Любовь и пепел

— Никто, — тихо ответила я. — Точно не мы.

Глава 48

Был ясный, погожий день — день парящих фрегатов [17] , плоских ватных облаков и томного, бездонного солнца. «Пилар», раскачиваясь на легком ветру, стояла на привязи в одной из наших любимых маленьких бухточек. Мы с Эрнестом остались на палубе, а мальчики взяли лодку и отправились на риф ловить рыбу с Бамби, который только вчера прибыл на остров. Он провел часть каникул с Хэдли и Полом в Майами, поэтому был уже достаточно загорелым, с взъерошенными светлыми волосами, точеными плечами и лицом, которое было настолько прекрасным, что напоминало об Ахилле или Аполлоне — лучших красавцах Олимпа.

17

Морские птицы, которые почти всю свою жизнь проводят в полете. — Примеч. ред.

Ему уже исполнилось шестнадцать, и он был безгранично предан своим братьям. Они плавали вдоль подветренной стороны рифа, плотно прижав к лицу маски для подводного плавания. Их легкие, деревянные гарпуны покачивались на медленных волнах. Стояла очень хорошая погода. Мальчики двигали своими длинными ногами и босыми ступнями.

Всем троим было невероятно комфортно в воде, но вокруг, прямо за маленькой полоской рифа, был безбрежный океан, таящий многочисленные опасности.

Я прикрыла солнцезащитные очки рукой, чтобы лучше видеть мальчиков.

— Думаешь, с ними все в порядке?

— Конечно, — ответил Эрнест. — Они с Бамби и знают, что нужно держаться вместе.

— Они, похоже, даже не боятся.

— Мышонок точно нет, вода — его стихия. Но Гиги знает об опасностях, которые могут поджидать по ту сторону рифа, и боится их. Ему не хотелось бы, чтобы его братья узнали об этом: с ними ему очень хочется казаться храбрее, чем он есть на самом деле.

Эрнест сходил вниз и вернулся с двумя высокими стаканами рома с кокосовой водой, колотым льдом и ломтиками лайма. Напиток был прохладным и очень вкусным, а лайм пощипывал язык, но я все равно не могла перестать переживать за мальчиков.

— Как ты думаешь, там их правда может поджидать какая-нибудь неведомая тварь?

— Вполне возможно. Прилив начался.

— По крайней мере, вода чистая. — Я стояла и смотрела на мальчиков, держа стакан в руке. Лодка раскачивалась подо мной. Я могла видеть форму рифа и то, как прилив кипит вокруг темных зубцов кораллов. Патрик поймал большого протоптера, Бамби остановился, чтобы помочь ему снять рыбу с наконечника гарпуна. Они оба смеялись, закидывая добычу в лодку, но теперь в воде должна была остаться кровь. Я повернулась к Эрнесту и предложила: — Возможно, нам лучше быть рядом с ними?

Он с любопытством взглянул на меня.

— Наверное, это хорошо, что ты так беспокоишься о них.

— Думаешь? Очень трудно заботиться о других. В итоге ты постоянно беспокоишься и чувствуешь себя беспомощным, мечтая, чтобы они жили вечно. А это все равно невозможно.

— Это и есть любовь для тебя. — Эрнест щурился от солнца, поднимая лебедкой якорь. Взобравшись на мостик, он завел маленький двигатель и увел судно вперед так, что мы едва не коснулись носом шлюпки, а левым бортом «Пилар» — рифа, и все же сумели остановиться не слишком близко к нему. Все это время я не сводила глаз с мальчиков, думая, что Эрнест, скорее всего, прав: по своей природе любовь всегда связана с риском. Но это совсем не значит, что все будет просто.

— Так лучше? — спросил он, когда, опустив якорь, снова подошел ко мне.

— Отсюда все видно. Спасибо.

Эрнест обнял меня, положив подбородок на мое плечо.

— Да, мамочка. Теперь все видно.

Мальчики без устали проплавали весь день и наловили много рыбы, которую мы приготовили сразу же, как вернулись в Финку. Рабирубия, протоптеры, бериксы — все, что наловили, они почистили сами, даже Гиги помогал потрошить и разделывал рыбу с точностью хирурга. Мы съели ее с беконом, луком и ломтиками испанского сыра, который Эрнест всегда держал в холодильнике. Рене приготовил прекрасный салат из помидоров и яблочный пирог, посыпанный сахаром и украшенный ложкой мягкого домашнего мороженого. Это был настоящий пир, достойное завершение нашего дня. Потом мы долго сидели за столом, освещенным свечами, как будто это было Рождество, а мальчики рассказывали мне свои любимые истории.

Патрик и Гиги больше всего любили рассказывать о летних каникулах в Вайоминге и о «Л-Бар-Т». Мальчики хвалились, как однажды увидели черного медведя, который напугал всех лошадей. У Эрнеста была самая пугливая лошадь, поэтому она отшвырнула его к ограде, о которую он сильно порезал лоб. Они поделились множеством историй, большая часть которых была о шрамах, падениях и царапинах, полученных вместе или по отдельности. Гиги говорил громче всех, выдавая множество деталей, как прирожденный рассказчик. Я чувствовала, что для него было важно говорить о каникулах, проведенных с семьей. Многие из них он проводил со своей няней в Ки-Уэсте, в доме на Уайтхед-стрит, или с ее семьей в Сиракузах в Нью-Йорке, пока не стал достаточно взрослым, чтобы отправиться в дорогу одному.

И все были безгранично рады, что Гиги стал ближе к семье. Он с блеском в глазах все говорил и говорил, пока Эрнест не взял инициативу в свои руки и не рассказал истории о Париже, где жил, когда Бамби был еще младенцем. Он вспоминал квартиру над лесопилкой, постоянное пронзительное жужжании пилы, резкий запах древесной пыли в воздухе и Бамби в коляске в Люксембургском саду в холодные осенние дни, греющего руки о голубей, которых Эрнест сбивал рогаткой. И живо описал, каково это сидеть в таких кафе, как «У Липпа» и «Клозери де Лила», и потягивать кофе с молоком, беседуя со своими замечательными друзьями.

— Ты был хорошим парижским ребенком, настоящее сокровище, — сказал Эрнест. — Все тебя безумно любили. Ты был такой красивый, пухленький и воспитанный.

— Расскажи Марти про Ф. Пусса, — настаивал Гиги, и Бамби был вынужден описать большого плюшевого перса, который охранял его колыбельку, когда он был младенцем, никого не подпуская к ней.

— Он отлично присматривал за Бамби, — рассказал Эрнест. — Лучше, чем наша femmedemenage [18] .

18

Горничная (фр.). — Примеч. пер.

— Не может быть! — удивилась я. — Вы же не оставляли ребенка с котом?

— Мы и не оставляли, но кот сворачивался калачиком у ног Джона и защищал его от сквозняков, когда тот кашлял. Этот кот мог напасть на кого угодно, не сомневайся. Он знал свое дело.

— Теперь я знаю всё.

— Он был моим лучшим другом, — сказал Бам. — Мы должны завести здесь кошку. Как думаете?' Или, может быть, привезти из Ки-Уэста. У тебя же всегда были кошки, папа, и так странно, что тут нет ни одной.

— Я зарекся заводить кошек снова. — Глаза Эрнеста блестели, голос звучал весело. — Они слишком много едят.

— Я тебе не верю, — засомневался Гиги. — Ты позволял им есть с твоих рук дома прямо за столом. — Он повернулся ко мне, его лицо оживилось в свете свечей. — Папа называет их «сгустком любви». Ты ведь любишь кошек? — спросил он меня, и я уловила мольбу в его голосе.

Я уже сказала, что не люблю рыбалку. Возможно, он думал, что это мой последний шанс влиться в банду и стать одной из них.