Любовь кончается в полночь
Шрифт:
Так, что у нас здесь интересного? Вся комната была заставлена стеллажами. На одних лежали медицинские карточки, на других – какие-то журналы. Ну, они меня не интересуют, а вот в карточках покопаться придется. Я отобрала те, на которых была пометка «Врач Чайников В.В.». Просматривала их, читала диагнозы, время поступления и выписки больных, результаты лечения… Через час примерно я почувствовала, что устала. У врачей жуткий почерк, но у Чайникова, к моему великому удивлению, он был более или менее разборчивым. Я присела на стул, стоявший тут же, наверное, для того, чтобы было удобнее доставать карточки с верхних полок. Да, сидя работать легче. Итак, продолжаем… Больная Сазонова…. бесплодие… это не то… Больная Муромцева… осложнение после операции… не то… Больная Максимова… Господи! Бедные мы, женщины! Сколько болезней, которые создала природа или кто-то там еще, чтобы наша жизнь не казалась нам медом! Так, еще больная… непроходимость маточных труб… не нужно…
Передо мной
Так, теперь – в гардероб. Эта дверь тоже поддалась довольно легко. И через минуту я осматривала одежду, висевшую на вешалках в полиэтиленовых мешках. На одной бирке я увидела надпись: «Петрова Ольга Викторовна. Поступила двенадцатого августа». Я сняла мешок с вешалки, переоделась и повесила больничный халат вместо моего наряда. Белые тапочки поставила под вешалкой. Так, теперь наверх, в палату. Там у меня остались сумка и пакет. Я на цыпочках вышла из гардеробной.
В коридоре было темно, горел только дежурный свет. Везде было тихо, вся клиника спала. Я посмотрела на часы: ого! Уже глубокая ночь. В моей палате было темно, я включила настенный ночник, нашла свои вещи и направилась к выходу. В это время в коридоре послышались шаги. Я остановилась у двери и замерла. Кто-то прошел по коридору, шаги затихли. Выждав для верности еще пару минут, я осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Никого. Тихо. Полумрак… Было слышно, как где-то по улице, недалеко от клиники проехала машина. Снова все стихло. Я на цыпочках пошла по коридору, прислушиваясь к каждому звуку. Спустилась на первый этаж. Еще один коридор, он ведет в фойе. За стойкой регистратора никого не было. Красивые часы, висевшие на стене, показывали четверть третьего. Полумрак, тишина. Свет сюда проникал только из коридора, да и то дежурный, тусклый. Я подошла к выходу. Дернула дверь за ручку. Закрыто. Ну, еще бы! Кому придет в голову отправиться в клинику в третьем часу ночи? Я положила сумку и пакет на пол и достала отмычку. Да, этот замок оказался посложнее. Похоже, мне придется с ним повозиться. Я орудовала отмычкой, как заправский медвежатник, но дверь не поддавалась. Подняв на минуту голову, чтобы немного перевести дух, я с ужасом увидела, что за дверью в тамбуре стоит охранник и, уперев руки в бока, смотрит на меня через стекло. Вот так номер! Я попалась!
В фойе вспыхнул свет. Охранник приоткрыл дверь со своей стороны. Я подхватила сумки и побежала по коридору к лестнице. Я успела прыгнуть на ту, что вела вниз, и, перепрыгивая разом через три ступеньки, сбежала в цокольный этаж. Прислушалась. Шаги охранника удалялись куда-то наверх. Он решил, что я рванула на второй этаж. Через секунду я бегом вернулась на первый, пробежала по коридору до фойе, выбежала через открытую дверь в тамбур и увидела, что охранник оставил ключи в двери. Должно быть, он был слишком самоуверенным, считал, что быстро догонит и схватит меня. Я повернула ключ в замке, заперев таким образом первую дверь, подбежала ко второй (дверь в комнату охраны была открыта, я увидела, что там больше никого нет, значит, охранник в больнице один). Я подбирала ключи, пытаясь открыть ее… один ключ не подходит, второй… третий, нет! Какой дурак додумался надеть на связку целый десяток ключей?! Но четвертый ключ повернулся в замке. В это время я увидела через стекло, как охранник подбежал ко внутренней двери, которую я успела закрыть. Он дернул за ручку, ударил по стеклу кулаком, но это ничего ему не дало. Я открыла наружную дверь, выскочила на улицу и помахала охраннику рукой:
– Пока! Тренируйся в беге, а то мышцы накачал, а ноги – нет!
Я уселась в свою машину, припаркованную возле клиники, и поехала к себе домой, по дороге одной рукой расправляя всклокоченные волосы и стирая носовым платком веснушки на щеках и носу.
И хорошо, что я это сделала! На одном из перекрестков меня остановил сотрудник ДПС. Он представился и попросил мои права.
– А что случилось, – спросила я, удивленно хлопая ресницами, – я что-то нарушила?
– Нет, просто подозрительно, что вы едете так поздно.
– Задержалась в гостях, – сказала я невинным голосом.
– Надеюсь, вечеринка была без излишеств? – спросил он, наклоняясь ко мне как можно ближе и пытаясь уловить запах спиртного.
– Конечно, – сказала я, пытаясь дышать прямо ему в лицо, чтобы он понял, что я трезва, как младенец.
– Хм!
А это ваши права? Вы здесь на себя не похожи…– Разве вы не видите, я волосы покрасила, – сказала я, кокетливо поправляя прическу и улыбаясь ему как можно обаятельнее. Он с минуту рассматривал меня. Еще раз «просканировал» мои права и козырнул мне:
– Все в порядке, – он вернул мне права, и я поехала своей дорогой. Дома я разделась, приняла душ и рухнула в постель. Было уже три часа ночи.
9
Утром я доставила себе удовольствие поспать до одиннадцати. Проснувшись, некоторое время потягивалась, лежа в постели и вспоминая вчерашние события. Потом встала, сделала небольшую разминку, умылась, окончательно смыв с лица веснушки, которые мне так не шли. И отправилась в кухню, наслаждаться утренним кофе. Я положила перед собой карточку больной, которую стащила вчера из клиники. Потягивая кофе и покуривая сигаретку, я листала эту карточку, пытаясь понять, почему так внезапно умерла эта женщина. Вот она поступила тридцать первого июля с жалобами на боль внизу живота. Чайников поставил ей диагноз – внематочная беременность, положил ее в стационар, но операцию почему-то делать не стал, а прописал ей антибиотики… так, еще какое-то лечение назначил… а первого августа ночью женщина умерла! Смерть – внезапная. И это произошло три года тому назад… Стоп! А что это у нас с числом? Ну-ка, ну-ка… Я достала лупу и попыталась рассмотреть в нее дату, когда Яловенко обратилась в клинику. Тридцать первое? Нет, здесь явно что-то подтирали… Бумага размахрилась. При беглом прочтении, конечно, это незаметно, но если присмотреться… Так, так, это уже кое-что! Это называется фальсификацией. А зачем кому-то исправлять то, что уже было написано? Только затем, чтобы что-то скрыть. Допустим, больная Яловенко поступила не тридцать первого, а раньше – позже-то уже некуда, последний день месяца. Так, значит, она поступила раньше, а умерла первого августа. О чем это говорит? О том, что доктор Чайников хотел скрыть дату поступления больной. Значит, имелась причина ее скрыть. Значит, Чайников что-то напортачил с этой Яловенко. И почему он сразу не сделал ей операцию? Игорь говорил, что с таким диагнозом оперируют в срочном порядке. А эту женщину Чайников оперировать не стал. Так, и что же мне делать с этой карточкой? Отдать ее моему другу Андрею Мельникову на экспертизу? Похоже, придется именно так и сделать. И еще: надо попросить его узнать об этой женщине все, что можно. Я подошла к телефону и набрала рабочий номер Андрея:
– Андрюша? Привет, это я, Татьяна.
– Здравствуй, радость, давненько я тебя не слышал. Как твое «ничего»?
– У меня все нормально, продолжаю расследование смерти доктора.
– Это того, кто грибочков поел? Еще не закончила?
– Нет, но дело идет к завершению. И в связи с этим у меня к тебе просьба…
– Да кто бы сомневался! Ты просто так не звонишь, все норовишь попросить чего-нибудь.
– Андрюш, так ведь я не за так! Готова возместить материально ваши моральные усилия. С меня – коньяк!
– А споить меня не боишься, мать?
– Мужчины, сильные духом, не спиваются.
– Спасибо за комплимент. Ну, давай, что там у тебя?
– Андрюш, смотри: жила-была некая гражданка, Яловенко Галина Аркадьевна, восьмидесятого года рождения. Три года тому назад она легла в клинику того самого доктора, о котором я у тебя просила сведения всякие… Ну, сколько денег у него лежит на сберкнижке, помнишь?
– А, да, было, было. И что?
– Тридцать первого июля она в клинику легла, а первого августа умерла. В ее карточке имеются исправления, следы от подтирок… и вообще там что-то нечисто. Мне надо знать про эту даму как можно больше, ну, ты понимаешь: ее девичья фамилия, кто ее муж, есть ли дети… все, что можно. И хорошо бы, если бы ее карточку посмотрел эксперт. Эти подтирки мне очень не нравятся! Такое ощущение, что и легла она не в тот день, и при ее поступлении диагноз был другой… Вот такой расклад.
– Значит, Тань, ты была права, считая, что этот Айболит отравился не самостоятельно?
– Андрюша! Айболит был ветеринаром! А наш доктор лечил самую прекрасную часть человечества.
– Кстати, как его фамилия, я забыл? Кастрюлькин, кажется? Или нет, но что-то похожее.
– Чайников.
– А, ну да…Так это он нахимичил с карточкой?
– Похоже, что так.
– Ладно, Тань, привози эту карточку, я покажу ее кое-кому. Есть у меня один мастер по этой части.
– Андрюш, так, может, мне и ему коньяк поставить?
– Он еще званием не вышел, чтобы коньяки распивать! Вот поработает с мое, тогда посмотрим. Давай вези свою карточку.
– Да не мою, а Яловенко! Сейчас приеду, Андрюша, я мигом…
Я положила трубку и быстро начала собираться. Когда я уже стояла на пороге и обувалась, зазвонил телефон. Пришлось вернуться в комнату и взять трубку:
– Я слушаю.
– Здравствуйте, Татьяна. Догадайтесь, кто говорит? Если угадаете, сообщу вам хорошую новость.
Голос был очень знакомый. Да и манера говорить… Но думать некогда, меня Андрей ждет. Я уже собралась сказать: «Сдаюсь!», как вдруг меня осенило: шутник-патологоанатом! Рудых!