Любовь и ненависть
Шрифт:
— Убит? — Я постаралась, чтобы надежда не звенела так откровенно в моем голосе;
— Неизвестно! — Торжествующе прозвучал ответ. — Смертельно ранен или убит. Все покрыто тайной! Ах, как же все это волнует!
— А что, что случилось?
— Да толком ничего не известно. То ли кто-то попытался сбежать, то ли кто-то сбежал…
— Пленные, ардорцы?
— Нет, нет, они на месте, не волнуйтесь вы так, маркиза, получите вы своего раба. — Неверно расценила баронесса мое волнение. — Кто-то более опасный. Какой-то маг. Уничтожил пол-тюрьмы. Столько невинных убил! Мерзость ардорская. Там до сих
— Горит? А как же пленные? Они не задохнутся в том ужасном помещении?
— Ох, эти. — Эмилия выглядела как человек, припоминающий нечто, представляющее общий интерес, но никак не первостепенную важность.
— Да какая разница! Ну сдохнут звери, хотя жаль, конечно, все-таки столько потенциальных рабов…
— Но там же женщины, дети…
Баронесса потрясенно уставилась на нее, полагая, что ослышалась.
— Антуенетточка! Вы что, это же звери! Какие женщины, дети!
Ну конечно же мы пошли посмотреть на разрушения, как могли мы пропустить такое зрелище!
Пожар был виден издалека. Ясное небо все было застлано дымом. С двух сторон поднимались и расходились черные, зловонные клубы дыма от пожара. На улице, около тюрьмы, не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в грязных мундирах и в разных направлениях проходили и пробегали солдаты.
Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из-за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики.
Что-то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из-под крыши. Еще страшно затрещало что-то в огне, и завалилось что-то огромное.
— Что это?
— Склады…
— Главное, чтобы пороховой склад не взлетел…
— Основные помещения в стороне…
— Горит новострой, деревянные пристройки…
— Говорят жив…
— Хорошо, ветра нет…
Даже здесь, в стороне, тяжело дышать, вся тюрьма скрыта в непроницаемой занавесе дыма, как там ардорцы?
— Миледи, что-то сбледнули вы шибко, все нориально?
Я, услышав обращение к себе, вынырнула из раздумий. Кивнула, и опять погрузилась в невесёлые мысли. Вернулась к услышаному, вскинула голову:
— А что такое пороховой склад? — Спрашиваю стоящего около меня мужчину:
— А вон те квадратные домики, если огонь до них доберется, то все взлетит на воздух.
— Вся, вся тюрьма?
Мужчина задумчиво посмотрел на постройки, подумал, оценил расстояние… — ну-у, может те дальние постройки, — указал на квадратное кирпичное сооурежие, — не разрушились бы полностью, но ущерб был бы точно, а все остальное было бы уничтожено…
— Я восторженно ахнула. Все вокруг, кроме тюрьмы с пленными ардорцами! Как интересно! Как заманчиво!
— А почему пороховой склад может рвануть?
Презрительный взгляд. Я глупо улыбаюсь, наивно хлопаю ресницами, вот такой я нежный, тепличный цветочек, таких очевидных истин не знаю…
— Из-за огня, миледи, только из-за огня…
Луна уже начала подниматься, когда я отправилась в путь. Вокруг не было ни души.
Мне было очень страшно. «И это хорошо, что вокруг пусто», — подумала я, пытаясь ободрить саму себя. Даже с этим большим кривобоким золотым светилом, выплывающим из звездной колыбели и одаривающим небо своим взятым взаймы светом, тропинка у меня под ногами оставалась неразличимой. Невидимыми были даже мои собственные ноги, утонувшие в абсолютной темноте ночной дорожки. Я иду к пороховому складу.На поясе у меня висел кинжал для защиты, хотя маловероятно, чтобы он мне понадобился. “Никаких режущих предметов в твоих руках!» — вспомнился мне приказ Рема, вздохнула, где он, как было бы здорово если бы он вдруг оказался тут рядом. Опять вздохнула. Я бы и желтоглазому сейчас обрадовалась бы…Очень.
Здания тюрьмы все еще слегка дымятся. И сквозь этот дым странно светит молодой, высоко стоящий серп месяца.
Я уже была достаточно близко, чтобы уловить обрывки смеха и разговоров, уносящиеся в холодную ночь вместе с дымом от костра.
Ноги мои стали ватными. Я замерла. Охранники! Какой же наивной дурой я была, если решила, что такое место не будет охраняться.
Присмотрелась к складу. Это было квадратное приземистое сооружение с навесными бойницами, сложенное из серого камня. Больше всего меня заинтересовали небольшие незастекленные окна, закрытые только толстыми решетками. Интересненько. А если поставить под ноги вон ту странную металическую штуковину, то я вполне дотянусь до окна. Остается только одна небольшая проблема — охрана. Подумаем, время еще есть.
Тихонько пятясь, ухожу. План постепенно складывается.
Зак
Как и раньше, я видел перед собой его лицо — подлец Томеррен, опять это здоровое, ухмыляющееся, подлое лицо; я видел его всего, здорового, сильного парня, сволочь, у которого никогда не было совести; и вдруг я почувствовал, как красноватый дым ярости застилает мне мозг и глаза, я кинулся на него и принялся его избивать. Всё, что накопилось во мне за эти года, я вбивал в это здоровое, мычащее лицо, пока меня не оттащили…
Больно, как же больно везде… Опять пытки… Скулю…Ковыряет ножом в плече…больно…
— Ты останешься со мной! — приказал мне голос, меня трясет в судороге. — Слышишь меня? Слышишь меня? Слышишь меня? — эхо стучит в висках. — Ты останешься со мной! — Рев, поджимаю уши, больно…
… Из темноты выбежала женщина, это она, креландка. В развевающемся плаще, истошно крича, она выскочила из темноты и бросилась ко мне…
— Прошу тебя! — кричала она. — Помоги! Не отдавай меня им!
— Дыши! — Попробовал приоткрыть глаза.
Круги пылающего света плыли вверх и вниз, взбегали на стены, качались из стороны в сторону. На миг появилось лицо женщины, склонившееся надо мной, где-то я ее уже видел, мелькнули темные волосы и темный раскрытый рот — потом все словно подхватил черный ветер, а голоса вокруг звучали громче, громче, мне что-то кричит Николас, он превратился в Томеррена; потом донесся вой, он бешено и нестерпимо нарастал, как будто гигантский креландский снаряд несся прямо на меня. В бедре дернуло страшной болью. Все покачнулось. Световые круги опрокинулись и погасли. Я уже не плыл; чудовищный треск как будто все взломал и подбросил вверх. Мое тело подскочило…