Любовь кончается в полночь
Шрифт:
– Вам, конечно, тяжело на одну зарплату? «Детские» деньги сейчас ведь просто смешные, я знаю.
– Ну, не совсем на одну. Мои родители нам помогают. Мы, конечно, не шикуем, но и не бедствуем.
– А родители мужа?
– Они в деревне живут. Чем они могут помочь, сами с огорода кормятся. Ну, так, подбрасывают иногда внуку масла топленого, яичек деревенских. Я с сынишкой у них два месяца этим летом жила, недавно вернулась в город.
– Ваш муж иногда брал у своих друзей денег взаймы?
– Брал, но мы уже почти расплатились. Хотели ремонт сделать, трубы
– И сколько вы остались должны друзьям мужа?
– Ой, я точно не знаю. Иван сказал, чтобы я об этом не беспокоилась, он почти все отдал. Вы лучше у него спросите.
– Хорошо, спрошу. Вашим родителям вы тоже деньги вернули?
– Нет, в прошлом году, когда у меня день рождения был, мама сказала, что они с отцом дарят мне десять тысяч, ну, как бы половину долга мне простили. И в этом году они так же сделали, так что им мы ничего не должны.
– Да, это хорошо, когда родители помогают!
Юля посмотрела на часы:
– Ой, мне ведь домой пора! Я обещала маме к половине первого вернуться. Илюшку ведь покормить надо, а мама одна с ним не справляется, он не ест, если меня рядом нет. Так что извините…
Она встала из-за стола, подошла к мужу, тихо сказала ему что-то на ухо, потом всем – «до свидания» и потихоньку выскользнула из зала. Перед этим в дверях она столкнулась с вошедшим Федором, и они сказали друг другу пару фраз. Федор подошел к своим родственникам. Они все принялись расспрашивать его, очевидно, о произошедшем на кладбище безобразии.
Так, мне осталось еще пошептаться с Людмилой, женой Романа, точнее, сожительницей. Я поглядывала на нее исподтишка. Она сидела почти напротив меня. Очень грустное лицо, темно-русые волосы, серые глаза. На ней была синяя майка с коротким рукавом, на шее – серебряная цепочка. Людмила выпила уже три рюмки водки. Так, похоже, поговорить не получится. А может, наоборот: человек, выпив, становится более раскрепощенным. Тогда сейчас – самое время. Нам принесли компот и сладкий пирог, порезанный небольшими кусками. Все принялись за десерт. Я ждала момента, когда Людмила закончит трапезу. Наконец она поставила пустой стакан на стол и отодвинула свой стул. Я встала и подошла к ней:
– Людмила, нам с вами нужно поговорить.
Она удивленно посмотрела на меня:
– О чем?
– Не беспокойтесь, я задам вам всего пару вопросов.
– А отчего мне беспокоиться? Задавайте! Только я ничего не знаю. На даче я не была, даже не знаю, где она, эта дача. Что там мужчины наши делали – я понятия не имею.
– Давайте выйдем, покурим, – предложила я. Мне почему-то сразу показалось, что она курит.
– Давайте.
Мы вышли на улицу и встали на крыльце кафе.
– Вы очень грустная, Людмила, – сказала я, – переживаете из-за смерти Виктора?
– Еще чего! Я его практически не знала. Нет, чисто по-человечески, конечно, жалко мужика. До чего доводит любовь к
грибам! А я их тоже люблю. Но теперь, наверное, не смогу их есть: боюсь. Нет, я не из-за него… У меня своя семейная трагедия, на чужое горе, извините, слез не хватает.Она была немного пьяна, но лишь немного.
– А что у вас случилось?
– Это касается только моей семьи, к смерти Виктора это не имеет ни малейшего отношения. Извините. – Людмила затянулась.
– Ну, хорошо… Виктор бывал в вашем доме? Я имею в виду, у вас с Романом.
– Нет никакого «нашего дома»! Есть МОЙ дом. Роман живет у меня. Своей квартиры у него нет. Виктор к нам никогда не приходил. Впрочем, я к нему – тоже. Встречались на общих праздниках, днях рождения, у Родиона в гостях. Вы про Виктора меня можете не спрашивать, я ничего не знаю.
– Где вы работаете, если не секрет?
– В медицинском научном центре.
– Людмила, вы ведь, кажется, тоже медик, но не врач?
– Я лаборант. Работаю в лаборатории. Ничего интересного, делаем анализы больных. Врачи над ними опыты проводят, дают им то один препарат, то другой, а мы берем кровь и… извините, мочу и смотрим, сколько часов больному осталось жить. Шучу, конечно, но суть примерно такая.
– Наверное, и зарплата у вас небольшая…
– Скажу – засмеете меня.
– Ну, пока у вас детей нет…
– Откуда вы взяли, что нет? У меня сестра умерла три года назад, я оформила опекунство над племянницей.
– Вот как!
– Да, вот так… Кстати, вчера было ровно три года сестре, потому я сегодня и грустная… Тяжело – два дня подряд поминки… Я вот на Юлю смотрю – и мне завидно: сынишка у нее, муж хороший, заботливый. И Ирине тоже повезло, нашла богатого, хорошо живет, хоть и без детей… Из них я одна – с чужим ребенком, и муж – гражданский.
В глазах Людмилы читалась неподдельная грусть. Казалось, она вот-вот расплачется.
– Подождите, но ведь Родион говорил, что вы собираетесь расписаться?
Она горько усмехнулась:
– Роман уже четвертый год собирается со мной расписаться! Нет, раньше он действительно этого хотел, а с тех пор, как я опекунство над племянницей оформила, он что-то все тянет и тянет… Я вообще подозреваю, что, если бы не моя квартира…
– Зачем вы так думаете? Может, Роман вас действительно любит?
– Может быть… все может быть… муж может развестись с женой, любовник может разлюбить… – Людмила посмотрела на меня и махнула рукой: – А! Пропади оно… Пойдем, выпьем еще по одной…
Мы опять вошли в кафе. За это короткое время там произошли изменения: некоторые поминающие уже не сидели на своих местах, а ходили по залу, подсаживались к кому-то, выпивали, кучка родственников стояла посреди зала и о чем-то шепталась, похоже, они обсуждали надругательство над могилой. Людмила подошла к столу, налила себе рюмку водки, выпила. Я заметила, что Роман смотрит на нее как-то напряженно. Родион встал, за ним поднялись его друзья. Они все подошли к Федору. Поговорив с ним пару минут, попрощались за руку, кивнули Зинаиде и ушли. У стола мы остались втроем: я, Людмила и Ирина.