Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Любовь и пепел
Шрифт:

— Я так тебя люблю, — сказала я.

Глава 51

На книгу «По ком звонит колокол» начали выходить рецензии, которые изобиловали не столько восторгом, сколько пароксизмом восторга. Даже самые стойкие критики не могли отрицать силу книги и значимость работы Эрнеста. «Атлантика» называла роман «редким и прекрасным», полным «силы и жестокости». В «Нью-Йорк таймс» говорилось, что это «самая полная, правдивая и глубокая» вещь, написанная Хемингуэем. «Сатердей ревью» сочла книгу «одним из лучших и богатейших романов последнего десятилетия». Но заметка, которая осчастливила Эрнеста и цитировалась всю осень, оказалась от Эдмунда Уилсона. В течение многих лет он был крайне разочарован

творчеством Эрнеста и самим Эрнестом, но в этот раз он трубил повсюду, что «творец Хемингуэй снова с нами; и это похоже на возвращение старого доброго друга».

Поскольку я могла видеть все происходящее изнутри, невозможно было не заметить, как успех этого романа излечил все остальные издательские разочарования. Боль отпала, как железная чешуя, — и не потому, что все полюбили книгу, хотя и это было чудесно, а потому, что Эрнест сам излечил свои болезни. Почти десять лет его обвиняли в том, что он ведет себя как мачо, пишет прозу, которая «сродни накладным волосам на груди», как язвительно писал Макс Истмен, обругав Хемингуэя на всю Америку. Но Эрнест знал, что в нем есть что-то еще, и он отправился в Испанию, чтобы найти это, чтобы получить доступ к простейшему опыту, который, как он знал, вернет его к жизни писателя. И это сработало блестяще. Он написал идеальную книгу, которая поможет преодолеть дальнейшие сомнения критиков в его способностях и успокоить демонов в собственной голове.

Радовало и то, что книгу просто сметали с полок.

— Как ледяной дайкири в аду, — сказал Эрнест о цифрах продаж, присланных Максом Перкинсом.

— Так и бывает, когда боги на нашей стороне. Теперь можешь отдохнуть.

— Отдых — это ерунда. Пришло время повеселиться.

Мы приехали в Сан-Валли в разгар сезона. Рекламная кампания, похоже, сработала, потому что в гостинице было полно светских львиц и знаменитостей. Все вокруг выглядело как декорация к фильму, и вполне могло ею быть. Никто не говорил ни о Гитлере, ни о последних катастрофах, о которых сообщало радио, — вообще ни о чем, кроме фильмов, которые они только что посмотрели, или только что сняли, или хотели снять. Мне казалось, что все это невероятно поверхностно и недальновидно, но так как Голливуд с увлечением занялся экранизацией книги Эрнеста, это было единственное, о чем он мог думать. Поэтому я решила держать свое мнение при себе.

Дороти Паркер надеялась написать сценарий.

— Только через мой труп, — сказал он, когда она фтошла подальше.

— Она пишет очень остроумно, — заметила я.

— Это как раз противоположно тому, что представляет ценность для любого.

— Да, — согласилась я, про себя подумав, что Сан-Валли — неподходящее место, чтобы даже упоминать о ценностях.

В один из дней приехал Гэри Купер со своей очень красивой и ухоженной женой Рокки. Все считали его фаворитом на роль Роберта Джордана, но роль Марии все еще была не занята.

— Что насчет Ингрид Бергман? — предложил Купер за выпивкой.

Когда он наклонился к своему переполненному бокалу мартини, я заметила, насколько идеально, не сковывая движения, сидит на нем пиджак. Эрнест носил одну и ту же рубашку целыми днями, и я почти забыла, как хорошо мужчина может выглядеть в правильной одежде. Купер выглядел бы еще лучше, если бы умел вести себя тише, но они с Эрнестом только начали свои обсуждения.

— А может, Марти? — спросил Эрнест. — Она настоящая Мария.

— Я же не умею играть!

— Ты была бы великолепна и сыграла бы ее честно, просто и правдиво.

Рокки скользнула по мне взглядом. На ней была сетчатая шляпка и блестящая соболиная накидка, на губах — темно-красная помада. А затем спросила:

— Хм. Кто еще? Гарбо идеально бы подошла.

— С этими ее накладными ресницами? Не подходит. — Эрнест двумя быстрыми движениями руки подозвал официанта.

Наши бокалы были еще наполовину полны, но теперь, когда Эрнест не писал, он вел себя именно так. Отпала необходимость

следить за временем, и похмелье на следующий день было неважно, ведь можно просто проспать весь день.

— Тогда надо без ресниц, — спокойно сказал Купер.

Признаться, все шло гладко, но разговор тянулся бесконечно, скучный, пустой и искусственный, и я перестала слушать.

— Неужели фильм так важен? — спросила я у Эрнеста позже. — Книга сама по себе уже прекрасна.

— Деньги не помешают, — ответил он. — Ты же знаешь. Паулина будет требовать алименты, пока я не умру. И налоги вдруг стали такими, что, похоже, придется затянуть пояс.

— Хорошо. Я просто думаю, что писатели, которые потакают Голливуду, становятся мягкими и бесхребетными. Слишком сытыми. Пожалуйста, скажи мне, что тебя не засосет во все это. Я этого не вынесу.

— Не думаю, что могу такое пообещать, особенно после того, что случилось со Скоттом.

Он имел в виду Фицджеральда. Все знали, что, как только тот заключил контракт с «МГМ» [20] , он почти ничего не написал и превратился в печального, бесхребетного и сильно пьющего человека, изо всех сил старающегося угодить всем и совершенно позабывшего о том, что двигало его работой и что действительно имело значение. Трудно было представить себе что-то более трагичное.

20

«Metro-Goldwyn-Mayer» («Метро-Голдвин-Майер») — известная американская кинокомпания. — Примеч. ред.

Но даже если Эрнест втайне и вспоминал о Скотте, считая его судьбу предостережением, в компании он первый оказывался с бокалом в руке, говорил громче и убедительнее остальных и не терял запал даже в предрассветные часы, в то время как я едва могла держать голову. Когда весь мир погружался в хаос, бесконечные сплетни, виски с содовой и льдом, изысканное меню казались мне абсолютно бессмысленными, как спор о том, сколько ангелов может уместиться на булавочной головке.

Как только Гитлер завоевал Францию, он перевел взгляд на другой берег Ла-Манша и послал свои бомбардировщики на Лондон. Позже эту операцию назовут «Большой блиц». Весь сентябрь и октябрь, ночь за ночью, неделя за неделей продолжались налеты, опустошавшие город. Мы же в это время играли в теннис, рыбачили и жаловались на надвигающийся дождь. В это было просто невозможно поверить.

Я пыталась работать над историями, которые привезла с собой, но было очень тяжело сосредоточиться. Я не могла сконцентрироваться из-за всего происходящего вокруг и чувствовала, что становлюсь слишком резкой. Но Эрнест не замечал мои страхи и тревоги. Он считал, что заслужил отдых. Можем мы просто позволить себе этот отпуск?

Наконец мальчики приехали спасать положение. Когда дождь прекратился, мы отправились на долгую прогулку вдоль реки Сэлмон, взяв лошадей на двадцать третьей миле пути. Яркие краски осени вспыхивали и кровоточили, а воздух становился свежим, как яблоко. Я никогда не любила ходить в походы, но с мальчиками мне начало это нравиться гораздо больше. Я даже привыкла спать на земле. Гиги научил нас сложной карточной игре, в которую мы играли по вечерам у костра, а Патрик читал отрывки из «Зова предков» с таким чувством и чуткостью, что у меня комок подступал к горлу.

Бамби был тише обычного и немного печален. Ему вот-вот должно было исполниться семнадцать, и он перешел в старшие классы средней школы, но все еще не знал, что ему интересно и что может его увлечь, кроме рыбалки и случайных ролей в школьных спектаклях.

— Не думай, что тебе обязательно идти в колледж, — сказал ему Эрнест. — По крайней мере, не сразу. Ты ведь можешь немного поработать? Дать себе время, чтобы определиться?

— Конечно, — согласился Бам. — Тогда у меня будет гораздо больше времени, чтобы ловить лосося.

Поделиться с друзьями: