Лужок черного лебедя

Школьный автобус до сих пор стоял рядом с баром «Черный лебедь». Норман Бэйтс иногда передает Исааку Паю какой-то пакет, и Пай в ответ вручает ему коричневый конверт. Но, конечно, было бы наивно ждать от них помощи.

– Этот – скользкий – гребаный – червяк, – каждое слово Уилкокс подкреплял ударом – он бил меня в грудь, – нуждается в Дизайнерском Белье!

«Дизайнерское белье» – это когда тебя хватают за трусы и поднимают. Твои ноги болтаются над землей, в то время как твои трусы врезаются тебе в промежность так сильно, что еще чуть-чуть -- и твои яйца лопнут от давления.

И, да, я получил свое «дизайнерское белье».

Но вот в чем загвоздка – эта шутка с бельем бывает веселой только в том случае, если жертва визжит и пытается бороться. Я же поступил иначе: я задержал взгляд на голове Ант Литтл и вроде как преодолел свою боль. «Дизайнерское белье» - это скорее унизительно, чем больно. Мои мучители делали вид, что им весело, но на самом деле им было тяжело, и оно явно того не стоило. Уилкокс и Нэшенд слегка подбрасывали меня вверх. Но я не жаловался: да, мои трусы натрут мне промежность, но они ведь не разрежут меня на две половины и не покалечат.

В конец концов меня бросили на мокрую траву.

– Это только начало, – сказал Уилкокс, задыхаясь.

– Червяяяяяяк! – пропел Гарри Дрейк. Он стоял где-то далеко, в тумане, и я не видел его. – А где твой рюкзак?

– Да, – Уэйн Нэшенд пнул меня под зад, стоило мне подняться. – Тебе лучше найти его.

Я захромал в сторону Гарри Дрейка, моя промежность просто горела от боли.

Школьный автобус завелся, лязгнула коробка передач.

На лице у Гарри Дрейка появилась садистская улыбка, он швырнул мой рюкзак.

Я понял, к чему все идет, и перешел на бег.

Описав идеальную дугу, мой рюкзак приземлился на крышу автобуса.

Автобус тронулся и поехал к перекрестку, в сторону магазина мистера Ридда.

Я изменил курс и теперь на всех парах бежал сквозь высокую мокрую траву, надеясь, что мой рюкзак соскользнет с крыши автобуса.

За спиной у меня раздавался смех, похожий на стрекот пулемета.

Удача полуулыбнулась мне. Комбайн создал небольшую пробку на выезде из Малверн Уэллс. Я догнал автобус на перекрестке, напротив магазина мистера Ридда.

– Что за игру ты затеял? – сердито спросил Норман Бэйтс, когда двери, шипя, открылись.

– Какие-то мальчишки, – я боролся с одышкой, – забросили мой рюкзак на крышу.

– На какую крышу?

– На крышу вашего автобуса.

Норман Бэйтс посмотрел на меня так, словно я нагадил прямо ему в гамбургер. И все же он вылез из-за руля и едва не сбил меня с ног, выходя из автобуса; прошел назад вдоль борта, взобрался на крышу по лестнице и сбросил мне рюкзак.

– Твои приятели – законченные мудаки, солнышко.

– Они мне не приятели.

– Тогда почему ты позволяешь им так с собой обращаться?

– Я не позволяю им. Их пять, а я один. Их десять. Их много.

Норман Бэйтс шмыгнул носом.

– Но Король-Мудак у них один, верно?

– Один или два.

– Я уверен, что один. Все, что тебе нужно, – вот такая малышка. – Охотничий нож внезапно возник у меня перед глазами. – Просто подкрадись к Королю Мудаков, – голос Норманна Бэйтса смягчился, – и перережь его сухожилья. Один порез, второй порез, пощекочи его там, внизу. Если и после этого он будет докапываться до тебя, просто проткни шины у его инвалидного кресла, – нож исчез в туманном воздухе. – Запомни: армейский магазин, отдел, где продают снаряжение для пехотинцев. Это будут самое удачное вложение денег в твоей жизни.

– Но если я перережу Уилкоксу сухожилия, меня отправят в исправительную колонию!

– Ау, очнись, солнышко! Жизнь – это и есть исправительная колония!

9. ТОЧИЛЬЩИК НОЖЕЙ.

Осень словно поражена грибком: вялые грязные ягоды, мятые, словно ржавые листья, птицы косяками улетают на юг, подальше отсюда; вечера туманные, ночи – холодные. Осень как будто умирает. А я ведь даже умурдился упустить момент, когда она успела заболеть.

– Я вернулся! – кричу я каждый раз, когда захожу домой, на случай, если мама или отец пришли домой раньше.

Но нет – мне еще ни разу никто не ответил.

Наш дом совсем опустел с тех пор, как Джулия съехала. Они с мамой ездили в Эдинбург пару недель назад. (Джулия сдала на права. Естественно, с первого раза. Это же Джулия.) Она провела вторую половину лета с Эваном и его семьей в Норфолке, и мне бы стоило привыкнуть к ее отстутствию. Но нет, все гораздо сложнее: ведь человек – это не только личность, это еще и личные вещи, зубные щетки, шляпы и пальто (большую часть из них она никогда не надевала), а также фраза «я скоро вернусь!» – которую я слышал всякий раз, когда она уходила. И теперь я не могу поверить, что так сильно скучаю по сестре. Но это правда. Мама и Джулия поехали в Эдинбург на машине, потому что Шотландия от нас не так далеко. Мы с отцом стояли у дороги и махали им на прощанье. Мамин «Мицубиси» повернул на Кингфишер Медоус и вдруг остановился. Джулия выпрыгнула из машины, открыла багажник и стала рыться в стопке виниловых пластинок. А потом побежала по дороге, прямо к нам. Она вручила мне пластинку «Эбби Роуд».

– Пригляди за ней, Джейс. Я боюсь, что ее расцарапают там, если я возьму ее с собой.

Она обняла меня.

Я еще долго чувствовал запах ее лака для волос.

Скороварка стояла на плите, из-под крышки вырывались струи пара, пахло тушеным мясом. (Мама обычно утром ставит мясо на плиту и варит целый день.) Я сунул несколько грейпфрутов в соковыжималку и сделал себе сок. Еще я рискнул съесть последнюю шоколадку «Пингвин», потому что больше в банке для сладостей ничего не было, кроме имбирного печенья и лимонных тянучек. Я поднялся наверх, чтобы переодеться. В моей комнате меня ждал первый из трех сегодняшних сюрпризов.

Телевизор. На моем рабочем столе. Утром его здесь не было. «Фергюсон Монохром» - гласила надпись рядом с экраном. «Сделано в Англии». (Отец говорит, что если мы не будем покупать британские вещи, мы навредим нашей экономике.) Он сиял новизной. И пах новизной. Конверт с моим именем на нем был прислонен к экрану (отец написал мое имя карандашом 2Н, его легко стереть, так что конверт в дальнейшем можно будет использовать еще раз). Внутри была записка, написанная зеленой шариковой ручкой.

Джейсону,

Я настроил все 4 канала, так что просто включи его.

Папа.

За что? Конечно, я ужасно благодарен. В нашем классе только у Клайва Пайка и Нила Броуса есть телики в их комнатах. Но почему сейчас? Мой день рождения в январе. Отец никогда ничего не дает просто так, всегда есть причина. Я включил телевизор, лег на кровать и стал смотреть «Космических стражей», а потом переключил на шоу Тони Харта. Я чувствовал себя очень странно: смотреть телевизор, лежа у себя в комнате в кровати, - это все равно, что есть суп в ванной.