Любимая мафиози

– Что прекратить? — спросил Фаусто, появляясь в дверях кухни.

Мой муж вошел в дом, выглядя сексуально, как черт, в сером костюме-тройке, который обтягивал его тело. Но мое внимание привлекла не одежда, сшитая на заказ, и не дорогие кожаные туфли. И даже не стильные серебряные часы, выглядывающие из-под манжета его рубашки. Мое внимание привлекла платиновая лента на его безымянном пальце левой руки. Он действительно был моим.

– О, bella (перев. с итал. красавица), — усмехнулся Джулио, потягивая эспрессо. – У тебя все так плохо.

Не закончив мучить Джулио, я сосредоточилась на Фаусто, который ставил свою чашку и блюдце в фарфоровую раковину. — Я как раз рассказывала твоему сыну о том, какой потрясающий секс у нас был прошлой ночью.

Джулио поперхнулся своим эспрессо и тут же направился в прихожую. – Bacha ma culo, matrigna (перев. с итал. иди в жопу, мачеха)!

Я закусила губу между зубами, чтобы не рассмеяться. — И тебе того же, figliastro!. — Да, я исследовала слово «пасынок» именно по этой причине.

Фаусто покачал головой, словно мы с Джулио были двумя несносными детьми, испытывающими его терпение. — Мне нужно с тобой поговорить, — сказал он мне, прислонившись к стойке и скрестив руки.

Мне не понравилось, как это прозвучало. — Да?

– У тебя сегодня днем прием у врача?

– Да. В два часа.

– Нужно устроить так, чтобы врач посетил тебя здесь.

Он не стал уточнять или объяснять, что заставило меня слегка вздрогнуть. — Почему?

– Потому что я так сказал, Франческа. Так будет безопаснее.

– Но...

– Нет никаких «но». Твоя безопасность и безопасность нашего ребенка - это моя ответственность. Доктор может прийти сюда.

– Фаусто, — огрызнулась я. – Это хорошо для будущих встреч, но я не могу отменить их в последнюю минуту. Я уже подтвердила, что буду там.

– Тогда позвони и скажи, что не будешь. — Я собралась спорить, но он поднял руку. – Я очень стараюсь не повышать голос и не терять терпения, но в замке тебе будет безопаснее.

– Я соглашаюсь, чтобы будущие приемы проходили здесь. Но у нас пока нет никакого оборудования. Как им проводить осмотр? К тому же, кто знает, когда она сможет меня втиснуть?

– Ты забыла свою фамилию? Она тебя проведет, не переживай.

Это было смешно. — Джулио может забрать меня сегодня, если ты занят.

– Это не имеет никакого отношения к тому, занят я или нет. Я не хочу, чтобы ты уезжала из поместья. Ни сейчас, ни когда-либо еще!

Его голос неуклонно повышался до рева, но я не сдавалась. — Ты сошел с ума? Я не могу быть здесь пленницей.

– Ты будешь, если я тебя об этом попрошу.

Разговор принял резкий оборот, который мне определенно не нравился.

– Мы идем на компромисс? Потому что сейчас мне так не кажется.

Он пристально вглядывался в мое лицо, ярко-синие глубины колыхались от эмоций. Я знала, что он исходит из любви, что он беспокоится обо мне и нашем малыше, но мне не нравилось начинать этот брак с диктатуры. Ему нужно было научиться работать со мной, уважать мои чувства. Признаваться и доверять мне. Я спросила: — Есть что-то, о чем ты мне не говоришь?

– Нет.

– Тогда я остаюсь на месте. Я поговорю с ней о том, чтобы перевезти их сюда на будущее и попрошу список оборудования, которое нужно купить, но я хочу убедиться, что с ребенком все в порядке.

Он выпрямился, его тело мгновенно напряглось. — Ты чувствовала какую-нибудь боль? Какой-нибудь дискомфорт?

– Ты имеешь в виду после того, как ты вытряс из меня все дерьмо прошлой ночью?

– Я серьезно, monella (перев. с итал. шалунья).

– Никакой сильной боли, никакого дискомфорта. Но у меня все тело ноет. Мы не совсем были, скажем так, нежными.

Он поморщился, как будто чувствовал себя виноватым. — Хорошо, я отвезу тебя. Мы успокоим твой разум по поводу ребенка.

Во мне разлилось тепло. Он учился.

Я подошла к тому месту, где он стоял, и обвила руками его шею, прижимаясь ближе. Он опустил руки на мои бедра. — Малыш, — прошептала я, вжимаясь в его шероховатую щеку. Он не побрился сегодня утром, и мне нравилось ощущать его щетину на своей коже. – Неужели мы только что впервые поссорились как супружеская пара?

Он зарылся лицом в мои волосы и вдохнул, когда его руки прошлись по моей спине. — Мне нравится, когда ты ласкова со мной. Мой маленький котенок.

– Тогда я обещаю быть очень милой с тобой позже, после приема у врача.

Он хмыкнул. — Я беспокоюсь, что с тобой что-то случится. И что что-то случится с ребенком.

– Ты можешь обеспечить нашу безопасность, paparino. Нет никого более компетентного, чем ты и твои люди.

Он наклонил голову и поцеловал меня за ухом, затем перешел на горло, его губы были мягкими и обожающими. — Ты будешь сводить меня с ума всю оставшуюся моей жизни, не так ли?

– Таков план, любимая.

Глава двадцать два

Енцо

Я понятия не имел, как долго я был заключен в подземелье Раваццани.

Дни? Недели? Время больше не имело никакого значения, пока я то погружался в сознание, то выходил из него.

Все мое тело кричало от боли. Я был почти уверен, что мое левое легкое было пробито, что могло случиться, если ребра были сломаны, как у меня. Я не мог поднять голову вверх и при этом не испытывать головокружения. Мое правое плечо было вывихнуто, как и левое колено. Каждый вдох был агонией.

Но я не сломался.

Каким-то образом я выдержал жестокость Фаусто. Я думал о своей жене и детях, о своей семье. Я думал о пляже в Неаполе, о своем доме, который я так любил. Я думал о своих любимых местах, о своих любимых блюдах - о чем угодно, что позволило бы мне вырваться из этого кошмара, хотя бы мысленно.

Я просто должен был держать язык за зубами и выжить.

У Фаусто все еще не было того, чего он хотел - доступа к моей империи. Я умру, прежде чем передам ее кому-либо. У меня ушли годы на создание схемы компьютерного мошенничества, и другие боссы высмеивали меня на этом пути.

Потом, когда я начал делать большие суммы евро, они все захотели поживиться за мой счет. Пошли они.

И к черту Фаусто. Он годами держал удушающий контроль над европейским рынком наркотиков, никогда не делясь с остальными. А если кто-то еще пытался заниматься контрабандой, он отвечал быстрым наказанием, как хулиган в начальной школе.

Так что я был умнее. Креативнее и прогрессивнее. Я один привел ндрангету в двадцать первый век. Возможно, наркотики лучше понимают люди старой школы, но я зарабатывал сотни миллиардов каждый год с помощью мошенничества. Фаусто Раваццани тоже никогда не попадет в руки.