Любовь кончается в полночь
Шрифт:
Я говорю – скажи об это врачу. Она: «Да я уже сказала… А он утверждает, что боль быстро не пройдет, надо еще пару дней потерпеть». Ну, и все на этом… А на другой день я заболела. Очевидно, потому, что накануне выпила квасу холодного, со льдом. Жарко очень было, я вспотела… В общем, на другой день я сестре даже позвонить не могла, не то что ехать, так у меня горло заложило! Первого, утром, звонит ее муж, Яловенко, козел, и говорит, что Галина ночью в больнице умерла. Я ушам своим не поверила. Как – умерла?! От воспаления? От этого не умирают! Только потом уже выяснилось, что у Галки внематочная беременность была. А врачи кололи ей антибиотики! Хотя ей требовалась срочная операция. Мы с ее мужем ходили в клинику, пытались выяснить – как такое могло случиться?! Но нам сказали, что она сама виновата, поздно к ним обратилась, наговорили нам с три короба… Я пригрозила им, что разберусь с этим, а Яловенко вдруг отказался, сказал, что ему
Людмила вытерла слезы тыльной стороной ладони и всхлипнула.
– И тогда я из нашей лаборатории выкрала яд, фаллоидин. Мы из него одно лекарство делаем, добавляем его туда, в микродозах. Я думала, никто проверять не будет, а вы вон узнали… Как?
– Я вам об этом потом расскажу. А сейчас вы мне обо всем рассказывайте, чтобы я знала, как вам помочь.
– Мне – помочь?! Вы собираетесь… после того, как все узнали… Почему?
– Мне присущ здоровый цинизм. Чайникова уже не вернуть. А у вас на руках маленький ребенок. К тому же, как я поняла, тварью покойный был поистине редкостной! Знаете, один человек даже сказал, что убийцу этого гада вообще искать не надо. Но, поскольку расследование было мне заказано и оплачено… Людмила, что было дальше?
– Я мамино платье старое взяла и платок, положила все это в пакет. Поехала на дачу. Я там была один раз. Когда Роман с друзьями однажды ездили к Чайникову, я за ними следом на автобусе поехала. Название поселка я знала, а там уж найти их было нетрудно. Походила я по дачам, за заборы ко всем заглядывала, так и нашла. Компания была шумная, музыка громко играла, да и сами они на ушах стояли. Я посмотрела, как они веселятся. Такая обида меня взяла! Этот гад жизни радуется, а моя сестренка в могиле гниет! А дочка ее при живом отце сиротой живет! Да если бы он хотя бы повинился! Сказал бы: виноват, мол, простите… А он – нет, больная, видите ли, сама виновата: обратилась к ним поздно! Врет он все, Галя три дня у него пролежала, прежде, чем умереть… Ну, думаю, пусть я сама потом сдохну, но и тебе, тварь, не жить! Так вот, в тот день я поехала на дачу, прихватив с собой мамину одежду. Племянницу с соседкой оставила. Из автобуса вылезла, зашла в лес, мамино платье поверх своей одежды надела, платок повязала, чтоб на старуху походить, на случай, если потом соседей начали бы опрашивать. Подошла к даче. Стояла за забором и смотрела, как они куролесят. Только накануне сестренке моей три года по смерти исполнилось, я поминки справляла… Так тоскливо было на душе… В общем, я выбрала момент, когда они в баню ушли. Калитка у этого гада никогда не закрывалась. Я на участок прокралась – и в дом шмыг! Поднялась на чердак. Села на матрац, жду. Они в бане попарились, у костра уселись, шашлык готовили. А я за ними в окошко чердачное наблюдала. Потом вижу: Чайников в дом зашел, с бутылкой воды. Идет и пьет на ходу. Жарко было в тот день… Я бутылку эту заприметила. Он на веранду вошел, а я потихоньку прокралась на первый этаж и через неплотно закрытую дверь из кухни за ним наблюдала. Он спустился в погреб, бутылку водки достал, прихватил что-то со стола, хлеб, кажется, и соль, вернулся к костру. Бутылку с водой на столе оставил. И я всыпала яд из пузырька прямо в бутылку! На дне ее, правда, осадок остался, но он уже пьяный был, вряд ли внимание обратил бы на это. Поднялась на чердак. Наблюдаю опять за ними. Через некоторое время Чайник хватился, что попить ему нечего, пошел на веранду и взял бутылку с ядом. Я видела, как он из нее пил, а потом, уже пустую, в костер бросил, она скукожилась вся. Я ему мысленно спасибо сказала: он сам сжег улику!..
Я вспомнила, что, когда мы с Родионом осматривали дачу, я заметила в золе кострища остатки почерневшей от жара пластиковой бутылки, съежившейся до размеров пузырька. Я, конечно, не взяла ее, да и что там можно было обнаружить после того, как она почти расплавилась в костре.
– Людмила, Роман знал, что Чайников поставил вашей сестре
неправильный диагноз?– Да, я ему говорила. Только он не поверил. Сказал, что здесь какая-то ошибка, что его друг – хороший врач и чтобы я это дело бросила. Поэтому я по инстанциям ходила тайно, Роману ничего не говорила. Я вообще ему перечить не хотела, думала, мы с ним распишемся. Зачем же семейную жизнь с раздоров начинать?
– Логично. Стразы у вас на шортах были пришиты?
– Какие стразы? – Она удивилась.
– Ну, вы в тот день были в шортах и майке, так? Когда вы сидели на чердаке, у вас с шорт отвалилась одна стразинка. Она у меня.
Людмила вздохнула, помолчала.
– Я знала, что все гладко не пройдет… в глубине души был страх, что все-таки где-то я проколюсь.
– А зачем вы деньги взяли? – спросила я.
– Какие деньги?
– Десять тысяч, из буфета.
– Вы и про это знаете?! Вы, наверное, очень хороший сыщик: до всего докопались! Да, взяла, знала, что деньги ему больше не понадобятся. А на эти деньги я Альке одежду купила и обувь. Осень на носу, а ей надеть нечего. Чайников ее мать убил, так неужели эта маленькая компенсация…
Людмила выбросила окурок и закрыла лицо руками, тихо раскачиваясь взад-вперед всем телом.
– Людмила, – сказала я, повернувшись к ней, – вы насчет этой компенсации помалкивайте, поняли? Не было никаких денег в буфете! Запомните это! Вы насчет денег не в курсе. Вы мстили за сестру и осиротевшую племянницу.
Она отняла руки от лица. Тушь на ее ресницах потекла, по щекам протянулись черные дорожки.
– И еще один вопрос: хаос на кладбище – тоже вы? – спросила я.
Людмила опустила голову:
– Как вы догадались?
– Успокоится не могли? Так наболело? Вы где собачью голову взяли? Я не поверю, что вы сами собачку зарезали, не похоже это на вас.
– Я домой с работы шла поздно вечером, смотрю: трамваем собаку задавило, и голова валяется. Я ее подняла и в пакет положила, никто не заметил. Несколько бутылок кетчупа купила и поехала на кладбище. Выдернула крест… Ну, дальше все понятно. Я – дура, конечно, но я действительно никак не могла успокоиться. На его похоронах у меня аж все кипело внутри, не знаю, как я сдержалась! Его ведь так хоронили! С почестями. А какие речи говорили, мол, и врач хороший, и человек очень порядочный… Это он хороший?! Это он порядочный?! За что ему такие почести? Столько венков, цветов… Не выдержала я, сорвалась… Пусть, думаю, все знают! И написала: «Собаке – собачья смерть». Потом дома уже успокоилась, пожалела, что такое сделала. Да уж поздно было, не исправить…
Людмила достала платок и, глядя в зеркало заднего вида, вытерла глаза и щеки.
– Наверное, это даже хорошо, что вы меня обнаружили. Не смогла бы я долго с таким грузом на душе жить. Я ведь не Чайников, я в своих преступлениях сознаюсь…
Когда Людмила наконец вернулась в лабораторию, я достала мобильник и набрала номер Игоря.
– Татьяна, это ты? А я только что освободился, хотел позвонить тебе. У нас здесь такой переполох! Все только и говорят о том, что ночью из больницы сбежала пациентка, проверяют, что из клиники пропало. Описывают твои приметы: рыжая, в веснушках, манеры развязные. Так что это ты здорово придумала: покраситься!
– Ну, вот видишь, я же говорила, что все будет хорошо.
– Тань, когда мы встретимся? Ты обещала, когда закончишь дело, переехать ко мне.
– Правда? Я обещала?
– Да, тебя жду! Купил шампанское, цветы и огромную коробку конфет…
– Что же делать, не пропадать же добру. Хорошо, сегодня у меня еще два неотложных дела… – задумалась я.
– Как, опять какие-то дела? Тань, я когда-нибудь тебя дождусь, неуловимая?
– Жди меня, и я приду, только очень жди… Игорь, мне правда очень нужно… только два дела, это быстро.
– Хорошо, запиши адрес. Приедешь сама, когда освободишься.
– Света, перекрась меня, срочно!
Подруга даже испугалась:
– Что, пожар?!
– Пожар! На моей голове пожар! Не могу больше по городу ходить с волосами апельсинового цвета.
Светка начала подбирать краску.
– А я говорила: тебе рыжий не идет! – заявила она.
– Свет, это была производственная необходимость.
– Ну, ты хоть сделала, что хотела?
– Сделала! Преступник найден, дело закрыто. А у меня, кажется, новый роман…
– Да ты что? Молодец, подруга, рада за тебя. Пойдем голову мыть.
Через полтора часа я, взглянув на себя в зеркало, сказала только одно слово: «Очуметь!» Светка была волшебницей. С новой прической и новым цветом волос я выглядела просто сногсшибательно. Ну, Игорек, держись!
Еще через час я сидела в квартире Шелестовых. Родион слушал меня очень внимательно, не перебивая. Ирины не было дома, и я даже не стала спрашивать, где она. Может, она бегала по магазинам, делала покупки, готовясь к новому учебному году. Когда я закончила, Родион вздохнул и сказал: