Любовь кончается в полночь
Шрифт:
Зазвонил телефон. Я сняла трубку и услышала голос Родиона:
– Татьяна, извините за поздний звонок… Я только сейчас вспомнил… Может, это важно. У Виктора была сберкнижка, и на ней лежали деньги. Я, правда, не знаю, сколько там. Он копил, собирался поменять квартиру с доплатой. Вполне возможно, что там было много денег. У Виктора ведь была хорошая зарплата.
– Спасибо, Родион.
– Вам это пригодится?
– Конечно.
– Ну, вот, собственно, и все… Спокойной ночи!
– До свидания.
Так, еще одна ниточка. А что нам это дало? То, что подозревать теперь можно брата Виктора, Федора, так как
На следующее утро я решила позвонить моему старому другу, лейтенанту милиции Андрею Мельникову. Я набрала его номер и скоро услышала такой знакомый голос:
– Мельников слушает.
– Алло, Андрюша? Это я, Танюша.
– О, Татьяна, давненько тебя не слышал! Как поживаешь?
– Твоими молитвами. А ты-то как?
– Лучше не спрашивай. Крутимся, дел много, денег мало.
– Понятно. Не зря же говорят: чтобы мало получать, надо много учиться. Андрюш, а у меня к тебе дело…
– Да я и не сомневался, что просто так ты не позвонишь! Нет бы поговорить со старым другом, посочувствовать… Ну, ладно, говори, какое дело?
– Ничего особенного. Мне только надо узнать, сколько денег лежит на книжке гражданина Чайникова Виктора Васильевича, и еще – было ли у него завещание.
– Расследуешь новое дело?
– Расследую.
– Сложное?
– И да, и нет. Отравление грибами.
– Серьезно? А отравление грибами теперь нужно расследовать?
– Понимаешь, Андрюш, грибы ели двое, один умер, второй жив-здоров, даже не пропоносил. Подозрительно?
– О! Еще как! И что там вырисовывается?
– Пока ничего, разрабатываю близких друзей и родственников умершего.
– Понятно. Ну, ладно. Узнаю все – позвоню. Давай!..
– Счастливо!
Я положила трубку. Так, хорошо, что Мельников быстро согласился помочь мне, не пришлось долго его уламывать. А пока он добывает для меня сведения, съезжу-ка я на дачу еще раз, поговорю с соседями. Может, кто-то что-то и видел. Я приняла душ, оделась и спустилась во двор. Моя боевая подруга стояла, готовая в любую минуту рвануть с места. Я села в машину и поехала на дачу Виктора.
Я поставила свою «девятку» в тени, около забора, чтобы она не мешала проезжать другим машинам. Напротив тоже была дача, примерно такая же, как у Виктора: деревянная, двухэтажная. Только забор поновее, а дом выкрашен в желто-голубые цвета. На калитке висела железная болванка и крышка от старой кастрюли. Я взялась за болванку и постучала ею о крышку. Раздался неприятный звук. Я подождала некоторое время и постучала еще раз.
– Иду, иду!
Я посмотрела в щель между досок. К калитке от дома быстрым шагом шла пожилая женщина. Вскоре калитка распахнулась, и женщина посмотрела на меня снизу вверх:
– Вы нашли мою собачку?
– Нет. Я по другому вопросу.
– А вы кто?
– Меня зовут Татьяна, я – частный детектив. Можно поговорить с вами?
– Поговорить? О чем?
– Вы знаете о том, что ваш сосед Виктор Чайников умер?
– Да, конечно, мы все просто в шоке! Надо же, в свой день рождения!
– Вот об этом я и хотела поговорить. К вам можно?
– А, да! Заходите.
Я прошла в калитку, женщина закрыла ее на крючок,
и мы пошли к дому. Хозяйка была невысокой худощавой женщиной лет шестидесяти, в летнем сарафане и старых шлепках. На голове у нее красовалась шляпа с широкими полями.– Вас как зовут? – спросила я.
– Нина Михайловна, – сказала женщина.
– Вы здесь живете?
– Да. Я на пенсии, что мне в городе делать? В моей квартире живут сын со своей женой и внук. Так я, чтоб им не мешать… сюда садитесь, в тенек… чтоб им, значит, не мешать, здесь живу, а они ко мне на выходные приезжают.
Мы сели на скамейке около крыльца, в тени большой старой груши.
– Припомните, пожалуйста, второго августа вы были на даче?
– Конечно, а где мне еще быть! И я, и сноха моя, и сын, и внук. Мы все здесь были, мои только вечером уехали, часов в семь, как жара начала спадать. Им ведь в понедельник на работу, а внуку в садик.
– Значит, ваши уехали, а вы остались?
– Осталась, мне ведь не нужно на работу ходить. Я рано встаю, часов в пять утра. Поливаю все до наступления жары, а часов в десять, как солнце припечет, в дом ухожу, телевизор смотрю на веранде да огурцы-помидоры кручу на зиму…
– Понятно. Нина Михайловна, расскажите, пожалуйста, что в тот день было на даче Виктора?
– А что такое? Все было, как обычно, когда к Виктору гости наезжают. Правда, это случается редко. А в тот день он именины отмечал с друзьями. Они все так шумят! Но я с ним не ругаюсь, мы с соседями в хороших отношениях. Я же понимаю: люди молодые, им хочется погулять… Вот и в тот день, часу в двенадцатом, я на своей веранде огурцы консервировала. Смотрю в окно: машина приехала, иномарка. Из нее трое мужчин вылезают, к Виктору в калитку заходят, кричат…
– Что они кричали?
– Да я так понимаю, поздравляли они его. Кричали: «Чайник, готовь уши, драть будем!» А он: «Тише, дурни, оторвете…» А один говорит: «Сам оторву, сам и пришью, еще лучше будет!»
– Вы так хорошо слышите?
– Так они очень громко шумели. У меня окна на веранде открыты, все слышно. А потом музыка заиграла… Они долго куролесили. Только за полночь угомонились… Такие веселые молодые люди!
– Ясно… Кто-нибудь еще, кроме этих мужчин, к вашему соседу приезжал?
– Да, женщина одна. Но это уже после двенадцати. Только она недолго у него пробыла. Молодая женщина, симпатичная, черненькая. Она, похоже, на автобусе приехала. С той стороны шла, от остановки.
– Вы ее так хорошо рассмотрели?
– Так я же с внуком к колонке ходила, за водой. Мы обедать собрались, смотрю – воды мало. Мы с внуком и пошли. И ее увидели.
– Еще кто-нибудь приезжал в тот день?
– Да вроде никого не было больше…
– Точно, никого? Нина Михайловна, мне надо знать, вспомните, пожалуйста!
Хозяйка наморщила лоб. В это время кто-то постучал в калитку. Нина Михайловна пошла открывать. Она распахнула калитку, и перед нашими глазами появился некий субъект бомжеватого вида, неопределенного возраста. Он был небрит, нечесан и баню в этом году, похоже, еще не посещал. Его не совсем свежие шорты и майка были явно не из его собственного гардероба, так как не подходили ему по размеру. На его кривых волосатых ногах красовались домашние тапочки, вернее, то, что когда-то так называлось. Бомжеватый шмыгнул носом. Нина Михайловна отпрянула: