Любовь и Ненависть

Власти все еще медлили с решением, направленным против Вольтера. Но им помог случай: в самом сердце Женевы муж пристрелил любовника жены.

Такой ужасный блуд в стенах пуританского города? Где это видано? Жители Женевы были до глубины души возмущены этим скандальным происшествием. В результате Великолепный совет Женевы постановил, что театральные представления Вольтера столь же дурны, как и обычные театральные постановки. Все театры, включая домашние, были запрещены на женевской земле.

Рассерженный Вольтер писал своему другу д'Аржену: «Эта маленькая Кальвинистская церковь, это мерзкое охвостье, главная добродетель которой заключается в суровом существовании и ростовщичестве, приняла решение, что если существуют в этом мире рогоносцы, то причина одна: во всем виноваты пьесы Вольтера. И теперь эти невежественные проповедники заставляют своих прихожан клясться, что они никогда не будут иметь ничего общего с театром. И за всем этим явно стоит проклятый Жан-Жак. Каждые две недели он направляет письмо кальвинистским священникам, чтобы как следует накачать их, заставить выступать против моих театров».

В течение какого-то времени Вольтеру приходилось давать представления в полупустом зале. Но вскоре боязнь горожан прошла, и Вольтер вновь мог хвалиться новыми успехами. В письме к своему приятелю д'Арженталю, жившему в Париже, он писал:

«Погоди! Дай мне отдышаться! Какой триумф! Мою новую комедию «Право сеньора» посмотрели три сотни гостей. И не только из Женевы. Из Турина, Дижона, Лиона и т. д. Из Парижа приехали только герцог де Виллар, герцог и герцогиня д'Анвиль и граф д'Аркур. Но, представь себе, к нам приехал и маршал де Ришелье! Да, этот завоеватель Порта Магона, самой неприступной крепости в Европе, расположенной рядом с Гибралтаром. Я предоставил в его распоряжение Турней, а других гостей разместил в своей женевской резиденции, в «Восторге». У нас не кончаются балы и пиры. Иногда вечерами, когда у меня бывает множество графов и герцогов, я восклицаю: «Нет, это не мой дом! Такого не может быть. Здесь собрались все пэры [221] Франции!»

221

Пэр (фр.) — В эпоху феодализма звание представителей высшей аристократии во Франции и Англии, имеющих право суда равных себе. Во Франции ликвидировано в 1789 г. (окончательно в 1848 г.), в Англии существует до сих пор.

И вот еще новость. Я только что написал новую пьесу «Олимпия», которую мы собираемся ставить…»

Стоит ли удивляться, что Жан-Жак 17 июня 1760 года почувствовал необходимость написать Вольтеру письмо, в котором выразил все свои чувства к нему следующим образом: «Я Вас ненавижу!» Несомненно, рыдания сотрясали его, когда он, отдаваясь жгучим эмоциям, обнажался перед врагом, выставляя напоказ тайные муки своего сердца.

«Да, я Вас ненавижу, потому что Вы этого хотите сами. Я ненавижу Вас, как тот, который хотел бы больше любить Вас, если бы Вы только захотели…»

Может ли человек яснее выразить свои чувства? Могло ли такое признание оставить равнодушным даже самое холодное сердце?

И все же оно не возымело действия. Сердце Вольтера не дрогнуло.

Поток горьких признаний продолжался: «Как могу я любить Вас, когда Вы навязали мне, Вашему преданному ученику, Вашему самому восторженному почитателю, такие невыносимые мучения? Когда Вы не жалеете сил своих, чтобы разрушить Женеву, несмотря на тот приют, который она Вам предоставила…»

И сердце Вольтера отреагировало. И не жалость была в нем, оно до краев наполнилось яростью.

— Несмотря на тот приют! — закричал он.

Женева предоставила ему приют? Разве графу Фернейскому нужен приют? Или лорду Турнейскому? Неужели Вольтеру, первому королевскому камер-юнкеру, необходимо пристанище? Ему, Вольтеру, который переписывается со всеми важными людьми в Европе: с Фридрихом Великим, мадам де Помпадур, маркграфом Байрёйтским, герцогом де Шуазелем и Бог весть еще с кем — и все они почитают за честь побывать у него в гостях.

Приют! Неужели этот Жан-Жак на мгновение вообразил себе, что он, Вольтер, такой же попрошайка, как Руссо, который ходит по кругу с шапкой, выпрашивая право быть освобожденным от платы за жилье? Никогда еще Вольтеру не приходилось читать такие наглые слова! Но это еще не все. Руссо продолжал в том же духе:

«Вместо благодарности в мой адрес за те восхваления, которыми я Вас осыпаю…»

Как будто ему, Вольтеру, нужны его восхваления… Уже полстолетия Вольтера осыпают ими со всех сторон. Так что пусть Руссо прибережет свои для себя.

«Судя по всему, Вы полны решимости оттеснить меня от моих соотечественников. Вы уже сделали так, чтобы я не смог показаться в Женеве. Таким образом, я вынужден жить и умереть среди чужаков и встретить свой смертный час лишенным всех утешений, которые полагаются умирающему человеку. И после этого моему телу также будет отказано в удобном погребении в земле и оно будет выброшено на свалку. А Вы тем временем будете по-прежнему наслаждаться оказываемыми Вам в этой стране почестями».

Довольно! Довольно! Как все это смешно! Какие глупые слова!

Вольтер отправил торопливую записку д'Аламберу: «Никогда еще я не получал столь наглого письма от Жан-Жака Руссо. Скажи мне правду, может, он на самом деле сошел с ума?»

А в записке в доктору Трончену Вольтер писал: «Нет ли у Вас какого снадобья от безумия? Мне кажется, Жан-Жаку следует проконсультироваться у Вас. Ему нужно попринимать теплые ванны и перейти на легкую пищу. Или, если он отдает предпочтение всему дикому, то пусть составит себе диету из сырого мяса и чаще окунается в ледяную воду».

Напишет ли он Руссо? Да нет, Вольтеру это и в голову не приходило. Что, на самом деле, сказать человеку, который публично выступил за отказ в погребении французским актрисам и заранее жалел себя, полагая, что он, протестант, живущий в католической Франции, может оказаться в таком же жестоком положении?

Больше всего Вольтер ненавидел в людях отсутствие логики. Поэтому вряд ли он дочитал это письмо до конца. Он не мог заставить себя это сделать. Письмо, в котором Руссо излагает свою фантастическую смесь любви и ненависти к нему: «Я ненавижу Вас, месье, но делаю это только потому, что Вам угодно на этом настаивать. Из всех щедрых эмоций, которыми когда-то переполнялось мое сердце, теперь там остаются только любовь, которую я буду вечно испытывать к Вашим сочинениям и восхищение…

Ваша вина в том, что я не могу оказать Вам честь за что-либо иное, кроме Ваших талантов. Можете, однако, не сомневаться, что у меня никогда не будет недостатка в их почитании и все мое поведение будет этому строго соответствовать.

Прощайте, месье».

Какие же чувства преобладали в его сердце? Любовь или ненависть? Теперь он был уверен только в одном: его мечте о том, что его когда-нибудь по-дружески обнимет Вольтер, сбыться не суждено…

Глава 27 ПОСТАВИТЬ СВОЮ ПОДПИСЬ? ПУСТЬ ЭТО ДЕЛАЮТ ЕПИСКОПЫ!

Какие начались бега у этих двух великих! С пером в руке Вольтер печатал один памфлет за другим, он вел кампанию под лозунгом: «Уничтожить монстра!» Вольтер писал своим ученикам в Париж: «Что такое! Неужели мы должны признать, что Иисус, этот неграмотный иудей, со своими невежественными спутниками смог завоевать весь мир своей новой религией, в то время как мы, самые образованные люди нашего времени, не можем распространить религию благоразумия и терпимости?»

Письма Вольтера, помеченные сокращениями «Уничт. монстр.», означали для его корреспондентов, что необходимо освободить мир от фанатиков.