Любовь и Ненависть

Его искренность вызывала у мадам д'Удето слезы. Он плакал вместе с ней. Что это было — любовь?

Наконец мадам восклицала:

— Ах, ни один мужчина на свете не умеет так любить, как вы! Кроме де Сен-Ламбера, — тихо, торопливо спохватывалась она.

— Да, кроме де Сен-Ламбера, — послушно повторял Руссо. И если у него когда-нибудь возникало желание убить де Сен-Ламбера, то сейчас был именно такой момент.

Для чего все скрывать?

Словно для того, чтобы доказать всем полную невинность своих отношений, они прохаживались иногда взад и вперед по террасе замка д'Эпинэ. Такие показательные прогулки длились иногда часами: пусть все посмотрят. И домашняя прислуга, и вообще вся деревня.

И, само собой, мадам д'Эпинэ, которая, казалось, старалась не попадаться им на глаза, хотя ее невидимое присутствие постоянно ощущалось. Она была там, за шторой, откуда наблюдала, как ее «медведь», ее «дикарь» прогуливается под ручку с ее свояченицей.

Но на Руссо это не действовало. Даже когда слухи об этом достигли Парижа и во всех фешенебельных салонах заговорили об увлечении аскета-философа Жан-Жака мадам д'Удето.

— Подумать только! Наш «маленький» Жан-Жак влюблен! Кто бы мог себе представить! Попробуйте догадаться — в кого? Никогда не угадаете!

К ним даже приезжали из Парижа, чтобы собственными глазами во всем убедиться. Среди них был и барон де Гольбах, атеист и философ, он тоже захотел посмотреть на этот спектакль. Гольбах остался на обед, чтобы побыть в компании мадам д'Эпинэ и Руссо, за едой он без умолку болтал, делал сотни замечаний, — одно забористее другого, и мадам то и дело хваталась за живот, чтобы не лопнуть со смеху. А Жан-Жак слушал его с глупой улыбкой — до него не доходили самые остроумные шутки веселого барона. Он не очень понимал, что происходило. Барон вышучивал любовь? Но что смешного в любви? Каким потрясающим чувством юмора наделены все вокруг! Вот только он, Жан-Жак…

Не правда ли, странно, что он, являясь мишенью всех этих забав, сам не принимал в них никакого участия? Он просто ничего не понимал. Его еще удивляло, почему у барона, такого веселого и остроумного, столь злые глаза. Руссо знал одно. Он на самом деле безумно влюблен, но люди не должны над этим глумиться. Он страстно влюблен в мадам д'Удето, а она страстно влюблена в другого. Оба без ума от любви, только объекты их наваждений не совпадают. Но если это так, то ведь не грех и поплакать, не так ли? Так должны поступать искренние, симпатизирующие Жан-Жаку люди. Те, что считают себя его друзьями.

Однажды Руссо потребовал от мадам д'Удето ответа:

— Вы смеетесь? Надо мной? Неужели я настолько смешон?

— Вы? Смешны? — смутилась она.

— Так ответьте мне, прошу вас, ответьте. Вы смеетесь надо мной? Признавайтесь!

— Но, мой дорогой Руссо, — отбивалась она, — почему я должна над вами смеяться?

— Не знаю. Я просто спрашиваю, смеетесь ли вы надо мной? Мне нужно знать!

— Но как можно смеяться над другом, который так дорог? — возражала мадам.

— Может, потому, что я… — Он не находил нужных слов. — Может, потому, что я… такой дряхлый…

— Дряхлый? Как вы можете такое говорить! Во-первых, вы совсем не дряхлый. А во-вторых, кто из-за этого посмел бы смеяться над вами? Неужели вы думаете, что я способна на такую глупость?

— Я хотел сказать, потому что я стар, — уточнил он.

— Но вам еще нет и пятидесяти, — возражала мадам д'Удето.

Вероятно, придется высказаться пояснее.

— Короче говоря, потому, что я не настаиваю на более красноречивом доказательстве вашей привязанности ко мне. Потому что я не настаиваю на решительном доказательстве.

— Разве я в чем-то вам отказываю? — изумилась она. Слезы навернулись у нее на глазах, голос ее стал таким милым, таким нежным, что он поверил: эта женщина способна принести ради него в жертву все на свете, даже де Сен-Ламбера. — Только попросите, — продолжала она, — и ваша просьба тут же будет удовлетворена.

— Но мне ничего от вас не нужно! — закричал он. — Ничего! Я готов умереть от охватившей меня бурной страсти! Я страдаю от этих насмешников. Но никогда не сделаю только одного. Я никогда не толкну вас на низость ради того, чтобы добавить себе самоуважения. — Произнося эти слова, он все же думал о том, что она дошла до такой низости с другим. — Запомните, — продолжал он, — если вы когда-нибудь позволите себе малейшую вольность по отношению ко мне, я немедленно поддамся, это неизбежно.

Но я буду ненавидеть себя за это. Я хочу возвратить вас де Сен-Ламберу в той чистоте, в которой вы пребывали и после его отъезда.

Ему хотелось знать, готова ли она дать ему то, что он пожелает. Ему не нужен был адюльтер, но его так и подмывало узнать, может ли он склонить ее к этому.

Теперь, увы, они стали скрытничать. Они прятались.

Да, делали то, чего он как раз и не хотел. Его к этому принудили жестокие светские насмешники.

Мадам не оказывала ему сопротивления. Ее нежное, мягкое тело отвечало всем его желаниям.

— Она никогда не отказывала мне в том, что могут дать самые близкие отношения, — вспоминал Руссо, — но не позволяла ничего, что могло нарушить ее супружескую верность.

Хотя опасное опьянение охватило их обоих, он все же умел держать себя в руках.

— Я могу, конечно, забыть о своем долге. Но о вашем — отказываюсь. Ах, если бы существовал такой способ, чтобы я мог грешить, а вы нет! Ибо я не забочусь о своей душе, я боюсь, чтобы вы не утратили свою собственную.

Он жил этим безумием, упивался им. И все же он ухитрялся не бросать работу. Он мечтал по-прежнему о новых книгах, продолжал писать свой роман и тщательно переписывал его, чтобы подарить потом ей.

Руссо делал все это почти бессознательно, словно в каком-то тумане. Его безумное увлечение мадам д'Удето пошло на убыль, он убедился, какой ущерб его слабому организму нанесла эта пагубная страсть, — он нажил двустороннюю паховую грыжу. Если прежде мочеиспускание было для него пыткой, то теперь каждый раз это было настоящей казнью. До конца жизни ему придется носит бандаж. «Опускание брюха, — напишет он в «Исповеди», — я унесу с собой в могилу. Или, скорее, оно унесет меня туда».

Тем не менее его постоянное возбуждение заставляло забывать обо всем. Он чувствовал безысходность, у него кругом шла голова, но в то же время он испытывал что-то чудесное, неповторимое. Такого ему не приходилось переживать никогда в жизни.

Может, в этом была повинна взрывная смесь вымученного целомудрия и естественного желания? Может, как раз в такой ситуации, которую он и сам не мог оценить до конца, все его эмоции достигают наивысшего накала? От чего же он все-таки получает наивысшее удовлетворение?

Жан-Жак обожал эту женщину, считал, что она создана для поклонения. Вокруг нее Руссо видел таинственное свечение, которое притягивало его, манило к себе. Этим магическим лучом был… Вольтер. Да, именно так — через мадам д'Удето Руссо намеревался отомстить Вольтеру. Но если бы в их отношения с мадам д’Удето никто не вмешивался! Если бы их оставили в покое!