Любовь к жизни

– Должно быть, вам расхотелось жить…- начал сурово он.

– Наоборот, моя жизнь только начинается. Вот я и хочу прожить её так, чтобы было что вспомнить на смертном одре.

– Это произойдёт очень ско…

– Вовсе нет.

– ДАЙ МНЕ ДОГОВОРИТЬ!- рявкнул Станнис так, что Ширен задрожала и закрыла голову руками, а Джуди инстинктивно отшатнулся. Рейлине же всего лишь перестал улыбаться,- Ты пришёл в мой замок без приглашения, хамишь мне, угрожаешь, перебиваешь…

– Я делаю то, что обычно делаете вы,- тихо, но очень чётко произнёс Рейн.

И тут Джуди понял, что он задумал.

Король решил говорить со Станнисом так, как это делал сам Баратеон. Только довёл это до гротеска.

========== К вопросу о человеческой природе. ==========

– Сир Джуди, долго они там ещё будут орать?- спросила полушёпотом Ширен.

– Не могу сказать!- тем же полушёпотом ответил Джуди, поглядывая в шёлку,- Но вроде бы уже начали выдыхаться.

Они с Ширен сидели в надёжном укрытии за дверью уже больше получаса, и всё это время Станнис и Рейлине общались наедине. Мелисандра, вовремя почувствовав начало конца, пулей вылетела за дверь, за ней последовали все остальные. Их нетрудно было понять: разговор королей включал ругательства, оскорбления и даже рукоприкладство. Но Рейлине продолжал придерживаться выбранной стратегии и даже несколько перестарался: обвинил Станниса в ханжестве, лицемерии, привёл доказательства вины Станниса в смерти Ренли и Крессена, назвал «бессердечной ледышкой, неспособной править живыми людьми и не желающей даже понять их».

Впрочем, Станнис так же перешёл на оскорбления. Рейлине узнал, что он лжец, глупец, распутен как последняя портовая девка, слабак и неженка. И, вдобавок, страдает истерией.

Но если Рейлине мог продолжать перепалку бесконечно, то терпение Джуди Уоквэлла подошло к концу. Он смело ворвался в зал, схватил Станниса и Рейлине за шкирки и отвесил каждому по хорошей, смачной оплеухе, чтобы искры из глаз посыпались

– Вот что, склочные бабы, вы здесь рассусоливать до вечера можете, но сначала договоритесь уже о сотрудничестве или войне, что ли, а то сил уже нет слушать ваши вопли. Ваше величество, можете меня казнить хоть сейчас, только перестаньте вы уже с этим гадом переругиваться! И вы, лорд Баратеон, что вы нашего Рейна оскорбляете? Он-то хоть постарался объяснить, с чего он вас ледышкой и ханжой считает, а вы с чего его в слабости упрекнули? Он, чтоб вы знали, дракона завалил с одного удара. А вы даже дочери письма короткого за эти месяцы не прислали. Стыдно, лорд Баратеон, а ещё себя королём считаете. Да хороший король не оставил бы свою единственную дочь в стане врага! Король не убил бы исподтишка своего родного брата, притом младшего. Ладно, жена у вас некрасивая, сам видел, так что вам мешало взять другую, а не мучаться с этой двенадцать лет?

Молчите, вы уж наорались, теперь я с вами поговорю, мне на себя плевать. Вы, ваше величество, тоже дров наломали изрядно. Знали же, что язык ваш – враг ваш, и всё равно решили говорить сами. Да ещё и скандалить первым начали, как торговка базарная, славься Многоликий! Станнис вам не Теон, он красоты не чувствует и не понимает, ибо сердца человеческого лишён и глазами слеп, не видит красивой жрицы и доброго контрабандиста!

На Станниса было жалко смотреть. Он слушал тираду молча, тихо скрипя от злости. Но чем дальше Джуди говорил, тем яснее что-то в глубине холодного, мёртвого сердца проявлялось, подтверждало слова наглеца из Уоквэллов.

Всегда было так: и до осады Штормового Предела, и после, и никогда Станнис не любил кого-то больше должного (даже родителей), и не видел радости ни в еде, ни в супружеском долге, ни даже в долге государственном, ничто его не трогало. Он не любил Ширен ни до, ни после серой хвори. Про Селису и говорить нечего – сына она ему не дала, дочь и до болезни не была симпатичным ребёнком, так что «любить» (если это слово применимо к Станнису) её было не за что.

– Так как король из вас такой же, как из меня септон, предлагаю по-хорошему поддержать Рейлине. Будете лордом всего Штормового Предела, женитесь ещё раз или Ширен замуж пристроите (тут тон Джуди на миг смягчился), и ничего с вами плохого не будет. Жили же вы как-то без трона восемнадцать лет, проживёте ещё столько же. А наше величество Боги послали, у него для этого всё есть. Но ему нужен человек, умеющий вести войну. Меня мало, вы нам очень пригодитесь. Хотите отыграться за Черноводную?

– Было бы кстати,- признал наконец Станнис.

– Тогда пожмите с Рейлине руки, договор сейчас за пять минут составим.

Некоторое время Станнис молчал. Джуди и Рейлине терпеливо ждали, когда же он хоть что-то скажет. Он смотрел на Мелисандру, выглядывающую из-за двери, и неожиданно увидел нечто странное, притягательное в пышной фигуре и сердцевидном лице. Он никогда раньше не видел этого, просто не хотел и мог видеть. Он посмотрел на Рейлине, и ему показались приятными изящные, благородные черты белоснежного лица, обрамлённого серебристыми волосами. Станнис в ужасе отшатнулся. Он испугался увиденного.

Чугун превратился в ковкую сталь.

– Что происходит? Меня околдовали?

– Что есть красота? Особенность ли это людей…или же хотим мы увидеть в соединении желаемого и действительного милые глазу и сердцу черты?- перефразировал Рейлине свой давнишний вопрос, занимавший его по дороге в Королевскую Гавань,- Должно быть, нечто среднее. Это деталь человеческая, которую видят желающие увидеть и не видят лишённые сердца…знаешь, Джуди, я не буду тебя казнить. Пожалуй, даже прибавлю тебе жалование. Есть в тебе что-то…

– Вы меня только в фавориты не берите,- пошутил Джуди, и рассмеялись все…кроме Станниса, но чувство юмора вместе с сердцем не пришло. Да этого и не нужно было: он подписал договор, пожал руку Рейлине и ушёл в полном расстройстве чувств. Ему предстояло разобраться в себе и своих новых, неожиданно появившихся чувствах.

Но Джуди это уже не волновало.

Теон, должно быть, проклял тот час, когда предложил Долишу написать небольшое эссе на вольную тему. В том-то и дело, что просил он о небольшом сочинении в фут, максимум в два. А Долиш на исходе второго дня притащил свиток в ярд и три дюйма, да ещё и мелким почерком!

Правда, надо признать, почерк у него выровнялся быстро. Уже на втором футе почерк из беспорядочного приобрёл определённость: ровный, ни одной кляксы, небольшой наклон вправо, без точек над буквами «i» и «j», последнее слово предложения заканчивается небольшой завитушкой. Но…Теон ожидал чего-то простого, бесхитростного, вроде «Пяти способов полировки лат» или, раз уж Долиш незаурядного ума, «Моей биографии». А не подробное описание, как по диалектизмам и форме бороды отличить рыцаря из Штормовых Земель от рыцаря из Простора, какую одежду предпочитает межевой рыцарь из Хайгардена или сколько кислолиста во рту держат рыцари из сёл, из деревень и из больших городов.

– Слушай, это…это ты сам писал?

– Конечно,- немного обиделся такому недоверию Долиш,- Просто я много странствовал с сиром Крейном Чёрным, и когда мне становилось совсем тяжело, я изучал его собутыльников.

– Нет, я не про содержание…хотя и про него тоже, но это не суть. Ты впервые взял в руки перо, а текст складный и понятный.

– Я просто писал, нужные слова сами всплывали у меня в голове.

Теон всё ещё недоверчиво смотрел на Долиша, но юноша искренне огорчился и очень обиделся, что ему не верят. Так что пришлось похвалить за усердие и талант, посоветовать больше практиковаться, а рукопись отдать на прочтение северным лордам – пусть почитают на досуге.

Теперь Долиш был горд собой: надо же, у него обнаружились способности к писательству, о которых он семнадцать лет и не подозревал. Воодушевлённый, он подложил рукопись на стол Лианны Мормонт и пошёл в септу – помолиться Неведомому. Он этого заслужил: меньше чем за месяц сделал из Долиша успешного и довольного жизнью телохранителя, теперь ещё и писателя. Он заслуживал благодарности, поэтому Долиш забежал в наскоро устроенную близ крепости септу (лики божеств в ней были намалёваны углём по углам), поставил свечу богу смерти и прочитал молитву, придуманную на месте.