Люби меня

Смущаюсь критически. Но под влиянием тех желаний, которыми Саша меня прожигает, стремительно меняюсь.

Да, я, черт возьми, дурею.

От него. С ним. От странных чувств, что рождаются в этот момент внутри.

Всегда считала себя смелой, но сейчас столь резкие трансформации пугают. Все, что могу выдать физически – тихонько вздохнуть.

И этот звук отвлекает Сашу.

Практически сразу же он скашивает взгляд на мои распахнутые губы и вновь припадает к ним ртом. Целует каждую: верхнюю, нижнюю, и снова верхнюю... Просто целует. Пока я не начинаю ощущать себя божеством, которому он поклоняется.

Я чувствую все его скрытые пороки, все его плотские желания, всю его темную страсть. Но надо мной Саша Георгиев словно бы кается. Меня он… Господи, он будто бы любит меня.

Безумно. Безудержно. Безоговорочно. И вместе с тем чисто.

Даже когда касается, наконец, языком, в этом нет ничего грязного. Он мной не просто пирует. Он меня смакует. Облизывает и осторожно прихватывает губами. Так горячо и так сладко, что я не могу удержать новый стон.

И снова Саша выпивает его, глядя мне в глаза.

Дыхание полностью с ритма сбивается. Поверхностно и часто хватаю кислород. Когда пытаюсь притормозить, сразу же задыхаюсь. И еще громче рваными вздохами расхожусь.

Боже мой, я ведь не справляюсь со своими собственными эмоциями и ощущениями. Слишком много их вырабатывается. Мой организм, как бы это странно не звучало, к такому оказывается не готовым.

Отчетливо дрожу, когда Саша вжимается настолько, что кажется, будто одежду между нами плавит.

– Тебе нравится? – выдыхает, касаясь лбом моей переносицы.

Тон, взгляд, мышечное напряжение – все свидетельствует о том, как для него это важно. И это так необычно. Так захватывающе. Так обезоруживающе.

Я не могу его оттолкнуть. Ни за что. Никогда.

– Да… Продолжай… – отзываюсь, испытывая потребность подарить ему столь же яркие ощущения.

Обнимаю. Скольжу пальцами по шее, затылку… Вижу, как Саша с дрожью прикрывает веки. Чувствую его всего. Чувствую так, будто он физически в мое тело проник. Отдаюсь душой и плотью, насколько это только возможно.

Он возбужден. Животом чувствую, какой огромный и твердый его член. Но Саша не делает ничего, чтобы добиться от меня настоящих сексуальных ласк. Это является еще одним подтверждением тому, насколько я важна для него.

Я же не додумываю?

Александр Георгиев сильный, порочный, наглый и грубый – все это знают. Я сталкивалась со всем этим лично. Но сейчас он со мной нежен.

Шумный вдох. Выразительные судороги. Короткий, чисто мужской стон. Медленное скольжение пальцев по нижней части моего лица и шее. Мурашки по всей площади тела. Острая потеря естественной способности дышать. Теплое касание губ. Мягкое давление. И мое новое потрясение – каждый раз ощущается чудеснее предыдущего.

Мое потерянное сердце совершает два яростных удара и замирает, едва Саша усиливает контакт. Он целует смелее, интенсивнее и еще слаще. Но при этом во всех его действиях сохраняется та самая, ставшая для меня особенной, трепетная и умопомрачительная медлительность.

Свет, шорохи, посторонние запахи – все исчезает. Остаемся лишь мы, отчаянно тонущие друг в друге.

Моих звуков становится больше. Я будто бегу и не могу остановиться. Нет, я лечу. И я… Я отвечаю Саше. Когда он в очередной раз посасывает мою верхнюю губу, я тяну в себя его нижнюю. С вибрирующим мычанием скольжу по ней языком.

И…

Знала бы, каких реакций добьюсь, сделала бы это раньше. Мой нахальный антигерой содрогается, стонет и задыхается.

– Сделай еще… – причмокивая, первым атакует мой рот. Этот звук отчего-то дико заводит меня. – Пожалуйста, Соня… Пожалуйста…

И я делаю. Делаю все, что делает он. Пока наши языки не встречаются, заставляя нас обоих застонать, оттолкнуться, разбить надсадным дыханием воздух и в каком-то неосознанном страхе оцепенеть. Только долго держать расстояние мы уже не можем. Взгляды, которыми мы друг друга кроем, лишь сильнее раззадоривают. Киваем, ведя какой-то немой диалог, и снова устремляемся друг другу навстречу.

Губы, языки, влажный жар, тягучие толчки, чувственное сплетение, страстное скольжение, мучительное томление… Ощущений разительно больше. Их почти нереально терпеть. Но и остановиться возможности нет.

Не стесняясь тех интимных звуков, которые издаем все больше, сталкиваемся снова и снова. Ласкаемся языками, цепляемся губами и сладко-сладко присасываемся. Дрожим почти синхронно. В наших телах одинаковое сексуальное напряжение. Одна сплоченная и требовательная энергия. Общие химические реакции, которые дарят нам двоим попросту невообразимый кайф.

Можно ли впасть в зависимость от одной дозы? Я необратимо подсаживаюсь.

Все, что я знала до Саши… Все, что представляла… Все, что фантазировала… В сравнении с тем, что я чувствую, проживая свой первый опыт в поцелуях, все это – сплошная ерунда.

Реальность прекрасна.

Глубже и глубже друг в друга. Жаднее, откровеннее и требовательнее. Пожирая, провоцируем. Лаская, соблазняем. Дрожа и постанывая, насыщаем.

Может, это и иллюзия, но внутри меня воспаряет ощущение, будто именно в этот момент моя любовь к Александру Георгиеву из далекой мечты становится настоящей. И это чувство оказывается таким сильным, что я задыхаюсь. Задыхаюсь настолько, что вмиг страшно становится. Повозившись под Сашей, отчаянно выгибаюсь дугой и, наконец, отталкиваю его.

Он хоть и смотрит на меня с какой-то тревогой, сразу же подается. Я толкаю дальше и дальше, пока ему не приходится сесть. Сама же откидываюсь на сено и, глядя в потолок, часто-часто моргаю. Глубокий вдох не сразу сделать удается. Но постепенно, когда я заставляю мозг переключиться, эта странная психологическая атака отступает.

Когда полностью в себя прихожу, обнаруживаю Сашку глядящим перед собой каким-то абсолютно расфокусированным взглядом. Переживаю, что обиделся на меня. Быстро сажусь, чтобы осторожно коснуться руки. Он сглатывает и совершает шумный вдох. Прежде чем повернуться ко мне, морщится и растирает пальцами глаза, будто они у него жгут.

А взглянув на меня, Георгиев вдруг начинает смеяться.

– Что? – с трудом выдыхаю я.

Никогда ничего особо не боялась. Но Саша вновь и вновь, даже после этого потрясающего момента полной и безграничной близости, вынуждает меня испытывать панику из-за того, как он сам это интерпретирует.

Но…

Вот Георгиев пожимает плечами и продолжает смеяться. Я с трудом дыхание перевожу, потому как понимаю, что это радость.

Он растерян и счастлив.

Боже, он счастлив! Это очевидно. Я не могу ошибаться. И от этого осознания я сама захлебываюсь такими сумасшедшими эмоциями, что не рассмеяться не могу.