Любимый ученик Мехмед

— Мой мальчик, ты не обязан, — начал, было, Андреас, но ученик опять перебил:

— Не обязан? Зачем ты говоришь эти пустые слова!? Разве я могу потерять тебя!? Я обязан подчиниться мулле! У меня нет иного выбора!

— Прости меня, мой мальчик. Я поступил неразумно, — Андреас склонил голову.

— Учитель, ты…, - Мехмед не сдержался, — ты дурак.

Грек не спорил, а принц, вздохнув, примирительно добавил:

— Учитель, я… огорчён. Но всё не так плохо. По крайней мере, теперь он не будет читать мне Коран по вечерам, и я смогу читать греческую книгу, которую ты мне дал.

Андреас почувствовал себя менее виноватым и поднял голову, а ученик, казалось, уже забыл досаду и думал только про хорошее — про чтение, которое не навязано и потому доставляет удовольствие:

— А Дафнис скоро женится на Хлое?

— Увы, только в самом конце книги, — ответил грек.

— Ничего, я быстро дочитаю, — улыбнулся принц. — Если пропускать описания, потому что я их всё равно плохо понимаю, то до свадьбы дойдёт быстро.

Улыбка показалась Андреасу не совсем искренней, поэтому он ещё раз произнёс:

— Мой мальчик, прости меня.

— Учитель, я тебя уже простил, — Мехмед улыбался искренне.

* * *

Очень скоро Андреас почувствовал, что три занятия в неделю вместо шести это мало. Он скучал по своему ученику, хоть и не расстался с ним. Казалось бы — всего три часа в неделю теперь проходят не так, как прежде, однако в итоге изменился весь распорядок жизни. Раньше Андреас старался встречаться с учеником только в классной комнате, потому что думал: «Мы видимся часто. Даже если чувство между двоими сильно, нужно отдыхать друг от друга». Теперь же он искал встреч.

Зная расписание принца, грек стал нарочно ходить в дворцовую библиотеку именно тогда, когда Мехмеду полагалось идти на уроки воинского дела — так у Андреаса появлялась возможность мельком увидеть ученика в коридоре. Возвращался из библиотеки грек тоже в определённый час, а ещё придумывал себе тысячу предлогов, чтобы покинуть свои покои и пройти мимо покоев принца.

Наступлению весны Андреас особенно обрадовался, но не потому, что стало больше солнечных дней, деревья зацвели, а трава стала ярко-зелёной. Грек знал, что в тёплую погоду принц, конечно, станет больше времени проводить в дворцовом саду, а там проще устроить случайную встречу, чем в дворцовых коридорах.

В прежние времена Андреас не появлялся в саду в пятницу, ведь принц, вернувшись из мечети и совершив трапезу, шёл в сад на прогулку и часто оставался там до вечера, а Андреас, полагая, что небольшая разлука полезна, не показывался ученику.

И вот теперь всё изменилось! Теперь в пятницу грек вскоре после полудня торопился выйти в сад, дожидался там Мехмеда и внимательно наблюдал за ним из-за кустов, чтобы подгадать время, когда муллы не будет рядом. Увы, главный наставник почти всё время кружил где-то поблизости.

Как же Андреас тосковал! Но это была сладкая грусть, ведь он видел, что принц, находясь в саду, постоянно оглядывается — будто ищет кого-то.

В один из таких пятничных весенних дней Мехмед сидел в беседке вместе с учителем математики, грузным арабом, и играл с ним в шахматы. Мулла, расположившись на ковре, расстеленном рядом на лужайке, читал какую-то толстую книгу, установленную на низкую деревянную подставку, а Андреас скрывался за кустами жасмина, усыпанного белыми цветками, и наблюдал.

Вдруг мулла поднялся, будто вспомнив о некоем деле, и ушёл вместе с прислужником. Книга, так же раскрытая, осталась лежать на подставке, и это означало, что человек, читавший её, скоро вернётся, но Андреас всё равно обрадовался возможности провести время с учеником, пусть даже четверть часа! Ах, до чего же понятной вдруг стала давняя затея принца, когда Мехмед, отправившись на верблюжьи бои, придумал облить муллу, чтобы тот ушёл к себе в шатёр переодеваться и дал своему подопечному хоть немного свободы.

— Учитель! — радостно воскликнул Мехмед, увидев Андреаса.

Игра в шахматы оказалась позабыта, что заметно раздосадовало араба-математика, но принц этого не видел. Он поспешил к Андреасу и, вспомнив, что обниматься нельзя, просто остановился рядом, весело улыбнулся, а затем заговорил по-гречески:

— Учитель, я уже приближаюсь к концу книги. А ты знаешь, про что я сейчас читаю? Про то, как Дафнис понравился юному Гнатону, и Гнатон решил заполучить Дафниса, но не ухаживаниями, а хитростью — сделав своим слугой, чтобы Дафнис зависел от него и покорился, если Гнатон пригласит на ложе. Ты знал, что в книге такое есть?

— Да, знал, — ответил Андреас.

— И всё равно дал мне это читать? И позволил, чтобы книга хранилась в моей комнате? — продолжал спрашивать Мехмед и уселся на каменную скамью, стоявшую в нескольких шагах от них.

Грек уселся рядом и спросил:

— Я поступил неправильно?

— Учитель, эту книгу всё равно никто здесь не может прочесть, кроме нас с тобой, — хихикнул Мехмед и добавил: — Когда ты уговаривал меня учить греческий, то забыл привести один важный довод, который бы меня сразу убедил.

— Да? — улыбнулся Андреас.

— Ты не сказал, что я, зная разные языки, смогу сам решать, кто поймёт мои слова. Вот мы с тобой говорим по-гречески, а он, — принц указал на учителя-араба, — нас не понимает. И мулла не понял бы, если б услышал.

Мехмед снова хихикнул, а затем снова оглянулся на араба и, наконец, заметил, что тот всё больше обижается — и на пренебрежение к шахматам, и на беседу, которая нарочно ведётся на непонятном языке, и на подозрительные смешки.

Принц сказал ему что-то, не понятное уже Андреасу, после чего математик сразу успокоился и с достоинством поклонился.

— Я сказал ему, что мы не над ним смеёмся, — по-гречески пояснил принц, снова повернувшись к учителю греческого. — Я сказал ему это по-арабски.

Андреас оказался приятно удивлён:

— Ты уже настолько хорошо знаешь арабский, чтобы использовать для беседы? Значит, дополнительные уроки по изучению Корана пошли на пользу?