Лягушка в сметане

— На этот раз позвонила женщина? Не Виктория ли Дмитриевна?

— Я тоже, кстати, о ней подумала.

— Ох, не нравится мне все это. Ты, Варюха, как хочешь, а я пойду с тобой.

— Но у нас встреча завтра, а ты будешь на работе.

— Ничего, я отпрошусь, — внешне беззаботно сказал Вадим, кажется, вслушиваясь в собственную речь.

— Что с тобой? — обеспокоилась Варвара.

— Я никогда прежде не отпрашивался с работы, — удивленно сказал он, будто собирался совершить нечто противоестественное.

— Ты очень дорожишь своей работой?

— В том-то и дело, что нет, но когда меня уволил Федоров…

— Какой Федоров? — спросила она, и Вадим понял, что просто так от нее не отмахнется. — Неужели тот самый… владелец нефтеперерабатывающего завода и бензоколонок?

И он стал нехотя рассказывать о стрельбе в ресторане.

— Значит, ты и в ресторан брал с собой пистолет?

— Конечно, нет! — возмутился он и остановился на полуслове. — Смех, да и только! Ведь это я не брал с собой оружие, а воспользовался этим обстоятельством совсем другой человек.

— Я ничего не понимаю, — жалобно проговорила Варя, и тогда он рассказал ей все.

Она задумалась, переваривая услышанное, и не находила в нем ничего такого, о чем можно было бы сокрушаться. В конце концов так она ему об этом и сказала.

Но он от ее слов пришел еще в большее возбуждение.

— Да как ты не понимаешь! Ведь получается, что я всю жизнь плыву по течению. Что-нибудь, к примеру, задумаю, начну делать — бац, не получилось! Я себя тут же успокаиваю: значит, не судьба…

Варя прыснула.

— У меня одна подруга тоже всегда так говорит.

— Погоди, не перебивай, — попросил Вадим. — Может, для женщины это и нормальная реакция, но мужчина… Он должен добиваться, идти вперед…

— Напролом, — подсказала она.

— Ты шутишь, а мне не до шуток.

— У нас учитель физкультуры в школе приговаривал: «Над кем смеетесь, над собой смеетесь!» Я сама такая.

Варя махнула рукой и тоже пригорюнилась.

— Что же, мы так и будем болтаться в проруби?

— Почему в проруби?

— Ну, так говорят о некоей легкой субстанции, которая в проруби болтается.

— А-а-а…

— Что же делать? Вот я уже собралась переходить на другой уровень жизни, а не тут-то было.

— Значит, это не твое.

— В каком смысле?

— Ну, не то, что тебе принадлежит. Не то, чего бы ты добилась своим трудом.

— Я — женщина. Когда про женщину говорят, что она сама всего добилась, это означает, что рядом с ней просто не было достойного, надежного мужчины.

— То есть себя в жизни ты представляешь именно так: сидеть и ждать, пока не появится тот, кто тебе все обеспечит?

— Нет, ты меня не понял, — нахмурилась Варя. — Мне тоже не мешает пошевелить лапками, потрепыхаться. Я ведь хороший компьютерщик. Я могла бы найти работу куда лучше оплачиваемую. Я уже стала даже поворачиваться…

— Как это?

— Ну, думать о том, чтобы работу поискать. Но тут мне показалось, что на меня упали деньги…

— Не столько упали, сколько напали, — улыбнулся Вадим.

— Вот именно. Как пришли, так и ушли, хотя иметь дачу с бассейном, наверное, очень даже неплохо.

— Ты думаешь, мы на нее не заработаем, если захотим?

— Мы, ты сказал — мы? — спросила Варя.

— Увлекся, — нарочито потупился Вадим, но взглянул на нее исподлобья. — А ты была бы против?

— Давай подождем хотя бы сорок дней, — пролепетала она, а сама уже потянулась к нему, даже не отдавая себе в том отчета.

В это время раздался звонок в дверь. Варя пошла открывать.

— В глазок посмотри! — крикнул ей вслед Вадим.

Варя посмотрела. У двери стояла ее свекровь, мать покойного мужа. Не открыть было нельзя, а открыть… Она на цыпочках вернулась в комнату, лихорадочно стала одеваться, а между тем зашептала на ухо Вадиму:

— Быстро оденься, сядь на кухне, застегнись на все пуговицы и сделай зверское лицо. Пришла моя свекровь, так что ничему не удивляйся.

Он кивнул, быстро пробежался пальцами по пуговицам рубашки и сел с невозмутимо-суровым лицом. Это было не так-то легко, потому что он слышал, как оживленно говорила с матерью покойного Варвара.

— Здравствуйте, Аглая Вениаминовна!..

Надо же, Аглая. Вадим думал, что это имя давно забыто и теперь им детей не называют. Впрочем, ей же лет шестьдесят, так что она из другого времени.

— Как хорошо, что вы пришли! А то я не знаю, что и делать. Этот мужик… он уже второй раз приходит. У него расписка, представляете, на пять тысяч долларов.

Та, которую звали Аглаей — отчество ее Вадим как-то не запомнил, — ворвалась в кухню, где он сидел, и потребовала:

— Могу я взглянуть на эту расписку?

— Не можете, — проговорил он сурово, почти не открывая рта — так получалось впечатляюще. — Вы к ней не имеете никакого отношения.

— То есть как это не имею? — вскинулась та. — Если вы утверждаете, что расписку написал мой сын…

— А-а, так вы мать Бориса Будилина? И вы хотите отдать долг вместо Варвары Михайловны?

Варина свекровь такого поворота не ожидала и смешалась.

— У меня нет таких денег.

— Тогда о чем мы можем говорить?

— Я хочу убедиться, что расписка подлинная.

— Неделю назад ваша невестка уже исследовала ее на подлинность — пардон, чуть ли не обнюхивала — и вынуждена была признать, что она написана рукой вашего покойного сына.

— Варя, вызывай милицию, — распорядилась Аглая Вениаминовна.

— И что мы им скажем?

— Что этот молодой человек — рэкетир!

— А когда он предъявит расписку? — Варя уже жалела, что начала этот спектакль. Опять она не учла, что свекровь — женщина по природе скандальная и может разойтись так, что и вызванная милиция ее не утихомирит. — Она же нотариусом заверенная.