Любовь нечаянно нагрянет
Шрифт:
Губы легко, скользят по нежной щеке, на которую упал мягкий локон.
— Ты такая нежная, — непонятно зачем озвучивает свои мысли Громов и сам пугается своей искренности.
Тонкая фигурка в его руках вытягивается на носочках, и Лекс с напором и жаждой впивается в ее нежный, податливый рот.
Ладонь зарывается в густые пряди волос у самых корней и ловит чуть удивленный вздох.
Поражена? Смущена? Взволнована?
Он не задумывается об этом.
Единственная здравая мысль: как не сорваться и не прижать рыжулю к стене,
Убежит ведь.
Маленький пугливый олененок….
Ее губы неумело двигаются в ответ, но отвечают с не меньшим пылом.
Она сильнее разворачивается в его руках и пальцами скользит по футболке, а после робко, но затем требовательнее цепляется за плечи, вызывая у Лекса почти болезненный восторг.
Голова идет кругом от ощущений, вкуса, запаха, ответного стона, сорвавшегося с зацелованных губ.
Девушка откидывает голову назад и судорожно ловит открытым ртом воздух, пока он с маниакальной жадностью исследует губами беззащитный изгиб шеи и подбородка.
И в каждом ее движении страсть и невинность одновременно.
Это сводит с ума, заставляет кровь бешено циркулировать по венам.
Что же ты делаешь, маленький пугливый олененок?
Снова щелчок, и магия тьмы рассеивается.
Яркий свет больно режет по глазам и, Громов на мгновение жмурясь, смотрит на ошеломленную, растрепанную Ритку, не в силах сказать что-то вразумительное.
Она дергается в его руках.
— Куда? — удерживает и, наклонившись, прижимается губами к ее виску, — Подожди. Постой так еще немного.
Меньше всего на свете Лекс хочет, чтобы она считала это ошибкой.
— Мне пора, — выдыхает она, чуть дрожащим голосом, — Дедушка волноваться будет.
Нехотя мужчина разжимает пальцы, и Ритка почти бегом кидается в прихожую, спешно натягивая куртку и ботинки.
— Я обещал подвезти, — с нажимом напоминает Громов, одеваясь следом за ней.
— Может не надо? — как-то жалобно пищит девчонка, и избегает его прямого взгляда.
Громова откровенно бесит ее попытка сбежать. Словно все, что сейчас произошло ей неприятно.
— Рит, за кого ты меня принимаешь? — сам не узнавая своего раздраженного голоса, рычит он и, схватив ключи, спускается по лестнице.
В машину не сговариваясь, идут молча, каждый думая о чем-то своем. Лекс периодически косится на рыжулю, но та по привычке спрятала половину лица в объемном шарфе и втянула голову в плечи, пытаясь сделать вид, будто ее вообще тут нет.
Они останавливаются рядом с черным внедорожником и Лекс кивает:
— Садись. Я сейчас.
Ритка вздрагивает, как маленький испуганный воробушек.
— Вы машину починили?
— Нет. Купил новую.
Она снова прячет глаза и прыгает на заднее сиденье — подальше от него, конечно же.
Нет. А что ты хотел Громов?
Напугал олененка своим грозным рычанием? Разве такими грубыми приемами располагают девушку к себе?
Нервно прикурив сигарету, Лекс невесело
усмехнулся.Когда последний раз он ухаживал за девушкой?
Сто лет назад, и эта была Ася, которая сама запрыгнула к нему в постель. Поэтому их конфетно-букетный период свелся к чудовищному минимуму. Уж чего-чего, а раскованности ей не занимать.
Мысли о невесте омрачили и без того не радужное настроение.
Словно мордой об асфальт приложили.
Мысли о разрыве с невестой, так часто посещавшие в последнее время, стали обретать все более четкую форму. И сейчас глядя, сквозь тонированное стекло авто, как Ритка сильнее зарывается носом в свой шарф и устало кладет голову на стекло, он понимает, что хотел попробовать жить так, как велит ему сердце.
Глава 11
Никогда не думала, что мой самый первый в жизни настоящий поцелуй произойдет так. Не то чтобы я была разочарованна. Скорее растеряна. В голове с трудом укладывалось произошедшее.
Пока Шурик с хмурым видом вышагивал перед капотом своей заведенной тачки и курил, я чуть не заработала косоглазие, наблюдая за ним и невольно подмечая то, что раньше как-то скрывалось с поля зрения.
При более внимательном рассмотрении оказалось, что Громов очень даже интересный мужик. Причем молодой.
Почему-то раньше воспринимала его иначе.
Сегодняшний день, вообще, перевернул все с ног на голову, в том числе и мое отношение к этому странному типу Александру Петровичу.
Утро началось для меня с девиза «Все парни козлы, но это не повод тухнуть и страдать»
Предварительно проведя торжественную церемонию уничтожения в недрах мусорки Шнуркова гербария и дав себе мысленно хорошего пинка под зад, приняла бодрящий контрастный душ. Натянула любимую теплую толстовку, куртку и поскакала на мойку.
Сегодня Гарик решил выдать декабрьскую зарплату авансом! Просто нереальной щедрости жест его армянской души. Мы с Маринкой, правда, рассчитывали еще и на премию, но Гарикова жаба, как оказалось, не вынесла такой серьезной растраты.
Деньги хоть и не оттягивали карман, но их наличие реально подняло настроение, и к дому Шурика я прискакала уже в отличном расположении духа.
Вот тут-то, прямо на лестничной площадке начали происходить странные, почти волшебные вещи.
Во-первых, у Шурика оказались гости.
Его идеальное, почти стерильное жилище осквернили двое белокурых сорванцов и устроили такой бедлам, что у меня глаза на лоб повылазили.
Большой босс, от звука голоса, которого бывший опер Станислав Васильевич, нервно поправляет галстук, оказался совершенно беспомощен перед натиском двух вождей краснокожих с ангельскими мордашками и одной пожилой дамой с плешивым котом на руках.
Вероятно, справедливость все же есть на этом свете и за все добрые дела, мне была дарована удача.