Лягушка под зонтом
Шрифт:
– Первый тип – молчи, женщина, и слушай. Второй – слушай, женщина, и молчи.
– О-ох, – простонала Ольга.
– Но есть небольшой зазор между типами, – об этом я тебе не говорила. – Валентина Яковлевна лукаво посмотрела на Ольгу. – Очень, очень маленький. Тонкая прослойка. У этих мужчин принцип иной: говори, женщина, я послушаю – может, случайно сболтнешь что-то... полезное.
Ольга озадаченно смотрела на бабушку.
– Не поняла, – призналась она. – То есть, конечно, поняла смысл. Но неужели ты о Куропаче беспокоишься?
– Не о нем, а о тебе. Желаю удачи. – Валентина Яковлевна нырнула в дверь ванной.
Куропача,
Широкое смуглое лицо казалось шире прежнего, потому что Хансута Вэнго подстригся очень коротко, но никак не шире улыбки.
– Привет, Куропач!
Ольга, услышав цокот каблучков своих черных туфель, усмехнулась – точно так цокала крошечная собачка, обутая в ботиночки. Не было человека в метро, кто не оглянулся бы.
Куропач не двинулся с места. Ольга подошла к нему, встала на цыпочки, коснулась губами благоухающей мужским парфюмом щеки. Отстранилась, оглядела его снова.
– Тебя не узнать.
– А тебя узнать. – Куропач схватил ее руку, стиснул. – Только ты немножко посерела. – Он сморщил губы.
– Как это? – удивилась Ольга. – Ты хочешь сказать, постарела?
– Ха-ха! Не-ет, у тебя волосы как у полярного песца летом. – Он покачал головой. – У вас тут нет настоящей зимы. Песец тоже не стал бы менять свой цвет на белый.
– Брось, Куропач. Что ты выдумываешь?
Он рассмеялся.
– Просто так, чтобы посмотреть, как ты сердишься. Мне нравится смотреть. Я помню... А ты? Помнишь, как мы охотились?
– Мы много раз охотились, – сказала Ольга ровным голосом, хотя понимала, о чем он.
– На куропаток, я хотел сказать.
Ольга отвернулась от Хансуты и встретилась взглядом с портье. Он не просто наблюдал за ними, он вслушивался в каждое слово.
Ольга свела брови и сурово посмотрела на него.
А Куропач? Куда подевалась его врожденная осторожность? Или она включается только в тундре? Или... Она окинула его долгим взглядом. Он изменился, даже с тех пор, как они ездили в Германию. В Куропаче появилось... но что? Как назвать одним словом эту неспешную улыбку, нарочито громкий голос, которым он произносит слова, делая неверное ударение, его костюм, который среди дня надевают участники какой-нибудь европейской конференции? Самодовольство, вот что. Которое проросло в нем недавно. Значит, что-то произошло в его жизни такое, о чем она не знает?
Куропач положил руку ей на плечо, но Ольга мгновенно выскользнула из-под нее. Ей что-то не нравилось, она сама не могла понять – что.
– Ты красивая, Такутка, – теперь уже тихо сказал он. – Еще красивей, чем раньше. Ладно, поехали со мной, – слегка усталым голосом сказал он и взял ее за руку.
Он так крепко сдавил запястье, будто это не женская рука, а тонкая шея куропатки, еще теплой, но уже лишенной жизни.
Ольга поморщилась. Ей не понравилось сравнение, пришедшее на ум. Оно даже... неужели встревожило ее? Из-за странного намека бабушки?
Да в чем дело? Она идет рядом с Куропачом, школьным другом. Они сидели за одной партой, пока она с родителями жила в Хатанге.
Потом она уехала в Москву к бабушке, а родители полетели в поселок Провидения. На границе между полярной ночью и полярным днем Куропач брал ее с собой на охоту на куропаток. Это она наградила его именем Куропач, на самом деле его
звали Хансута. А он в отместку придумал – Такутка. Он долго не признавался, откуда взял это странное слово. Однажды Ольга все-таки вытащила из него правду. Перед самым отъездом с Севера.– Ты все время говорила: «Так, утка номер три... Так, утка номер десять»...
– Но это было сто лет назад.
– В седьмом классе, – сказал он. – Когда я взял тебя на утиную охоту...
– Куда едем? – спросила Ольга, когда они подошли к машине. Это был черный «лендровер». Однако, подумала она, усаживаясь на заднее сиденье.
Водитель в белой рубашке с галстуком был не молодой и не старый, как раз в том возрасте, в котором обычно нанимают шофера солидные хозяева. Он поздоровался, не спрашивая, куда ехать, включил зажигание.
– Так куда мы едем? – спросила Ольга снова.
– На куропаток, Такутка. – Хансута рассмеялся.
Ольга повернулась к нему и насмешливо посмотрела.
– Но сейчас не сезон.
– Не важно. На моей родине, в Путоранах, для меня всегда сезон.
Вон как! И давно Путораны стали его родиной? Там родина атабасков, не ненцев, к которым принадлежит Хансута Вэнго. Если он хочет удивить ее чем-то, она не будет спорить.
У Ольги было особенное настроение, как у человека, который долго думал и наконец принял решение. Ей хотелось похвастаться прямо сейчас, огорошить его – она возвращается в Арктику! Но удержалась. Она увидела бабушкину руку с зубной щеткой. Она фыркнула, довольно громко. Куропач вопросительно посмотрел на нее.
– Ты возник так неожиданно, – сказала она. – Почему не написал или не позвонил, что ты приедешь в Москву? Хочешь знать, меня вообще не было почти две недели.
– Но ты же есть, – сказал он. – Уток нет, если они еще не прилетели. А когда прилетели – Такутка тут.
Она засмеялась.
– Какой ты стал: слова в простоте не скажешь, как говорит моя бабушка.
– Я говорю просто. – Он пожал плечами. – Потому что в жизни вообще все просто.
Она не знала, что сказать, они молчали. Ольга смотрела по сторонам, по указателям догадалась, что они едут на север от Москвы. С Дмитровского шоссе они свернули на Рогачевское. А потом по гладкому асфальту, слишком гладкому для старого шоссе, как кожа на немолодом лице, подновленная рестилайном, ботоксом или чем-то еще, свернули в лес.
Высокий забор не был выше подобных заборов, ворота открылись так же бесшумно, как все ворота, охраняющие въезд за такие заборы.
– Где мы? – спросила Ольга.
– В Арктике, – ответил Куропач.
– Маленькая модель большого мира? – насмешливо спросила Ольга.
– Примерно.
– Как насчет полярной ночи и полярного дня?
– Все в порядке. Даже северное сияние увидишь, если захочешь.
– Ты уже приезжал сюда? – Она быстро повернулась к нему.
– Нет, первый раз, – сказал Куропач.
– Тогда откуда знаешь? – спросила она.
– Кино смотрел.
Она усмехнулась:
– Видео?
– Да. Я все запомнил.
– Еще бы. – Она фыркнула. Куропач мог ориентироваться там, где не мог никто. Однажды он вывел из тундровых топей неосмотрительных туристов. Их нашел вертолет, но ветер рвал лестницу, ее не могли спустить вниз. Куропач провел их по топям как по тонкому льду.
– Мы с тобой немного отдохнем. Я отведу тебя в чум, – сказал он.
21