Люби меня в темноте

Я замечаю его у бара в окружении группы людей. Зачарованная, я замираю. Себастьен. Вор среди королей. Как он сияет на уже ослепительном фоне. Он над чем-то смеется, а затем наши взгляды встречаются, и зал вмиг исчезает, рассыпается в пыль. Остаемся только мы двое. Его улыбка способна расплавить золото, и я знаю, что она лишь для меня. Он медленно поднимает бокал, салютует мне и, глядя на меня поверх края, подносит к губам. У меня в ушах начинает звенеть. Я облизываю губы, почти уверенная, что почувствую на них вкус шампанского — его вкус.

Мои ноги сами по себе начинают идти. По мере того, как сокращается расстояние между нами, уменьшается и мое чувство вины. Я разберусь с последствиями завтра, когда его чары спадут, когда правда будет смотреть мне прямо в лицо, и я больше не смогу ее отрицать. Завтра.

Но не сейчас.

Не сводя с меня глаз, Себастьен прощается с собеседниками и едва заметным кивком просит меня идти следом за ним, к уединенному пустому балкону слева от бара. Пока я молча иду, и мужчины, и женщины жадно следят за каждым его шагом, расступаясь, чтобы его пропустить.

Он оказывается на балконе первым. Когда между нами остается всего шагов пять, я останавливаюсь, чтобы сделать глубокий вдох, и, собрав в кулак всю свою храбрость, выхожу в ночь. Себастьен оглядывается, и мы смотрим друг другу в глаза, пока я не встаю рядом с ним.

— Такое чувство, будто я должна крикнуть «Сюрприз!», но вы с самого начала знали, что я приду, да?

Себастьен поворачивается всем телом ко мне и наклоняется, чтобы поцеловать в обе щеки — намеренно не спеша, медленно прикасаясь к моей коже губами. У меня в животе взлетает огромное количество бабочек. Которые превращаются в ревущих внутри меня львов.

— Не знал, но надеялся.

У меня кружится голова, и я берусь за перила. Не находя в себе сил взглянуть на него, я фокусирую взгляд на Эйфелевой башне вдали, которая ярко сияет, освещая вечернее небо. Я пытаюсь как-то объяснить свое внутреннее смятение, возникающее из-за этого сводящего с ума человека, но все бесполезно. Причин, логики нет. Как можно облечь в слова то, что он пробуждает во мне одной своей близостью, если я едва могу это понять?

— Мне нравится, как сверкает Эйфелева башня.

— Эти золотые огни загораются по ночам каждый час.

— Красиво. Кажется, будто она осыпана звездами. Кстати, отличная вечеринка.

— Теперь — да.

Покраснев, я делаю вид, что не услышала, но мои ноги внезапно становятся ватными. С улыбкой, играющей на губах, я обвожу кончиком пальца перила, втайне лелея в сердце его слова. Как у Себастьена получается быть настолько абсурдным и в то же время таким привлекательным?

Он подталкивает меня плечом.

— Я сказал что-то смешное?

Я качаю головой, думая, что сейчас идеальный момент сменить тему.

— Как прошел ваш день?

Краем глаза я вижу, что он улыбается, словно знает, что я только что сделала и почему.

— Валентина, серьезно? Дальше, наверное, вы решите поговорить о погоде.

Я смеюсь.

— Мне показалось, спросить будет вежливо.

На соседний балкон выходит еще одна пара. У женщины белокурые волосы и длинные красные ногти. Я морщу лоб — что-то в ней кажется смутно знакомым. Не теряя времени даром, пара сливается в жарких объятьях.

— Итак… Париж. Как он обращается с вами? — слышу я вопрос Себастьена, и мое внимание вновь переключается на него.

— Ну и кто теперь вежлив?

— Пытаюсь вести себя хорошо.

— Серьезно? — Я выгибаю бровь, дразня его. — Чтобы вы да вели себя хорошо? Такое бывает?

— Время от времени — да.

— Как сейчас?

Я завороженно смотрю, как Себастьен поднимает руку и костяшками пальцев проводит по моей щеке. На его лоб падает прядь волос. Взгляд полуприкрытых глаз опускается на мои губы.

— Oui, моя совушка, — произносит он с грешной улыбкой, — хотя хорошее поведение — это последнее, что у меня на уме в данный момент.

Я смеюсь, ощущая, как от его слов сквозь меня проносится волна возбуждения, обволакивая мое тело теплом. Я хочу его. Хочу, чтобы он взял меня. Хочу познать вкус его семени. Силу его толчков. Но больше всего я хочу просто все это. Смех. Внутренний трепет. Его самого. Я перевожу взгляд на бессмертную архитектуру вдали и делаю вдох, пытаясь усмирить голод тела и сердца. Потом откашливаюсь.

— Итак, Париж. На днях я гуляла по городу. Можно сказать, заново открывала его.

— Забавно. Я думал, вы здесь впервые.

— Нет. — Качнув головой, я снова встречаюсь с ним взглядом. — Но я в первый раз здесь одна.

— Ясно. — Его лицо омрачается тенью, которая гасит свет его глаз. Но потом он моргает, и тень исчезает. — И что, Париж изменился?

— Не особенно. Но изменился мой взгляд на него. Смотрели «Сбежавшую невесту»?

— Не припоминаю. — Он вытягивает из внутреннего кармана смокинга сигареты, предлагает одну и мне, но я вежливо ее отклоняю. Кивнув, он прикуривает, затягивается и выдыхает дым через нос. — Хороший фильм?

Пока дым змейкой завивается в воздухе, меня тянет попросить затянуться, чтобы можно было приложиться губами к месту, только что побывавшему у его губ…

Сосредоточься. Точно. Кино.

— Мне кажется, да, но я могу быть необъективна. Романтические фильмы это мое все. — Усмехаясь, я бросаю на него заговорщицкий взгляд. — Особенно самые сопливые — праздничные.

Он тоже хмыкает.

— Правда?

— О да. Я большая поклонница мелодрам. В общем… о «Сбежавшей невесте». Там есть одна сцена, где Ричард Гир спрашивает героиню Джулии Робертс, в каком виде она любит есть яйца. Я не помню точно ее ответ, но она сказала что-то вроде: «Как нравится вам или какие есть». Понимаете, она не знала, в каком виде любит есть яйца, потому что всегда ела их приготовленными так, как предпочитал мужчина, с которым она была в тот момент.

Сигарета вновь у его губ. Вдох. Выдох.

— Похоже, она плохо знала себя.

— Именно. Потом герой Гира спросил ее: «Нет, в каком виде их любите вы?». — Я делаю паузу и закусываю губу. Боже, я бы сейчас убила за сигарету. — В последние дни я много думала. Занималась самокопанием — так, наверное, можно сказать. И вдруг поняла, что, как и Джулия, тоже не знаю, в каком виде мне нравятся яйца. Где-то на полпути я забыла, кто я. Что я люблю, а что нет. Я была так сосредоточена на своем муже, так хотела вписаться в его жизнь, в его мир, что забыла себя.