Любовь по науке, или на практику в другой мир
Шрифт:
— Я тоже им сочувствую, — тихо произнесла я. — Мне тоже иногда кажется, что это как болезнь. Понимаю тебя.
— Благодарю за понимание. Я много изучал этот вопрос. В основном, его рассматривают на факультете магического естествознания, поэтому я ушел со своей прежней должности и стал деканом этого факультета — чтобы всегда быть на передовой подобных исследований, если они велись. Впрочем, когда не велись — я незаметно инициировал их прохождение.
Он на мгновение замолчал, опустил взгляд и изучал взглядом нос своего черного ботинка, красиво блестевшего в лунном свете.
«Вот гад, у него даже ботинок красивый», — подумала я, а вслух спросила:
— А кем ты работал до этого?
— До этого я был ректором этой Академии, — словно бы небрежно бросил
«Ого!» — опешила я.
Выходит, не вовремя я встретила его. Иначе была бы классика фэнтези: попаданка и ректор-дракон магической Академии. Но когда-то Гарон осуществил своего рода «даун-шифтинг», чтобы заниматься своими изысканиями.
— И к какому выводу ты пришел?
— Ты можешь назвать его романтичным, — усмехнулся Гарон. — Но что есть, то есть. Считается, что истинные чувствуют друг друга как раз по эманациям души — ты это знаешь. Вернее, по энергетическим эманациям и просто физическом запаху, которые исходят от тела. А они, в свою очередь, определяются душой. Тогда получается, что истинность — свойство души. У каждой души, как ты говорила…
— Я не говорила!
— Хорошо, не ты говорила, но есть «половинка». Истинная пара. И сколько бы душа не реинкарнировала, другой истинной пары у нее не будет, — я припомнила, что в этом мире верят, что Бог дал душам много жизней. То есть что они перевоплощаются из тела в тело, пока не достигнут какого-то особого уровня развития. Как в некоторых наших религиях. — Ну или несколько, как у тебя. Но это, кстати, уже противоречие тому, что истинность определяется нашей сердцевиной… А как же любовь? Любовь и свободный выбор?! Ведь мой опыт показал, что любовь может быть и не только с истинной парой!
На этой фразе, к моему удивлению, сдержанный Гарон сжал кулак. Помолчал и продолжил:
— И я пришел к выводу, что все не совсем так. Душа… Ты хорошо понимаешь, что такое душа, Маша? Это не противоречит мировоззрению твоего мира? Это некая энерго-информационная сущность, что живет более одной жизни…
Я кивнула, мол, понимаю.
— Так вот, я пришел к выводу, что душа имеет много слоев. Условно можно сказать, что их два: внутренний и внешний. Внешний слой изменчив, он меняется от жизни к жизни. Он определяет текущую реинкарнацию живого существа. И именно он влияет на тело и дает те эманации, что определяют истинность пары. То есть истинность — свойство в рамках одной жизни. И связана больше с телом и внешними энергетическими структурами. А внутренний — наше истинное я. И истинная любовь, которая дает свободный выбор партнера, рождается именно в ней. Теперь ты понимаешь, почему я хочу в твой отбор и хочу победить на нем?! — достаточно горячо закончил он. —Эксперимент устроен, чтобы решить вопрос подбора истинных пар и их аналогов. Так думают все. Но я хочу, напротив, доказать, что любовь, идущая из сердцевины души, важнее любой истинности, определяемой внешними факторами! И можешь считать это романтичным. Можно сказать, я хочу доказать главенство духа над телом!
Я все понимала и даже поддерживала его рассуждения. Но он говорил — а во мне опять забулькало. Потом — закипело. А на последней его фразе я вскочила, вырвала руку из его нежного захвата и почти крикнула:
— Понятно, магистр Гарон, зачем тебе нужно победа в моем отборе! Только вот… я-то сама нужна тебе по-настоящему?! Как насчет этой настоящей любви, что должна быть в сердцевине души?!
И замолчала, словно сама себе дала пощечину. Потому что своим порывом я фактически призналась, что хочу, чтобы Гарон любил меня. А значит… видимо, сама люблю его.
Глава 26
Гарон очень ласково поглядел на меня:
— Маша, а как ты думаешь, стал бы я затевать эксперимент в эксперименте, если бы для этого не было повода? Если бы я не мог представлять из себя настоящий «контрольный образец», обладающий всеми свойствами, нужными, чтобы его можно было сравнить с истинными парами? На Совете
я достаточно четко высказал свою… хм… позицию, — а дальше он глядел чуть насмешливо и выжидающе, мол, сама подумай. Догадайся, сделай выводы.О чем, простите, магистр декан? Самой решить, любишь ты меня или нет?
Ха! Смешно.
Разумеется, я продолжила кипятиться. Одновременно с тем, как внутри рождались слезы. Слезы незаслуженной обиды, я ведь, в сущности, ничего плохого ему не сделала. А он… издевается!
— А я думаю, что нет. Ты не сказал ничего определенного на Совете. И сейчас не говоришь! Подозреваю, ты специально «подружился» со мной, чтобы можно было предложить себя «контрольным кандидатом»!
В глазах Гарона сверкнуло возмущение. Видимо, я где-то задела его за живое. Но тут же погасло, превратившись в какой-то другой огонь.
— Я понимаю, — сказал он и тоже встал. Смотрел на меня сверху вниз, и в лунном свете его словно высеченное из камня лицо было таким красивым, что хотелось отпустить ему все грехи. — Ты хочешь, чтобы я признался тебе в любви.
Это был не вопрос. Именно утверждение.
— Эээ… — протянула я. Когда желаемое мной было названо словами, совсем растерялась. Гнев улегся, все эти пузырьки просто стекли вниз и впитались в землю. А вот смущение, даже стыд, что я как бы требовала от него признания — сделали шаг вперед из строя моих смешанных чувств. Глаза сами собой опустились. — Эээ… Ммм… — высокоинтеллектуально повторила я. — Может быть, не так, но…
— Так, милая Маша, именно так, — очень ласково сказал Гарон.
Он ведь вообще все понимает, подумалось мне. Читает меня, как открытую книгу. Хотя бы потому, что он взрослый, умудренный опытом дракон. А я только три года назад окончила школу и не то чтобы очень искушена в отношениях с мужчинами.
Захотелось провалиться сквозь землю. Я отвернулась. Неконтролируемые слезы набухли на глазах. Была готова махнуть рукой и убежать рыдать в кусты. Именно так и хотелось сделать.
Но тогда я навсегда буду в его глазах маленькой глупой девочкой! И вообще не факт, что он побежит догонять меня и успокаивать! Так что эта «стратегия» лишена смысла.
— Не плачь, — неожиданно сказал Гарон и взял меня за руку. Нежно, обволакивающе, очень бережно. И отпускать явно не собирался…
Усадил меня обратно, я не сопротивлялась, лишь отворачивала лицо, чтобы не демонстрировать свои дурацкие девичьи слезы. Устроился рядом, так и держа мою кисть. Даже поглаживал ее большим пальцем, и от этого обида в душе начинала рассасываться. Уж больно сладким было любое его касание, оно снова стирало границы между нами. Снова делало Гарона родным и близким мне.
Как будто все мои переживания были глупостью, и только вот это чувство нежного единства имело значение.
— Послушай, я ведь еще не все сказал. И прости, совершенно не учел, что ты молодая девушка.
— Все ты нормально сказал! — услышав про молодую девушку, попробовала отыграть все обратно. Мол, я не требовала у него признаний в любви. — Просто я не могла не спросить об этом! Ты же понимаешь, что для победы в отборе нужно, чтобы между нами были…
— Настоящие чувства. Все верно. Нужно, чтобы любовь — глубинная любовь души — оказалась сильнее более внешних эманаций истинности. А для этого, разумеется, нужно, чтобы эта любовь действительно существовала. Я за честный эксперимент. И вовсе не хочу, чтобы ты подсуживала мне из чувства личной симпатии или сочувствия к моим былым страданиям. И даже чтобы подсуживала из-за того, что тебе близки мои идеи — не хочу, — улыбнулся он. — Все должно быть честно. А вот если я сейчас встану на одно колено, признаюсь тебе в любви и начну жарко целовать (пользуясь ситуацией) — будет нечестно. Это сразу даст мне все возможные преимущества в отборе. Вернее, это просто отменит отбор! Ведь подобные признания, особенно когда есть надежда на взаимность… — он тихонько взял рукой мое лицо и развернул к себе. Посмотрел в глаза с бесконечным понимающим теплом. — …Сближают слишком сильно. Ломают оставшиеся границы. После этого мы может только быть вместе. И тогда не будет никакого отбора…