Лягушки, принцессы и прочие твари

Лишь бы они вернулись. Лишь бы все нормально было…

Далька украдкой скосила глаза на Куца. Тот тоже переживал. Но уйти не решался, и вправду, не мог Дальку одну оставить.

Правда, только за Лику переживал.

Нет, нельзя этого так оставлять. Далька вздохнула. Она обязательно их помирит. Даже без магии помирит, а то что это такое, собачатся в прямом смысле этого слова, как бы до грызни не дошло...

Глава 5, в которой собаки лают, и караван разворачивается, а Фанти безуспешно спорит с внутренним голосом

Я скрестила руки на груди:

— Лер, прости, пожалуйста, если я не права, то конечно можешь не… вернись в нормальное состояние! Как это вообще назвать, я не настолько паниковала, чтобы давать тебе возможность…

Лер насмешливо гавкнул.

— Нет, я все понимаю, тебе очень трудно контролировать… но что мешало… — я запнулась и покосилась на Фанти.

Фанти смотрел на пса по-детски восторженно, улыбаясь, как идиот.

Это был какой-то неправильный Фанти. Не то чтобы я знала правильного, но… казалось, он сейчас вскочит и запрыгает на одной ножке, восхищенный Леровой шкурой.

Я впервые видела кого-то, кто так себя вел рядом с огромной и потенциально опасной собакой, которая повалила, нарычала, и только после долгих моих уговоров с великой неохотой отошла. У меня создалось ощущение, что единственной, кто собаки испугался, была я.

— Ладно, — вздохнула я, — я спокойна, видишь? Со мной ничего не случилось. Да, меня похитили. Нет, я не убегала, меня правда похитили.

— Гав.

По-моему, это значило «ага-ага, уже поверил».

— Слушай, с тобой невозможно разговаривать в таком виде. Перевернись.

— Гав-гав.

— Ладно! — Раздраженно сказала я, — Обязательно при посторонних, да?

Я закрыла глаза. Сосредоточилась. Попыталась найти в душе уголок спокойствия, перестать бояться всего и вся. С каждым днем это было все сложнее делать.

Вместо спокойствия пришло осознание, что когда-нибудь я не смогу помочь Леру перевернуться. Я боюсь все больше и больше. Мне осталась лишь осторожность — но она работала с силой семи качеств, а потому была гипертрофированной, раздутой.

И с каждым днем она пухла все больше.

Я знала: когда-нибудь я не смогу успокоиться. А Лер не сможет стать из пса-защитника человеком, потому что он далеко не всегда может перевернуться без моей помощи. Я видела: он все чаще переворачивается в собаку. Уже каждая вторая моя паническая атака заканчивается его шкурой.

Когда-нибудь нам не повезет. Об этом узнает матушка… и это заставляло меня бояться. Путаться в липком, противном страхе.

Уход из дворца ничего не изменил.

Страшно…

В который раз взмокла спина. Захотелось забиться в угол и заплакать, но только я уже была в углу.

Я попала в паутину. Мое барахтанье в ней — это плата Богам за оказанную милость. Они дети, а дети жестоки: оторвали мухе лапки, смотрят, выберется ли? Полетит?

Полетит, потому что очень зла. Нельзя бояться вечно: однажды страх превращается в ненависть. Я поняла, что пришло то время, когда перестать бояться для меня стало невозможно.

И я усиленно переплавляла свой страх в ненависть. От меня зависел Лер. Я должна была как следует разозлиться: принцесса я или кто?

Я впервые позволила себе ненавидеть Богов. Веду, за то что не удержала слугу. Вефия, за то, что рассмеялся над бедой и стребовал непосильную плату…

Обоих Близнецов за их вечные ссоры, от которых страдают люди…

Я вдохнула застывший воздух и впервые за несколько месяцев перестала бояться. Совсем. Я сказала:

— Рел-Лер, Рен-Нер. Рел Рен, переверни сущность с головы на голову, с зверя на человека, Лер Нер!

Главное здесь было не сбиться. Фраза звучала очень глупо, но она, как ни странно, работала. Причем в обе стороны.

Заставить Лера перевернуться мог испытываемый мной страх. И чем сильнее он был, тем сложнее было Леру удержаться в человеческой ипостаси. Однако он обладал достаточной силой воли, чтобы держаться. И даже когда мне в постель Далька подложила ради проказы огромного паука, он смог. Безобидного паука, как оказалось, но шерстистого как носорог.

Я чуть не поседела в тот день. Арахнофобия тогда только начинала пробиваться, и я, как могла, превозмогала ее, стараясь сделать вид, что такой штуки, как пауки, не существует вообще. У меня даже что-то получалось… Однако этот паук, который, перебирая мохнатыми лапками по шее залез ко мне в волосы, и просидел так до утра, покуда не посмотрелась в зеркало… Мне показалось, я сейчас умру в жутких, жутчайших мучениях.

В общем, теперь я шарахаюсь даже от безобидных сенокосцев.

А как тогда корежило Лера! У него даже глаза пожелтели и клыки полезли. Но он смог остановиться, а такие мелочи Дасса не разглядела. У того, что твоя горничная отлично вышивает даже самые мелкие детальки, очень много плюсов. Ее слабое зрение, например.

Однако стоило попереворачивать его имя, и переворот давался ему в разы легче. Это общее свойство всех перевертышей. На самом деле, это их основное свойство — двойное имя, которое можно перевернуть и получить не отрицание, а другой смысл.

Однако и сдерживаться от переворота становилось в разы труднее. Наверное, Далька что-то брякнула…

— Тфу ты, рогатые феи! — зло выплюнул Лер, когда немножко отдышался.

Он лежал, скрючившись, на земле и хватал ртом воздух. Переворот в человека всегда давался ему гораздо труднее, чем переворот в собаку. Не потому, что он был ближе к зверю, чем к человеку, нет, ничего подобного. Просто если бы он мог переворачиваться туда-сюда по своей воле, и это было бы так же легко, как нос почесать, какое бы это было наказание, какая плата?

Одежда на нем была как из лавки старьевщика. Порядком продрана — верный признак, что пес достаточно долго не пускал человека в свой разум.

Пес вообще-то был ласковый и на людей обычно не бросался, но я все равно слегка забеспокоилась за посетителей едальни.

И за Куциана. Совсем чуть-чуть.

— Не богохульствуй, — машинально сказала я.

— А сама-то, — вяло огрызнулся Лер.

— А меня не замечают.

— Уверена?

— Знаю!

— Настоящий перевертыш! — визгливо вклинился Фанти, — Я знала, я знала, я знала, что он неправильный!

Не знаю, как Лер, а я впервые видела настоящего эльфиса, который радостно размахивает одной рукой, приплясывая на месте, а другой зажимает себе рот. И этот настоящий эльфис удивлял меня гораздо больше, чем настоящий перевертыш.

Лер покрутил пальцем у виска. Я пожала плечами:

— Лер, ты переворачиваешься, меня не замечают; с чего это мы вдруг будем шарахаться от эльфиса с раздвоением личности? Может он тоже…

— Ну, — шепнул Лер, но покосился на длинные эльфисские уши и продолжил уже нормальным тоном, осознав бесполезность этой предосторожности, — Он же тебя похитил. И он эльфис. Ты же понимаешь, что он просто не может тоже…