Любовь и ненависть

аппетитно заглотил. Но, поймав иронический взгляд Алексея

Макарыча, блаженно проговорил:

– Вкусна.

– Еще бы, чай, не каша, как говорил чеховский поп, -

сказал Алексей Макарыч.

– Ну да, ну да, попы они понимали толк, -

непосредственно заулыбавшись, заговорил Ларионов,

обнажив крепкие, с клинообразной щербинкой посредине зубы.

– Они любили выпить. Это как там? "Батюшка, вам что, водку

или коньяк?" - "И пиво!" Вот так батюшка.

И алые губы, резко обрамленные черной бородой и

усами, растянулись в улыбке, снова обнажив щербинку,

которая теперь мне показалась, как и сам смешок, неуместной.

Похоже было, что упомянутого Макарычем чеховского

рассказа, в котором дьячок ест черную икру ложкой, Ларионов

не читал. Василий попытался замять не очень деликатную

реплику отца и спросил фотографа:

– Послушай, Аристарх Иванович, что за даму ты

направил ко мне с запиской? Что ей от меня нужно?

– Ольгу Анатольевну? Или Татьяну Марковну ты имеешь

в виду?

– Да я уж не помню, ко мне одна приходила. Дородная

такая, довольно упитанная, с бесовской улыбочкой - глазки,

губки и все прочее. С полотна Рубенса сошла.

– А-а, это Ольга Анатольевна. Если Рубенса напомнила,

то она. Именно Рубенса. А то еще Татьяна Марковна придет.

– И тоже такая?
– тонкие брови Василия стремительно

вздернулись и опустились, он хмуро уставился на Ларионова,

но я видела, что глаза его прячут снисходительную улыбку.

Должно быть, он вообще снисходителен к своему новому другу

и многое прощает ему. А тот принимает это как должное и,

возможно, злоупотребляет дружеским расположением

Василия. Знаменитый столичный фотограф покорял своей

скромностью. Я вообще люблю скромных людей, а тем более,

если этой чертой характера обладают известные люди. Таким

мне виделся Аристарх Иванович. Даже предлагая нам

сфотографироваться - сюжет: встреча заполярных друзей, - он

засмущался. Сделал много кадров: мы все вчетвером, потом

втроем, без Алексея Макарыча, потом Василий с Андреем, я с

Андреем, я с Василием и наконец я одна. На вопрос Василия,

какая такая Татьяна Марковна, Аристарх Иванович ответил:

– Полная противоположность Ольге Анатольевне. Ну да,

ну да, совсем другого плана.

– Да я о том, зачем ты их ко мне посылаешь?

– Известно зачем - лечить. Зачем к доктору идут люди?
–

И, показав щербинку, Аристарх Иванович начал наполнять

рюмки, деловито, не спеша, точно это было самое главное, а

разговор о разных там Ольгах Анатольевных - так, между

прочим.

– Та, что приходила ко мне вчера, ни в каком лечении не

нуждается. Во всяком случае, бог избавил ее от трофической

язвы.
– Василий Алексеевич!
– Ларионов торжественно поднял

рюмку с коньяком и откашлялся. - Ты же доктор

универсальный. Ты корифей. Ты можешь омолаживать... Эти,

как они в медицине называются?.. Подскажите, пожалуйста,

забыл.

– Гланды, - озорно ввернул Алексей Макарыч.

– Да нет же, - не поняв шутки, отклонил Ларионов.

– Ткани, - подсказал Василий.

– Ну да, ну да, ткани, - подхватил Ларионов. Теперь он

уже не смущался, не опускал свои темные холодные глаза. Он

заметно захмелел, развязал язык. Держа перед собой

наполненную рюмку, он встал и заговорил опять вполголоса,

только теперь старался придать своим словам

торжественность: - Друзья! Человек, которого мне

посчастливилось спасти для науки, не просто врач. Это, я вам

скажу, ум... величина необыкновенная. Он прославил и еще

прославит нашу науку таким открытием...

– Аристарх Иванович, - дружески перебил его Василий, -

не мучайся ради бога сам и нас не мучай. Златоуст из тебя не

получится, и слава аллаху.

– Не получился. Верно, что верно то верно, - с

готовностью подтвердил Ларионов. - А сказать я хочу. За

своего друга я хочу сказать тост и ответить на твой вопрос о

тех дамах, которых я к тебе направлял. Это не какие-нибудь...

Это порядочные женщины, жены ответственных работников,

очень известных. Ольга Антоновна...

– Анатольевна, - поправил Алексей Макарыч.

– Ну да, ну да, Анатольевна. Жена мужа, который

главный над всеми телефонами Москвы. Вот вам телефон

нужен? - обратился он ко мне. Неуместный вопрос его

рассмешил всех, а Василий сказал:

– Аристарх Иванович, ты отклоняешься от темы, тебя

заносит в дебри меркантилизма.

– Ну хорошо, - согласился Ларионов, - меркантилизм,

абстракционизм, капитализм - не надо. Тамара Марковна -

дочь директора торговой базы. Они хотят обновить ткани.

Понимаете? А почему идут к тебе, Василий Алексеевич?

Потому что слава ходит о докторе Шустове. Потому что только

ты один можешь и больше никто. И нигде. Я слышал, как один

знаменитый академик при мне говорил, вот своими ушами

слышал, что Шустов все перевернет в медицине.

– Ради бога, Аристарх Иванович, не направляй больше

ко мне ни жен артистов, ни дочерей безответственных

работников, - умоляюще и, как я поняла, вполне искренне

попросил Василий. - Я лечу больных. И только больных

трофическими язвами. И для меня всегда было безразличным

социальное положение пациента.

– Пью за тебя, Василий Алексеевич, за твое здоровье, -

закончил Ларионов, должно быть, недовольный тем, что. ему

не дали договорить, выпил стоя, закусывать не стал. Снял

пиджак и галстук, расстегнул ворот сорочки, обнажив

волосатую грудь.

"Лучше б он не произносил своей длинной, сумбурной