Люблю. Целую. Твоя крыша

– Красиво, – сказал я, сообразив, что Марианна ждет моих слов.

Её, в отличие от отца, всегда волновало моё мнение.

У нас разница в возрасте пять лет и разные матери, но мы всегда были не разлей вода. И даже когда умер Тимур, она, чтобы почувствовать родственную поддержку, приходила ко мне, а не к отцу. Тот, кстати, неизменно злился, не понимая, почему так.

– И всё? – выгнула бровь сестра. – Где восхищение? Одобрение? Где обещание разработать рекламную компанию?

– Где контракт на сотрудничество? – парировал я.

– Ладно, умыл, – буркнула Марианна, сдув с лица каштановый локон. – Она сегодня должна была приехать в Киев. И привезти самые лучшие работы. Думаю, контракт не за горами. По телефону мне понравилось с ней говорить. Вита – очень энергичная девушка. И явно не боится трудностей.

– Вита? – сам не понимая почему, спросил я, всматриваясь в фотографию мастерицы.

Дьявол! Почему сайт ставит в таком формате? Ничего же не видно!

– Да, – вдруг хихикнула Марианна. – Виталина Футлярчик.

Я озадаченно моргнул и уставился на сестру.

– Как?

– Футлярчик, – довольно подтвердила она. – Вот такая фамилия.

– Да уж, – скептически прокомментировал я. – Не завидую.

– Не завидую я той девушке, которой ты дашь свою, – не смутилась сестра.

– А чем тебе не нравится моя фамилия? – возмутился я, но тут же умолк, ибо Аня и Лина деловито влезли мне на колени, посчитав, что дядя уже слишком долго сидит один.

Племяшки вообще считали, что это их законное место. И никому, кроме них, там находиться нельзя.

– Нравится, иначе почему я, по-твоему, её не меняла? – хмыкнула Марианна. – Но, а поиздеваться?

– Мама издевается очень хорошо, – важно сообщила Анька, поправляя бант своему медведю. – Качественно.

– Ведь очень важно всё делать качественно, да, дядя Руслан? – невинно спросила Лина, хлопая светло-карими глазами. – Даже издеваться?

– Очень, милая, – согласился я, поглаживая её по мягким волосам, и тут же подтвердил: – Даже издеваться.

 ***

Она всегда любила осень. И ветер, и влажный асфальт, и затянутое тучами небо. А ещё – запах. Тот самый, сладковато-прогорклый, когда листья тихо падают на землю, укутывая её рыже-коричневым покрывалом. И странное спокойствие-оцепенение, которое подходит со спины и обнимает прозрачными руками каждого из киевлян, бегущих по делам. И невольно замечаешь, что шаг замедляется, исчезают напряжённые складочки у губ, стирается неугомонность и беспокойство. Пусть всего на миг… Но всё же.

«Остановись, замедли шаг, – бархатно шепчет осень, проводя длинными пальцами с золотыми ногтями по плечу. – Везде не успеть. Так прочувствуй хотя бы то, что можешь сейчас. Скоро придет зима…»

И задует будто невзначай ледяной ветер, а лужи на мгновение покроются тонкой коркой льда. И чересчур свежий, не по-осеннему холодный воздух вдруг обожжёт горло и лёгкие.

Она жила в разных городах. Париж, Бонн, Роттердам, Санкт-Петербург. Последний вот – Киев. Было в нем что-то такое, что не давало переехать, просило остаться. То ли она чувствовала, что это её последнее место, то ли…

Раздался мелодичный звонок в дверь. Она медленно поднялась из кресла, старые ноги всё же не позволяли бегать резвой девчонкой, и направилась к двери. Он всегда приходил вовремя.

Немецкая педантичность и пунктуальность. И пусть на русском и украинском он давно уже говорил без акцента, всё равно чувствовалось, что он… чужой.

– Добрый день, госпожа, – произнес он приятным баритоном.

– Здравствуй, Дитмар. – Она чуть посторонилась, давая ему пройти. – Как добрался?

– Хорошо.

Как всегда немногословен. Но ей улыбается. И не только потому, что богатая клиентка. Хотя и это играет роль. А ещё… Дитмар Гешихте-Шварц как кот. Не будет благосклонен к тому, кто ему не нравится. Даже если платишь хорошие деньги.

Он высокий, выше неё на целую голову. Сухопарый, жилистый, из тех, кого скрутишь, но не сломаешь. Лицо словно высечено из камня умелым скульптором. Одновременно в нём есть что-то гротескное и уточённое. Словно создатель, решив сотворить столь невероятное существо, не определился, каким его хочет видеть. Очень светлые глаза, выцветшее серебро, которое никогда не чернеет. Чуть длинноватый нос, высокие скулы и тонкие губы. На щеке слабо заметный шрам – белесая кривая полоска.

Снежно-белые волосы зачесаны назад. Руки – в кожаных перчатках. Словно он боится где-то оставить отпечатки пальцев. И неизменный плоский портфель, в котором он носит важные документы. А ещё баснословно дорогая обувь. Она разбиралась в ценах на хорошие вещи, поэтому представляла брешь в бюджете, которую могли оставить эти туфли.

– Проходи в комнату, – сказала она. – Я сейчас.

Он кивнул. Опять без лишних слов. Слишком долго они ведут дела, чтобы распыляться на ненужные вопросы. Наверное, это лучший нотариус, с которым когда-либо приходилось пересекаться. И она была искренне благодарна за рекомендацию, которую ей дала почившая два года назад старая подруга. Вот уж точно – проверенный человек. Посмотри, как он следит за наследством других, и решай, стоит ли с ним связываться, чтобы поручить своё.

А гостя тем временем надо угощать. Даже если он пытается отказаться. Впрочем, Дитмар достаточно быстро понял, что сопротивляться опытной женщине – глупость. Особенно если она настроена тебя накормить. Или хотя бы угостить.

…Спустя некоторое время, обговорив все детали и допивая чудесный ароматный кофе, Дитмар аккуратно раскладывал документы на журнальном столике.

– Вы уверены, что всё хотите оставить ему? – спросил нотариус с совершенно непроницаемым лицом.

Так всегда. Маска, статуя. Не поймёшь, о чем думает и как что видит. И даже голос не дрогнет, выдавая истинные эмоции. Она сомневалась, что когда-то ему попадалось более масштабное дело. Но молчит, держит лицо. Замечательно.

– Уверена, – кивнула она. – Давно уже наблюдаю и анализирую. Считаю достойным.

Светло-серые глаза внимательно посмотрели на неё. Казалось, в кои-то веки Дитмар Гешихте-Шварц сомневается. И при этом не совсем знает, как эти сомнения высказать. Это забавляло. Она налила из кофейника третью или четвертую порцию гостю и тут же наполнила свою чашку.

– В чем-то могут быть сложности? – уточнила мягко.

Он откинулся на спинку стула, сплёл длинные пальцы. Перчаток так и не снял, по их черной коже скользнули блики от лампы, находившейся за её спиной. Она вдруг осознала, что никогда не видела его без перчаток. Мужчина с загадкой. Что там? Почему он всё время так прячет руки? При первой встрече она задалась этим вопросом, но потом махнула рукой. У каждого должна быть своя тайна. Человек без тайны – что разбитое стекло, всматриваться больше некуда.

– Ваша сестра, – сказал Дитмар и тут же уточнил: – Та самая, троюродная. По материнской линии. Вы же понимаете, что не успокоится?

Она взяла чашку и улыбнулась. Ничего доброго или мягкого в этой улыбке не было. Лезвие, прикрытое черным капроном.

– Пусть попробует, Дитмар, – сказала хрипло и немного не своим голосом. – Пусть только попробует.

Он некоторое время пристально смотрел, потом кивнул. Желание клиента – закон. Разборки с недовольной родней – задача малоприятная и порой очень нервная, но… Она прекрасно знала, что ей доверяют. И неудивительно, ведь за столько лет после трёх смертей своих супругов она не только не сломалась, но сохранила и даже сумела увеличить их состояние.