Люболь. Книги 1-4

– Да ладно. И куплю какой-нибудь вам чайник. – Миша был смущен.

– Вот спасибо! – воскликнула Настя. А то миллионеры мы пока теоретические, а практически наскребли довольно мало! – призналась она.

– «Вот и славно – трам-пам-пам», – пропела Соня музыкальную фразу из фильма «Обыкновенное чудо», вытирая руки салфеткой. – Прошу всех к тазику с салатом и кастрюльке с сардельками. Она на плите. Доставайте, кому сколько.

Все жадно потянулись к еде.

– Готова ли ты к свадьбе, – тихо и многозначительно спросила Соня у Насти.

Та посмотрела ей в глаза спокойно и твердо сказала: «Да».

Это успокоило Соню, которая втайне опасалась, что эта девочка с мужской стрижкой и таким же характером не послушает ее совета. Она ведь не знала, что Настя все же потащилась к Джему не без задней мысли. И какое счастье, что разочаровал ее сразу запах изо рта.

Ангел Насти как раз рассказывал коллегам-Ангелам всех остальных за столом, что Архангел посоветовал внушить Насте сходить сегодня к Джему. И она успокоилась – страсть как рукой сняло.

– Вырвали «полынь»! – потирал он руки. Все остальные коллеги уставились на него непонимающе. Они ведь не слышали стихи Сони про чувства – семена растений. Только Ангел Софьи хмыкнул, поняв шутку.

Фредик на следующее утро закатил настоящую истерику, провожая родителей из дома. Он оставался с Михой вдвоем – всего на сутки. Сегодня днем Соня и Клод должны были быть свидетелями на свадьбе Влада и Анастасии в ЗАГСе. Потом – в церкви, небольшой, на окраине Москвы. О венчании договорилась там Лилия. И прямо оттуда все гости отправятся отметить в узком кругу – только родители, Таубы уедут на премьеру фильма с их участием и их песнями и музыкой. После премьеры – банкет в ресторане с киношниками и приглашенной прессой.

Таубам там придется дать три интервью – одно для телевидения, другое – для музыкального журнала, третье – для журнала о кино.

Ну и раздавать диски с их музыкой и автографами, конечно. На премьере это будут делать специально нанятые студенты. Словом, день будет более чем напряженный.

А обратно домой родители смогут примчаться только часов в девять утра послезавтра. Узнав, что мамы с папой не будет рядом так долго, Фредик оставил всякую дипломатию, хватал родителей за полы одежды и плакал слезами размером с горошину.

Соня вся извелась, отцепляя ручонки от короткого болоньевого пальто, сама чуть не плача. Не брать с собой малыша ее побудил страх за него. Фильм-то, на премьеру которого его пришлось бы тащить, взрослый «по самые помидоры». А оставлять сына с кем-то еще, кроме Миши, она вообще боялась: еще похитит какой-нибудь идиот. Словом, внутренний голос был против. А она взяла за правило к нему прислушиваться, как к шепоту Ангела.

Клод пытался Фредика урезонить, мол, мальчики не плачут. Но в ответ раздавался рев, становящийся все более басовитым.

– Фредик, ты хочешь, чтобы маме стало плохо? – тихо спросила его Соня, нежно слизывая слезы со щек.

– Нет, – оторопело ответил мальчик, все еще икая от рыданий.

– Тогда не плачь. Мне и так тяжело на сердце от разлуки. Солнце зайдет, а когда взойдет, я уже буду снова тут. Или я умру сейчас здесь от твоих рыданий.

– Что такое «умру»? – таких событий в его осмысленной жизни еще не было.

– Меня не будет больше никогда.

– Тогда лучше эта фигня с солнцем, – тяжело, как взрослый, вздохнул мальчик и обнял мать.

– Давай, уходи. И не умри.

Клод с Соней переглянулись с комком в горле. И молча выполнили приказ.

Миша усадил к себе на плечо успокоенного малыша, и оба они махали вслед джипу. Вел его Махмуд. Он же должен был пригнать машину обратно из Анталии.

– Представляешь, мы все даже двух месяцев вместе не живем. А в Турции и вообще недавно. А так прикипели друг к другу и к дому. Будто так всегда было и вечно будет.

– А с Жизель я все три года чувствовал себя чужим на перевалочной станции в антисанитарных условиях.

– А я вообще жила одна – читала книги, смотрела телевизор и играла роль любимой жены успешного адвоката в перерывах между изнасилованиями.

– Тебя вообще из дома не отпускали, – изумился Клод.

– Только с мужем или охраной, да и то редко. Никаких салонов и магазинов – вдруг кому-то расскажу о том, как живу с мужем-кастратом. Зато образование повысила, бесконечно читая журналы о науке, о психологии, романы разные. Детективы, в основном.

– А как же любовные романы?

– Мне всегда стыдно было в них за героинь. Или дуры, или – стервы. А мужчину любят всегда одного и того же – такого, как ты, «мачо», только в период неудачи.

– Ты после школы не получила никакого образования, – только сейчас осознал Клод, – но ты такая умная и эрудированная.

– Гены, – коротко вздохнула Соня, вспомнив мать – заведующую кафедрой английского языка – и отца-профессора.

Супруги впервые после свадьбы выкроили время побыть наедине и больше рассказать друг другу о своей прошлой жизни.

– Давай лучше вернемся к сравнению с животными. Это у нас было общим и до свадьбы. Я же тебе внушал, что я – леопард. Потом, что конь. Так кто я теперь, когда ты меня узнала получше?

Соня всерьез задумалась. Она и вправду верила, что если во внешности человека есть некое сходство с каким-то зверем, то и в характере это может проявиться. Она всерьез подумывала, что какая-то из предыдущих цивилизаций на земле пыталась скрещивать человека с животными, чтобы улучшить, например, выносливость, или силу, или гибкость, или зоркость.

Словом, потом результаты скрещивались, по ее мнению, с обычными людьми, все уменьшая привнесенные качества, но совсем они не исчезли.

И сейчас ее муж предложил ей решить, на кого же он похож из фауны.

Эта его высокая посадка головы на высокой и чуть растянутой к плечам шее, атлетическая мощь фигуры с широкой грудной клеткой, но при этом грациозность и легкость движений.

– Надеюсь, что ты все же конь, а не леопард. Хотя, когда у тебя недавно случился приступ ревности, на хищника ты был похож больше.