Лягушка в сметане

Вадим тоже почувствовал, что от Аглаи просто так не отвяжешься. Потому он гордо встал и прошел в коридор. Не спеша надел куртку, зашнуровал ботинки и сказал, уже взявшись за ручку двери:

— Напрасно, Варвара Михайловна, вы вызвали себе на подмогу эту женщину! Деньги все равно придется платить. Учтите, я подожду еще три дня и подам на вас в суд!

И он прикрыл за собой дверь.

Варвара посмотрела на свекровь — зачем-то же она явилась.

— Понимаешь, доченька, — залепетала та, — я хотела с тобой поговорить… Наверное, Боренька делился… Он обещал дать мне денег — взаймы, конечно, — на стиральную машину… Он говорил, что снимет с книжки. А мы потом отдадим…

— Но у нас нет книжки, — удивилась Варвара. — Ну, то есть у Бориса, может, была, но он мне о ней не говорил. Я посмотрела в документах, ничего не нашла.

— Ты хочешь сказать, что все деньги, что мой сын зарабатывал, неизвестно куда подевались?

Варя растерялась. Никогда прежде ей не приходилось говорить со свекровью о деньгах, а теперь… Она даже не знала, как себя вести.

— Комбинат, где Боря работал, выделил мне деньги. Четыреста долларов. Я могу дать вам триста. Вас устроит?

— Конечно, устроит, Варенька! — сразу расцвела свекровь. — Я знала, что ты добрая девочка. А то, веришь ли, я даже расстроилась: ну вот, думаю, теперь до самой смерти на старой «Вятке» стирать придется. А подруга купила «Ардо», не нахвалится. Маленькая, беленькая, стирает бесшумно — никаких тебе хлопот… У меня немного накоплено, я к твоим добавлю и куплю…

Она говорила и говорила, и смотрела жадными глазами Варе вслед — та пошла, чтобы взять деньги из куртки, не искать тот конверт. И достала четыре сотенных купюры на всякий случай.

— Вам точно трехсот хватит? — спросила она, но свекровь, хотя и с трудом, отвела взгляд от последней сотенной купюры и кивнула.

— Хватит, хватит, — стиснув зубы, проговорила она, почему-то пихая деньги за пазуху. На свекровь это было вовсе не похоже.

— Кофе или чайку попьете? — предложила Варя.

Но свекровь заторопилась, словно боясь, что Варя передумает и отберет у нее доллары.

— Побегу я, а то совсем уж темно… Ты что с машиной-то решила делать?

— Похожу на курсы вождения. Научусь ею управлять.

— Вот и правильно, — сказала свекровь, но это прозвучало у нее фальшиво.

Неужели и на машину родственнички глаз положили? Варя закрыла входную дверь и позвонила на сотовый телефон Вадиму.

— Вадик, ты далеко?

— Я всегда рядом с тобой, — весело отозвался он.

— Нет, я серьезно.

— И я серьезно. Хожу вот по двору, поглядываю на твои окна и курю.

— А почему я никогда не видела, чтобы ты курил?

— Потому что я делаю это крайне редко. Только в минуты сильного душевного волнения.

— А сейчас-то чего ты волнуешься?

— По двум причинам. Во-первых, я оставил тебя на растерзание Аглае.

— Ничего, обошлось, она не очень сильно меня истерзала.

— Ты от нее откупилась?

— В самом прямом смысле… А во-вторых?

— А во-вторых, я думаю, неужели ты выгнала меня на улицу, как бездомного пса, и теперь даже не пустишь погреться?

— А ты замерз?

— Еще как! Я даже зашел в магазин и купил бутылочку армянского коньяка. И лимон.

— И теперь будешь пить его в одиночестве?

— В твоем подъезде, сидя на грязной, заплеванной лестнице…

— Ладно уж, заходи.

— Думаешь, больше никто не придет?

— А мы никому больше не откроем.

— Уже иду!

Кстати, в первый момент, когда свекровь заговорила о деньгах, Варя не вспомнила о пяти тысячах, полученных за фотографии. Только потом, когда они оговорили сумму, подумала, что могла бы дать больше, но отчего-то дрогнула рука. Неужели деньги так быстро портят человека?.. Интересно, если бы свекровь могла об этом узнать, на что еще она бы попросила у Вари деньги?

Вадим позвонил в дверь. Она теперь даже звонок его могла отличить от звонка других людей. Он только касался пальцем кнопки и сразу отпускал. Уж не придумывает ли Варя, что он вообще какой-то особенный?

— Что хотела твоя… бывшая или нет… родственница?

— Чтобы я дала ей денег на покупку стиральной машины.

— Что ты говоришь! — удивился он. — Понятно, когда ты пеняла мне на спешку, с которой я пришел к тебе за деньгами. Но ведь она — мать погибшего.

— Аглая Вениаминовна решила, что чем больше времени пройдет со дня смерти сына, тем меньше я буду ощущать связь с прежними родственниками. Вот и решила поторопиться… Ты предупредил маму, что не придешь сегодня ночевать?

— Предупредил, — сознался он.

— А если бы я тебя не вставила у себя?

— Тогда бы я вернулся домой и сказал, что моя девушка срочно улетела в Турцию.

— В Турцию? Но зачем?

— Оптовик по неизвестной причине задержал отправку партии белья.

— Женского или мужского?

— Постельного.

— Значит, ты представил меня как продавщицу?

— Как владелицу небольшого частного магазинчика.

— А вообще ты не находишь, что у нас с тобой странные отношения? — заговорила Варя, слегка отстраняясь от страстного жеста, с которым Вадим к ней потянулся.

— Странные в чем? В том, что мы с тобой друг другу нравимся… как я надеюсь?

Стоило ему выпустить Варю из своих объятий, как он опять стал бояться слова «любовь». Бояться — в том смысле, что считал грехом произносить его всуе.

— Надеешься на меня или на себя?

— Варюша, ну какая тебя муха укусила? Ты как будто нарочно меня заводишь. Хочешь, чтобы я с тобой спорил, проявлял самые худшие стороны своей натуры?

— А они у тебя есть?

— Как и у всех людей.

— Знаешь, что мне сейчас больше всего хочется? — сказала Варя, с удивлением отмечая откуда-то появившееся раздражение. От этого она даже почувствовала некий озноб. — Залезть в постель, укрыться двумя одеялами, так, чтобы даже жарко стало. Мне, кажется, никак не удается согреться. Как будто кусок той самой сосульки, которая круто изменила мою жизнь, попал мне прямо в сердце. Помнишь сказку «Снежная королева»?