Люболь. Книги 1-4

– И цифру один – тоже не любит.

Родители подрастающего финансового гения уже прошлись по набережной, обнявшись и подставляя лица воздуху, пахнущему цветами и морем. Солнце время от времени протиралось «спонжиками» облаков и тогда сияло еще ярче.

Соня почти повисла на Клоде, так ей хотелось показать, что он – ее, а она – его. Хотя народу прогуливалось мало – не сезон. Но самые умные были уже на побережье. Им нравилась свежесть красок весны даже больше припыленной сладости лета. И пока толпы не было, все друг друга замечали и отмечали.

У Карла в ателье склонились над машинками три женщины. Все они были не турчанками, но и не русскими. Видимо, беженцы из тех стран, на которые распалась бывшая Югославия. Они лишь приподняли глаза, поглядев на дверь. А Карл расплылся в искренней улыбке. Значит, все идет пока по плану, сбоев нет.

С Соней он расцеловался в щеки, а Клоду протянул руку. Похоже, кутюрье распирали гордость и удовольствие.

– Камзол для Клода я уже почти закончил. Осталось вам выбрать пуговицы, которые мы пришьем. Впрочем, это не в чистом виде камзол, получился некий гибрид с фраком, только со складкой вместо раздвоенного длинного низа сзади. И – никаких позументов! – Карл был в восторге от вещи, над которой работал.

– Я рад. Все-таки я большую часть жизни провел в спортивных шортах и майке. С позументами меня бы никто не узнал. Все же там мы будем в роли самих себя.

– Во всех смыслах слова, – тонко подметила Софья.

– И ваше платье, мадам, готово полностью. – Карл распахнул шторку в примерочной, как занавес театра. И голубое словно бы подсвеченное платье засияло.

– Накидка в виде крыльев обнимающего Ангела – на подходе.

– Обнимающего голубя, – напомнила Соня.

– Уверен, у всех будут другие ассоциации, – Карл сделал куртуазное лицо. И удалился в глубину ателье за перегородкой. Вернулся с ворохом одежды, на которой все еще стояли метки и кое-где оставались булавки.

Соня взяла платье и накидку и ушла в примерочную переодеваться. Карл хотел отправиться за ней, но Клод опередил его, сказав: «Я помогу». Он не хотел, чтобы Карл видел на теле любимой следы его ревности и страсти.

Соня, впрочем, проскользнула внутрь волн шифона легко. Только и понадобилось Клоду подержать круг из складок лифа.

Сзади был бант, обозначающий линию под грудью, отделяющую присобранный в складки свободно ниспадающий шифон. Карл сделал так, чтобы платье можно было бы носить и когда живот и грудь беременной Сони увеличатся намного.

Супруги вышли в зал, где ахнули, глянув друг на друга.

– Теперь я абсолютно уверена, что тебя надо в кино снимать не каскадером, – с не наигранным придыханием вырвалось у Сони.

А Клод все еще потрясенно молчал и мотал головой, будто пытался прийти в себя.

– Это не просто платье – это дымка над озером, которая слегка скрывает твое тело, – наконец пробормотал он, – и, наконец, требовательным тоном сказал Карлу:

– Несите скорее ее накидку. В таком виде чужие мужчины Софи не должны видеть ни минуты!

– Но накидка еще не совсем готова, так что имейте в виду…

Клод перебил его:

– Все равно ее надо примерить, не так ли? – голос его уже был почти возмущенным.

Карл, пятясь и не отрывая глаз от Софьи, ушел в закрытую часть ателье и вернулся с накидкой из голубой с золотым отливом тафты, к которой еще были пришиты не все перья на запахе изнутри. «Голубь» выглядел немного общипанным. Но как только накидка, полностью открывающая зону отворота платья и впрямь похожая на обнимающие крылья Ангела, оказалась на плечах красавицы, она стала еще обворожительнее. И хотя наряд стал строже, но впечатления не притушил.

– Царевна Лебедь! – прокомментировала наряд Софья. – Только короны из алмазов не хватает.

– А сколько корона может стоить? У нас хватит? – Клод явно был готов отдать все за корону для любимой. Он тоже, как и Соня, был поклонником творчества художника Врубеля. Репродукции «Царевны Лебедь» и «Демона» даже висели у него над столом, за которым он занимался в прежнем доме родителей.

– С ума сошел! – от его намерения Соня даже подбоченилась. – У этой девушки (она ткнула пальцем в свое изображение в зеркале во всю стену) главные друзья – не бриллианты, а люди. И их нужно кормить, поить и одевать. И на стоимость короны – лет двадцать, не меньше. Так что обойдемся прической.

– Милая, у тебя такой необычный цвет волос, что его надо чем-то скрыть, – Клод пытался как-нибудь обосновать свое желание одарить жену тем, чего так жаждут остальные женщины.

– А я напудрю голову, как у маркизы! – Видно было, что идея эта возникла у Сони только что.

– И мушку над губой приклейте! – мечтательно посоветовал Карл, в глазах которого сложилась картинка, сошедшая с полотен художников 18-го века.

– Можно просто точку поставить над губой, а хотите, я вам сделаю бархатную мушку?

Клод сразу представил, как этот немолодой метросексуал приклеивает мушку над губой Софьи, и решил вернуть тему короны:

– Можно ведь сделать корону и из горного хрусталя. Я хочу царевну Лебедь!

– Не капризничай, милый, и маркизу ты захочешь тоже. Тем более что корона так шла брюнетке, а не русоволосой женщине.

– О кей. Но мушку я тебе нарисую сам.

– А я тебе нарисую усы! – свела Соня к шутке его опять вспыхнувшую беспочвенную ревность.

– Приталивать накидку сзади будем? – вернул всех к цели визита дотошный Карл. – Проденьте руки в прорези по бокам.

– Нет, пусть все будет так, как сейчас. Только подкладка и ворот обрастут страусиными перьями.

– Завтра забирайте заказ. Клоду еще не дошили черную рубашку с вырезом до середины груди и воланами по бокам выреза. Белая аналогичная уже готова. Будете мерить?

– Нет. Послезавтра мы уезжаем, дел – полно. – Клоду не терпелось покинуть это ателье, где Карл так и норовил прикоснуться то к руке, то к талии Софии как бы по делу.

– Завтра в три пополудни, – сухо скомандовал Карл, ожидавший комплиментов от супругов Тауб в свой адрес, а не только в адрес друг друга. И Соня поняла это.

– Жаль снимать этот наряд, но в ваших руках он станет еще лучше. И прославит ваше имя как кутюрье.

Карл оттаял и расплылся в искренней улыбке.

– Отличного вам дня, мои самые красивые клиенты!

Фредик носился по саду, убегая от своего обожаемого Михи. Он еще не умел замечать коряги, поэтому Михаил предусмотрительно ловил мальчишку каждый раз, как тот подбегал к не очень гладкому месту. Малыш брыкался и вырывался. Но всегда был опускаем на самое безопасное место.