Любовь на острове чертей

Женщина поспешила выполнить приказание. Скоро из приоткрытой двери — видимо ведущей на кухню — стал доноситься запах нагретого металла, а в комнату на инвалидной коляске въехал крепкий мужчина лет пятидесяти, в криво и явно наспех нахлобученной шляпе.

— Это мой муж, Габриель, — женщина встала позади кресла и опустила руки на его спинку.

— Сей-час, — медленно и строго произнес Илья. — Сей-час я приж-гу твое ко-ле-но. И все прой-дет.

Он вовсе не собирался прикасаться железом к ноге, а поднести раскаленную головку как можно ближе и тут же убрать молоток. Попугать немного больного, чтобы произвести эффект. А дальше… А дальше попросить подкинуть его к ближайшей остановке. Пророки не ездят на автобусах? А пусть думают, что хотят.

Но вышло еще лучше. Когда Илья, сжимая в руке молоток, подошел к лежащему на диване Габриелю, тот закрыл глаза и отвернулся. Его руки, сжимавшие закатанную штанину, дрожали, а на восковом от бледности лбу проступили бисеринки пота.

— Излечись! — воскликнул Илья и стал приближать головку молотка к колену. Он увидел, как Габриель открыл глаза и, скосив их, с ужасом следил за раскаленным железом. До колена оставалось сантиметров десять, как Габриель вскрикнул и, пытаясь отодвинуть ногу, резко выпрямил ее.

— Получилось, — вскричала женщина! — Слава пророку, получилось.

Илья, не веря своим глазам, смотрел на прямую ногу Габриеля.

— Согни ее, — приказал он, отодвигая подальше молоток.

Габриель послушно согнул ногу в клене.

— А теперь разогни.

Морщась и явно преодолевая боль, Габриель выполнил и это приказание.

— Исцелен! — вскричала женщина. — Исцелен, исцелен, исцелен!

Несколько минут она на все лады славила пророка. Слова лились из ее рта нескончаемым потоком, остановить женщину, а тем более попросить подкинуть до ближайшей автобусной остановки казалось невозможным.

«Надо дать ей прийти в себя, — решил Илья. — Полчаса, час и волнение уляжется. Я это у Тамары сто раз видел».

Он отвернулся от женщины, пересек комнату, положил молоток на каменный подоконник, уселся в кресло и опустил голову на грудь, всем своим видом выказывая озабоченность.

— Что случилось, господин мой? — женщина сразу поняла намек.

— Я очень устал, — ответил Илья. — Лечение отняло много душевных сил. Мне необходим отдых.

— Позвольте пригласить вас в комнату старшего сына, — ответила женщина. — Он сейчас за границей, так что комната пустует. Вы можете оставаться в ней сколько пожелаете.

— Вот еще не хватало, — подумал Илья.

Войдя в комнату, он первым делом отыскал дверь в туалет, заперся в нем и долго, с наслаждением освобождался от ненужного груза. Потом мылся, воспользовавшись стоящим на полочке шампунем. Вытершись большим мохнатым полотенцем из ванного шкафчика, он почувствовал себя совсем свежим.

Илья оделся, подошел к двери и прислушался. Снизу доносился возбужденный голос женщины.

«Еще не успокоилась. Подождем».

Он сел в кресло и решил ровно через полчаса спуститься вниз. Когда Илья открыл глаза, за окнами стояла глубокая ночь. Прохладный воздух наполнял комнату. В нем ощущалось сосновое дыхание близкого леса, каменный запах нагретых за день валунов, бархатные ароматы цветов в палисаднике. Бледно-лимонная луна тонко освещала высокое черное небо.

С улицы доносился неясный шум голосов. Илья подошел к окну и наклонил жалюзи. Теперь он мог, оставаясь незамеченным, рассматривать происходящее перед домом.

Вдоль ограды струилась длинная очередь. Женщины и старики, некоторые на инвалидных колясках, тихонько переговаривались между собой.

«Чего они ждут, — с недоумением подумал Илья. — Почему не спят в такой час?»

Впрочем, надо было решать свои проблемы. На автобус он опоздал, это понятно. Значит, нужно остаться здесь до утра и с первым же рейсом…

С улицы раздались возмущенные возгласы.

— Я стояла тут еще до тебя, — настаивал женский голос. — Отошла на несколько минут взять рентгеновские снимки. А ты раз — и пристроился.

— Зачем ему снимки? — со смешком ответил мужской голос. — Он человека насквозь видит, лучше всякого томографа. Вот тебе место, становись передо мной. Только не шуми. Пророк отдыхает.

«Ю-у! Да это же ко мне очередь! — чуть не подпрыгнул Илья. — Стоят за излечением. Просто массовый психоз какой-то».

Он на цыпочках подошел к жалюзи и заглянул в щель. Очередь начиналась у входа в дом и уходила в темноту.

«Нужно уносить ноги, — подумал Илья. — Представление зашло слишком далеко».

Он тихонько отворил окно в противоположной стене комнаты, обращенное к склону горы. По стене спускалась водосточная труба, Илья ухватился за нее и через минуту очутился на земле.

Пригнувшись и озираясь по сторонам, он выбрался на тропинку, обошел деревню и направился к сияющей огнями реклам бензоколонке.

Вот, собственно, и вся история. С той ночи прошло много лет. Илья по-прежнему работает в том же салоне, точно так же накручивает по утрам тфиллин, правда уже свои, купленные на утаенные от Тамары деньги. По духовной дороге он не продвинулся ни на шаг, ночь в Галилее точно иссушила все его силы, весь азарт и всю авантажность. Он просил об особом милосердии, и оно было ему даровано, но не так, как он предполагал. Жизнь Ильи ровна, точно зеркало в парикмахерской: дом, работа, продуктовые магазины, телевизор, семейная постель. Каждому человеку с небес отпускают по силам и видимо, на большее он попросту оказался неспособен. Впрочем, для большинства живущих такое тихое, не омраченное бедами существование и есть предел мечтаний.

Илья даже не подозревает, что комнату, в которой он проспал несколько часов, давно превратили в синагогу, а рассказ о чудесном исцелении пророком Элиягу неизлечимого больного, передают из уст в уста по всей Галилее.

Кресло, где сидел Илья, покрыли чехлом из вишневого бархата и теперь в него кладут младенцев во время обрезания. Садиться в кресло хозяйка дома никому не позволяет. Лишь иногда, за немалые деньги, пускает она страждущего и тот, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в деревянные подлокотники, соединяется мыслью с духом святого пророка и возносит рвущую сердце молитву к самому престолу Всевышнего. И эта молитва никогда не остается без ответа.

Праведник

Когда умер Ребе, Праведник несколько дней не мог прийти в себя. Да, Ребе был стар и давно болен, изношенное тело трепетало под напором лет, но всем казалось, будто ставшее обыденным, решительно выносимое за скобку недомогание, продлится вечно. Его душа вмещала в себя души всех хасидов — так искренне считал Праведник — а плоть каким-то непостижимым и таинственным образом была связана с камнями и стенами хасидских синагог.

За месяц до трагической даты у Ребе обнаружили воду в легких. Праведник хорошо помнил тот день: среди хасидов с телеграфной скоростью разнеслось, будто в нескольких синагогах внезапно лопнули трубы, и вода, хлынувшая через разрывы, затопила подвальные помещения. Никто, конечно, не признавал связи между той и другой водой, но хасиды, подробно обсуждая сантехнические подробности, так многозначительно поднимали брови, что только дурной мог не догадаться.