Любовь по науке, или На практику в другой мир

– От этих сортов голова не болит, – криво улыбнулся он, напомнив свою историю о том, как напиваются и страдают студенты.

И замолчал. Как-то даже напряженно. Видимо, эпизод с Лагеррой всерьез выбил Великого и Ужасного из колеи.

И я решила ему помочь. В общем-то он совершенно не виноват, что его бывшая оказалась здесь. А что это какая-то его бывшая, я не сомневалась. Просто меня не смущает, что у зрелого мужчины в прошлом есть женщины. Да и то, как он открыто назвал меня невестой, вызывало определенную благодарность. Хотя сам не знает еще, стану ли я таковой на самом деле или предпочту другого. И пусть даже это сказано больше для того, чтобы поставить Лагерру на место.

– Если ты боишься, что я буду весь вечер недовольна из-за встречи с этой твоей бывшей лю… ну, этой драконицей, то хочу заверить тебя: я уже почти про нее забыла, – улыбнулась я.

– Бывшей любовницей? – удивленно вскинул брови Гарон. – Нет, что ты. Эта Лагерра – совершенно другое. Я как раз хотел тебе рассказать, кто она. Просто не знал, как начать, чтобы не коснуться тем, которые тебе неприятны.

– Которые мне неприятны? – теперь уже удивилась я.

– Да. Насколько я понял, та история из моего прошлого тебе не нравится. Возможно, ты думаешь, что я сохранил чувства к той драконице. Или что весь интерес к тебе сводится только к доказательствам моих выкладок. И ты права – именно об этом и свидетельствовали мои слова. По правде, мне не хочется вновь касаться этих тем. Касаясь их, мне сложно… отыграться, – Гарон задумчиво опустил взгляд. – Но так или иначе, Лагерра – из прошлого. Она не моя любовница. Она просто дочь той моей возлюбленной и ее истинного. И поэтому ненавидит меня. Вот и все.

– Ммм… А за что ей тебя ненавидеть?! – изумилась я.

– Формально ничего не может мне предъявить, но брызжет ядом и гадит по мелочи при каждой возможности.

Глава 30

Гарон помолчал. Мысли о Лагерре и воспоминания явно причиняли ему боль. А мне подумалось, что вдруг… Правда, вдруг я совершенно напрасно вообще на него обижалась? Может, в его прошлом прячется страшная и болезненная тайна, которая объясняет все.

Я тоже молчала, ожидая, что он продолжит рассказывать.

– Все дело в том, что ее мать – та моя возлюбленная – погибла, – наконец произнес он. – И Лагерра считает, что виноват в этом я.

– Драконица? Погибла? – изумилась я. Драконы казались такими неуязвимыми, что сама мысль об их безвременной кончине не укладывалась в голове. – И при чем тут ты?

– А вот это вопрос… при чем тут я, – невесело усмехнулся Гарон и мрачно поглядел на бокалы, что официант поставил перед нами. – Позволь, я закончу эту историю, а потом выпьем. Если захочешь, конечно, – поправился он, словно сомневался, что после рассказа я соглашусь разделить с ним трапезу. – Да, Маша, так тоже бывает. Драконы тоже гибнут. Чаще, конечно, от рук своих собратьев. Но может быть и по-другому. Например, если дракон упадет в огромный вулкан, его ничто не спасет. Мать Лагерры была благородной и самоотверженной драконицей. Под ее защитой находилась территория недалеко от Долины вулканов на самом восточном краю континента. Однажды там началось извержение, и несколько поселков оказались под угрозой. Драконья магия сильна, как ты знаешь… Особенно в области стихий. Несколько драконов без особого труда могут обратить извержение вулкана. Но у Таратты – так ее звали – не было времени, чтобы позвать подмогу. Она просто облетала свои подопечные территории, когда увидела опасность… И отправилась останавливать извержение одна. Насколько мы потом поняли – остановила. Но при этом потеряла очень много сил и… упала прямо в вулкан. Против жара раскаленной магмы не устоит даже драконья броня. Помнишь, я говорил тебе, что ее счастье с истинным было недолгим? Оно было недолгим поэтому. Потому что она умерла. Не самая лучшая история для свидания, правда? – горько усмехнулся Гарон.

Я помолчала, опустив глаза. Что тут ответишь? Пожалуй, самое лучшее – ответить искренне то, что думаешь.

– Нет, история правильная. Как раз для свидания. Люди ходят на свидания, чтобы узнать друг друга и завязать отношения, – осторожно произнесла я. – Это твое прошлое, и, узнавая его, я лучше узнаю тебя, магистр Гарон.

– На сегодня – просто Гарон, ладно? Не исключено, что ты еще выберешь меня, так что нужно привыкать! – На этот раз он улыбнулся, тепло и с благодарностью. Мой ответ ему явно очень понравился.

– Хорошо, Гарон. Мне так даже удобнее. И я… сочувствую твоей потере. Только, хоть убей, не понимаю, почему Лагерра обвиняет тебя в ее смерти! Тебя ведь там не было! Не ты же столкнул ее мать в вулкан – ты бы никогда ничего такого не сделал!

– А дальше, милая Маша, начинается самая странная часть этой истории. Таратта погибла, когда Лагерра была еще ребенком. Ее воспитывал отец, а обо мне она даже не слышала. Но когда Лагерра подросла и стала неугомонным подростком, она пробралась в какой-то удаленный запретный уголок их замка. И там в пыльном сундуке нашла письма… Письма, которые Таратта, как оказалось, писала мне. Я никогда не получал их. Подозреваю, значительную часть она просто сразу сжигала. А другую – складывала в сундук, открывавшийся лишь магией рода. Муж не мог его открыть, поскольку не являлся ее кровным родственником. А вот юная Лагерра открыла без труда. Со свойственным подросткам любопытством она прочитала письма. Каждое из них начиналось со слов «Милый Гарон!..» Таратта писала мне, что любит и помнит. Что по сей день не уверена, правильно ли поступила. Что иногда ей кажется, что ее истинным на самом деле был я… Странно, ведь истинность драконы ощущают практически сразу, мы с ней оба знали, что не являемся истинной парой. Писала, что порой она сильно страдает, что в ней рождаются противоречия, а найти ответ она не может. И еще писала, что если она… умрет, то пусть я найду правильный ответ. Узнаю точно, как быть в ситуации, подобной той, с которой столкнулись мы с ней. Лагерра была в шоке. Она вбила себе в голову, что мать любила не ее отца, а другого мужчину. И почему-то решила, что этот мужчина – то есть я – когда-то отверг ее. И что ее полет к вулкану был самоубийством…

– Подожди! Но даже будучи подростком, она должна была понимать, что мать защищала людей и погибла случайно! – возмутилась я.

– Видишь ли… – взгляд Гарона стал совсем мрачным. – Мы ведь не знаем, что произошло на самом деле. Никто не знает, как именно погибла Таратта. Возможно, ее действия действительно были завуалированным под самопожертвование самоубийством. Это вообще очень удобный и популярный вариант… Просто причиной стала не безответная любовь, как подумала Лагерра в детстве, а червь сомнения, что мучительно долго подтачивал ее изнутри.

– Кошмар какой, если так… – прошептала я.

И представила себе эти бесконечные сомнения. Они приходят в полной мере не каждый день. Но никогда не уходят до конца. Они постоянно живут на заднем плане. Этот червячок ползает по пространству твоей души и выгрызает проплешины даже в самом безоблачном счастье. Жизнь становится отравленной. Радость блекнет, удовольствия не ощущаются как следует.

Все омрачено нерешенным вопросом.

– Да, – серьезно кивнул Гарон. – Когда Лагерра совсем выросла, то поняла, что причиной могли стать сомнения, а не безответная любовь. Но к тому времени она уже вовсю ненавидела меня. За то, что на свете живет дракон, который отравлял счастье ее матери и отца самим фактом своего существования. Мы с ней не были лично знакомы до тех пор, пока она не прибыла ко двору нашего Правителя. Там на некоем светском рауте нас с ней и представили друг другу. Лагерра не показала вида, а я вежливо высказался, что имел честь знать ее родителей… А при следующей встрече на балу она при всех бросила мне в лицо ворох писем Таратты со словами, что если бы меня не было на свете, то ее мать была бы жива. Видимо, специально подготовила эффектный выход.

Гарон помолчал, потом в своем духе усмехнулся:

– Я не гордый, письма поднял… И прочитал – позже, конечно. Лагерру же урезонили и даже велели извиниться. Она сделала это, чтобы не испортить отношения со всеми знатными свидетелями происшествия. Я принял извинения, какое-то время пытался наладить с ней отношения, объяснить все… Но все было бесполезно. Теперь она ненавидит меня еще и за тот позор, что пережила на балу, когда никто не поддержал ее. Не упускает случая уколоть меня и нагадить по мелочам.

– Кошмарная история, – я вздохнула. – В ней жалко всех. Просто всех. И всех можно понять – хотя лично мне сложно понять Лагерру в ее несправедливой ненависти. В общем…

– В общем – давай наконец выпьем, – улыбнулся Гарон. – История закончена. И надеюсь, она не полностью испортила тебе аппетит. Выпьем за понимание и узнавание. В любом случае теперь ты больше знаешь обо мне и, как сама сказала, можешь понять.

– Могу, – прямо поглядела я на него поверх бокала. – Теперь я лучше понимаю твои мотивы. Проводя эксперимент, ты еще и исполняешь волю погибшей возлюбленной: узнать правильный ответ. И я… могу это понять.

Я опустила глаза. Гарон смотрел на меня через бокал, вино красиво сияло в приглушенном теплом свете ресторана, и лицо дракона казалось загадочным, невероятно мужественным и красивым. Мне не хотелось думать, что все это великолепие – не для меня.

Но… на самом деле его история в очередной раз свидетельствовала, что…

И тут он сказал:

– Можешь понять, но…

– Но что?

– Я имею в виду то, что повисло за кулисами твоей фразы. Ты по-человечески можешь понять мои мотивы. И даже уважаешь их. Но, узнав предысторию целиком, ты утвердилась в мысли, что… ты не нужна мне сама по себе. Только как инструмент для доказательства моих выкладок. Так ведь? – Он говорил спокойно, проницательно глядя на меня (профайлер несчастный!), но неизменная легкая усмешка была… горькой.