Я не говорю, что нужно бросаться в Лас-Вегас, чтобы просадить там все деньги. Но если заключить пари на определенную сумму, то можно и выиграть. Вот я однажды выиграл пари – и на халяву прожил целую зиму в Су.

– Су-Сент-Мари, – поправил Альберт.

– У нас всегда говорили просто Су. Я списался на берег с «Камлупса» и не знал, как зиму продержусь. Жуткое корыто было, этот «Камлупс». Как-то вечером слушали в баре трансляцию хоккейного матча «Садбери» – «Су». По радио. Телевидения тогда еще не было. Счет четыре-ноль в пользу Садбери.

– Нам где-то здесь сворачивать с трассы, – сказал Альберт.

Милдред забеспокоилась:

– Не проскочить бы поворот, Уилфред.

– Я слежу.

Альберт сказал:

– Нет, это еще не наш поворот. Наш следующий.

– А я в этом баре подхалтуривал за чаевые, потому как профсоюзного билета у меня не было; и какой-то брюзга стал хаять «Су». Я ему и говорю: мы, мол, еще можем себя показать, «Су» еще им накостыляет.

– Вот сюда, – сказал Альберт.

Уилфред рывком вывернул руль.

– «Поспорим? Делай ставку!» Это он мне. Десять к одному. У меня-то в кармане вошь на аркане, а тут хозяин заведения – хороший мужик, давал мне возможность подхалтурить – и говорит: соглашайся, Уилфред! Не дрейфь, говорит, соглашайся!

– «Природный заповедник „Халлетт“», – прочла Милдред, завидев указатель; дорога шла вдоль мрачного болота. – Господи, до чего же унылая местность! Да еще стоячая вода – в такое время года.

– Халлеттское болото, – сообщил Альберт. – Простирается на много миль.

Когда они миновали болото, по обеим сторонам дороги потянулись пустоши, выжженные, черные, прорезанные канавами и заваленные буреломом. Машина подпрыгивала на кочках.

– Я, говорит, за тебя поставлю. Ну, я и решился.

У перекрестка Милдред прочла на дорожном щите:

– «Проезд закрыт. В зимний период дорога не обслуживается».

Альберт сказал:

– Теперь бы нам где-нибудь свернуть к югу.

– К югу? – переспросил Уилфред. – К югу. Что ж, говорю, я не против. И угадайте: что было дальше? «Су» вырвала победу – разгромила «Садбери» со счетом семь-четыре!

Впереди показался большой пруд с вышкой и указатель: «Пункт наблюдения за водоплавающими птицами».

– Водоплавающие птицы, – заинтересовалась Милдред. – Интересно какие?

Но Уилфред был не расположен останавливаться.

– Тебе что ворона, что ястреб, Милдред! «Су» разгромила «Садбери» – и я выиграл спор. Но стоило мне отвлечься, как этот жулик смылся, однако управляющий знал, где он обретается, и на другой день я получил сотню долларов. Когда меня опять позвали на «Камлупс», у меня на кармане было ровно столько денег – тютелька в тютельку, – как перед Рождеством, когда я списался на берег. Вот так я и прожил всю зиму в Су на халяву.

– Похоже, это здесь, – сказал Альберт.