Любовь Муры

Многое хотелось бы передать тебе. Но надо кончать.

Люблю тебя, дорогая. Всегда думаю. Горячо же целую тебя.

Мура.

22/V [Карандашом — «48» со знаком вопроса.]

Моя дорогая!

Зачем ты, оторвав от себя, выслала деньги?! Это недопустимо. Следовало бы мне иногда тебе помочь, а тут вдруг я получаю от тебя. Я корчусь, так мне неудобно. Ты так мало зарабатываешь, сама нуждаешься в отдыхе, эти деньги более нужны тебе. Спасибо, родная за них, но мне отчаянно неудобно принимать их. [По моим наблюдениям, Ксюша всегда высылала деньги или подарки почему-то в мае. Что бы это значило?..]

Я теперь сыта, язва зарубцована и я стала катастрофически толстеть. Ненавижу себя жирной. Не знаю, что и предпринимать против ожирения. К моей «монументальной» фигуре прибавить жир и я буду безобразна. К этому быстро иду. Если начинаю меньше есть — слабею.

Начинаем понемногу приодеваться.

В общем, я уверена, что эти деньги тебе более нужны, чем мне.

Маме моей плохо. Мучительно жаль её и не могу думать о её смерти. Мать — это неповторимое. Ужасно, что она целыми днями лежит одна. Придётся вызывать Катю, хотя она и видела, в каком состоянии сейчас мама. Могла бы сама догадаться, что её присутствие необходимо.

Идочка сдаёт успешно экзамены. Однако, ничего не можем сказать определённого относительно перевода на 2-й курс. При благополучном исходе так хотелось бы отправить её в Москву дней на 5!

Думаю, что ты мне написала и вслед за переводом я получу письмо от тебя.

Моя голубка, не беспокойся, дорогая, обо мне. Целую тебя горячо.

Будь здорова. Жду письма. Всего, всего хорошего, родная.

Мура.

 [Без даты. Здесь — по смыслу.]

Моя дорогая, так давно не писала тебе… За это время было многое испытано и пережито. Ничего похожего я ещё не испытывала.

Я ещё работаю, но уже подала заявление об уходе и 1-ого августа должна освободиться. Свою работу я люблю, но теперь невозможно быть администратором. Будучи честным человеком можно попасть в такой круг обстоятельств, кот. потянут в тюрьму. Я не знаю, где буду работать, но известно мне одно, что устроиться будет трудно.

Бабушка после тяжкой болезни почти совсем поправилась и даже снова готовит для себя и меня еду. До чего вынослив челов. организм! Она была вся опухшей и уже задыхалась, правда, я через день приглашала к ней врача. Кололи её беспрестанно.

Боже мой, как хотелось мне поехать в Москву, но как видишь, сейчас мне не до этого. Буду счастлива, если побывает у тебя хоть неск. дней Идушка. Она ещё до сих пор в командировке, вернее, на практике в Каневе. От неё нет давно известий, как она там живёт? Горе мне с ней, — годами велика, а практическими умениями, житейским разумом (при своей начитанности и бесспорных способностях) — несмыслёныш. Без меня она погибнет. [Конец абзаца — начиная со слов «горе мне с ней» — Ксеня отчеркнула карандашом — слева, вертикальной чертой.]

За этот месяц я сразу постарела и сама почувствовала себя дряхлой. В этом возрасте при спокойной жизни можно быть бодрой и моложавой, но достаточно такого вот потрясения и неприкрыто проглядывает уже старость.

Спасибо, родная, за присланные газеты. Всего, всего хорошего. Горячо тебя целую. Мура.

6/VIII [Карандашом — «48», но потом, в середине письма, стоит «47».]

Моя родная!

Идочка до сих пор находится в Каневе, на практике. Думаю, что числа 12-го будет уже дома. Телеграмму о выезде Оленьки не присылай, т. к. отъезд в Москву зависит от многих своих обстоятельств.

До сих пор ещё работаю на старом месте. Очень трудно найти работу. Каждый день работы здесь — пытка. Надо обязательно уходить, но ни одного дня без работы я не могу остаться, вот поэтому и задерживаюсь.

Очевидно, буду работать в группе с детьми. Физически будет очень нелегко, годы не те. Странно привыкать к роли «старой». Как будто бы ещё не так давно была молодость, были дерзания и вот уж подхожу к 5-му десятку. Мне 46 лет. После недавней страшной истории я стала чувствовать своё сердце. Ночью не засыпаю от сердцебиения.

Наблюдаю за своей мамой и поражает её жажда жить. Мир её с’ужен до её кровати, круг интересов ограничен комнатой, но инстинкт жизни преобладает над всем. Она почти безразлична ко мне, единственная её страсть — Идочка.

Мне содержать её чрезвычайно затруднительно. Нельзя словами, в письме передать, как она связывала и связывает меня. Но в её состоянии отправить её к Кате невозможно. Приходится всё сносить. Ужасно обидно, что 8-й год из-за неё я не могу отдохнуть, выехать «в природу». Вот за этим я страстно тоскую. Даже в воскресный день нельзя выехать за город.

Я не хочу, чтобы старушка чувствовала, как парализует она меня во всём. Чем же она виновата, что остальные её дети так эгоистичны.

Ну да ладно. Своими жалобами я ничего не изменяю. Не знаю, почему в этом письме я сетую на свою судьбу. Может быть, потому, что нахожусь под впечатлением смерти 2-х знакомых, ушедших из жизни из-за этой коварной болезни — рака. Да и всё то, что недавно пришлось мне перенести, убеждает меня в необходимости больше ощущать жизнь и ценить это состояние относительного здоровья.

Мне дорога эта твоя постоянная тяга к природе и понимание её. А помнишь, сколько было зелёного простора у нас на Зверинце! Я никак не могу привыкнуть к жизни в многоэтажном доме.

Бываешь ли ты попрежнему за городом?

7/VIII. Сегодня приехала на неск. дней Катя. А Идочки нет.

У нас несчастье с старшим братом, он безнадёжно болен и находится в больнице.

Голубка моя, тяжко мне.

Однако, ты не огорчайся. Будет здоровье, ещё налажу свою жизнь.

Только бы Идишка занималась бы хорошо. Только осенью будет известно — перейдёт ли она на 2-й курс. По окончании произв. практики происходит у них перевод. Занятия начнутся в октябре.

Будь здорова, родная. Целую и целую тебя. Мура.

25/VIII.

Моя дорогая!. Как же чувствуешь ты себя, родная моя, с такой беспокойной гостьей как Идишка?

Какой она тебе кажется? Узнала ли её сразу? Вышло недоразумение с отправленной тебе телеграммой. Идочка ошиблась датой. Я с запозданием (поздно узнала) отправила тебе вторую.