Любовь по обмену
Шрифт:
Обхватываю ее за талию. Тянусь губами, и девчонка целует меня в ответ. Мысленно представляю, какой восторг ее захватит, когда она впервые увидит океан. Вот так же, как я сегодня, будет, захлебываясь от восторга, ловить ртом соленые брызги волн и распускать волосы, чтобы калифорнийское солнце обласкало их своим жарким светом от корней до самых кончиков.
— Мама с папой смотрят. — Смеется Зоя, продолжая целовать мои губы, замерзший нос, щеки.
Вижу в окне обнявшихся родителей девушки.
— Эй, Мистер и миссис Градов, — машу им рукой в попытке подняться, — доброе утро!
И падаю обратно. Я побежден.
Она хохочет, как от щекотки. Визжит на весь двор так, что даже сонный сосед выглядывает из окна своего дома, чтобы проверить, все ли в порядке. Он машет нам в знак приветствия и показывает кружку с кофе, предлагая угостить ароматным напитком.
— Доброе утро, — киваю я и отрицательно мотаю головой. — Нет, спасибо.
У меня свое лакомство. И оно извивается подо мной, моля о пощаде.
— Ррргггх! — Рычу я, покусывая ее шею.
И смеюсь, игнорируя попытки Зои вырваться.
Все заканчивается страстным поцелуем на виду у всех. Когда ее холодные ладони касаются моих щек, а сладкие губы отвечают на бесцеремонное вторжение встречными движениями, чувствую себя настоящим везунчиком.
Ни деньги, ни карьера не могут принести такого удовлетворения. Если кто-то когда-то скажет обратное — не верьте ему!
Ты нужен. Ты уверен, что тебя любят. Ты просто держишь ее за руку, и все остальное уже не важно. Вот это и есть счастье.
Ослепительно яркий момент, от которого захватывает дух. Всего лишь искра, но из сотен таких частиц, которые ты можешь хранить в своем сердце, и складывается потом свет, который греет тебя всю жизнь.
Оборачиваюсь на стук в окно. Дядя Миша показывает на часы. Напоминает, чтобы мы поторапливались на учебу.
— Разве занятия не отменят? — Интересуюсь.
Глаза Зои блестят. Я вдыхаю ее вместе со счастьем. Втягиваю ноздрями воздух вперемешку с запахом шелковистых волос и нежных цветочных духов.
— Нет. — Она смеется. — Даже в мороз не отменят.
— Как так?
— Это Россия, детка.
Ох, уж мне эта фраза!
Стону, как подбитый зверь, но ничего не поделаешь: приходится идти в дом и одеваться на учебу.
Зоя
Мой американец все-таки заболевает и к утру следующего дня сваливается с высокой температурой. Прежде, чем уйти на учебу, слежу, чтобы он принял все лекарства.
— У нас, когда болеют, идут к врачу. — Кряхтит он, укрываясь одеялом на диване в гостиной.
— А у нас идут в аптеку. — Смеюсь я. — И если уж за четыре-пять дней не спадет температура, тогда только к доктору.
— Как вы выживаете? — Интересуется Джастин.
— Да нормально.
А потом мы еще пять минут спорим, куда засунуть градусник: в рот или подмышку. В итоге он соглашается на второй вариант. По-русски, так по-русски.
Ухожу. Целый день мы с ним остаемся на связи. А когда возвращаюсь, застаю Джастина хмурого, напряженного, сидящего закутанным в одеяло и с пультом в руке.
— Как ты? — Бросаю учебники и одежду в коридоре и спешу к нему.
Падаю рядом, тяну руки,
но он неотрывно смотрит в телевизор, на котором включен двадцатичетырехчасовой новостной канал.— Там. — Он облизывает губы и прокашливается. — Я целый день смотрю…
— И? — Беру пульт, переключаю на другой канал. — Чего ты там насмотрелся?
Лицо Джастина пылает. Он складывает руки в боевую позу, возвышаясь надо мной, и разглядывает так, будто его предали.
— У вас все по-другому показывают! — Говорит раздраженно. — Неправильно!
Я улыбаюсь, устало опускаю плечи.
— Ты удивлен?
— Я… нет… но… — Теряется американец. — Это же все неправда!
— А где правда, Джастин? — Кладу ладонь на его коленку, поглаживаю. — Истина всегда где-то рядом. Разве не так? Всегда где-то посередине между точками зрения двух стран.
— Но так неправильно! — Приподнимается он. — Вас обманывают!
— А вас? — Почему-то его возмущение кажется мне ужасно милым. — В новостях всегда что-то преувеличивается, что-то преуменьшается. Разве ты не слышал, что у нас здесь империя зла, которая хочет поработить полмира? — Улыбаюсь, когда парень оседает обратно. Накрываю его ноги одеялом. — И как? Сколько зла ты здесь увидел, Джастин? М? — Присаживаюсь ближе, приникаю лбом к его плечу. — Неужели, мы с тобой еще и из-за политики будем ссориться? Ты знаешь меня, я знаю тебя. Мы понимаем друг друга.
— Да. — Неохотно соглашается он.
— А внешний враг — это всегда удобный способ отвлечь внимание от внутренних проблем. Так пусть эти напряжение и негатив достаются политикам, ладно? Пусть они дерутся и делят что-то между собой. — Провожу пальцем по его шее и радуюсь, что жар спал. — Любовь выше всего этого, понимаешь? — Трусь носом о его кожу. — Между простыми людьми нет никакой вражды. И не должно быть. Люди умнее, чем кажется политикам, они все равно общаются, все равно любят друг друга, как бы их не пытались разделить.
Он обнимает меня крепче, а я закрываю глаза, так и не спросив, что он хочет на ужин. Вырубаюсь от усталости, даже не убедившись, что ему не стало хуже. Мне просто так уютно в его объятиях. Так легко.
И Джастин тоже мгновенно засыпает, отпустив все терзающие его проблемы и трудности. Мы вместе, и нам хорошо друг с другом. И не важно, кто из нас какой нации, каких придерживается религиозных или политических убеждений, на каком языке говорит и как был воспитан. Есть духовная связь, и ей неведомы, чужды все эти искусственные барьеры. Она свободна от предрассудков.
Мы свободны.
А еще есть взаимопонимание и уважение. Оно распространяется на всех, кто нам близок. И выражается даже в том, как мама, вернувшись с работы, заботливо накрывает нас пледом, а папа, отказавшись от просмотра вечернего матча, ставит громкость телевизора на минимум и приглушает свет, чтобы не будить.
На самом деле, границ не существует.
Ни для людей. Ни для чувств.
И твой дом — там, где твое сердце.
Джастин
Тетя Люда просит меня посмотреть, сколько сегодня на градуснике. И хоть я учу русские названия цифр, но все равно боюсь ошибиться. Буквально вчера вместо того, чтобы попросить ее «согреть водУ», пожелал «сгореть в аду», так что несколько раз повторяю про себя прежде, чем произнести: