Любовь по обмену
Шрифт:
— Да, сэр. — Вжимаюсь в стену.
— Тогда отпусти его.
И вдруг понимаю, что это та самая фраза, которой я боялась — она, как острый клинок, врезается в самое сердце.
— Я не держу его, сэр. — Бормочу. — Он… сам решает… И если не хочет…
— Зоя, ты не глупая девушка, как я уже успел понять. Ты весьма сообразительна. — Его голос врезается холодным лезвием в меня снова и снова. — Джастин из достойной семьи. Его ждет учеба в престижном университете. Ему нужно восстанавливать форму, чтобы вернуться в спорт. Это большие деньги, понимаешь? На кону его карьера. Его будущее. Здесь его место, здесь я могу дать ему больше. А что ждет его в России?
— Сэр, я…
— Его мать скучает. Она извелась за эти месяцы, и ей больно терять сына. Послушай. Я знаю его характер, он крайне несерьезный парень. Бросит сейчас спорт и учебу, а потом и тебя так же. У него было много девушек, и все кончалось одинаково, поверь мне. Я хорошо знаю своего сына, он захочет остаться по истечении срока программы, но это катастрофично для его бейсбольной карьеры, мне и так многое приходится делать, чтобы удержать за ним место в команде.
— Но…
— Не держи его, Зоя. Ради него же самого. И я тебе обещаю: когда ты приедешь, я окажу тебе достойный прием в своем доме. Докажи, что ты уважаешь моего сына. Сделай так, как будет лучше ему.
— Хорошо, мистер Реннер. — Закрываю на миг глаза, а когда открываю, мне начинает казаться, что я становлюсь бесцветной, растворяюсь в воздухе, тону в туманной дымке собственных несбывшихся мечтаний.
И вроде ничего не изменилось. Все идет по плану, Джастин уедет в США, мне придется провести здесь лето без него, а потом, если мое участие в программе будет одобрено, мы увидимся.
— Спасибо, Зоя. — Говорит Ли Реннер, и его голос также холоден, как в самом начале разговора. — Знал, что мы с тобой найдем общий язык.
В конце концов, я и не планировала удерживать его сына здесь силой. Он соскучился по родным, по друзьям, по своей стране. Будет только лучше для его душевного спокойствия, если он поскорее вернется домой.
— Всего доброго. — Тихо шепчу я.
Сбрасываю вызов и крепко сжимаю телефон в руке.
Он прав. Во всем прав. Моего американца ждет большое будущее в своей стране. Не нужно навязывать ему себя, а дальше пусть будет, как будет. Я ведь тоже никогда не планировала на всю жизнь переезжать в Америку. Мне и здесь очень хорошо. Съездить, получить ценный опыт, вернуться и попытаться, руководствуясь им, сделать лучше жизнь своих сограждан — вот о чем я мечтала когда-то.
А Джастин… Джастин… может, он вернется к себе и поймет, что все было несерьезно. Что мы и не пара вовсе. И не навеки. Не могу же я заглянуть ему в голову, правда? Это лето — оно как лакмусовая бумажка. Покажет, что за чувства управляют нами. Возможно, он не будет мне писать. Возможно, будет делать это с каждым днем все реже и с меньшим энтузиазмом. Тогда все станет гораздо проще: я не поеду к нему, а ему не придется меня там терпеть.
Глупо думать о плохом, когда у тебя все хорошо. Но не думать — это еще опаснее. Так я хотя бы смотрю в лицо реальности и готова к любому исходу событий.
Джастин
— Что с тобой? — Спрашиваю у Зайки, когда возвращаюсь в ресторан. На ней лица нет: бледная, потерянная, смотрит так, будто видит меня, но не узнает. — Не переживай. Дима увез ту девушку в больницу. Некоторые ребята поехали следом. Мы тоже можем. — Сажусь перед ней на корточки, заглядываю в глаза. — Или можем здесь остаться.
— Поедем домой? — Предлагает она, глядя на меня с мольбой.
Киваю. В этот момент она снова напоминает ту крохотную фарфоровую куколку, какой показалась мне в день приезда. Аккуратное личико,
губки, как нарисованные — с яркой и аппетитной галочкой сверху, глаза небесно-голубые и длинные, светло-русые ресницы, веером обрамляющие их. Красота, которая своей естественностью, простотой и хрупкостью словно нуждается в поклонении и защите.— Устала? — Беру ее руку.
Кисть оказывается мягкой и какой-то безвольной. Зоя поднимается со стула, и я вижу, что ее плечи опущены, взгляд потух и полон безразличия.
— Немного. — Признается она.
Веду ее за собой к выходу. Мы прощаемся с остальными гостями и машем на прощание друзьям.
— Просто… ногу натерла. — Поясняет Зоя. — Туфли… новые.
— Хочешь, понесу тебя? — Спрашиваю, улыбаясь.
Но ей по-прежнему невесело. Загадочная русская душа.
— Нет. — Отвечает коротко и продолжает смотреть перед собой, словно в пустоту.
— Точно все нормально?
— Да. — Отворачивается.
Когда мы оказываемся дома, она, молча, поднимается к себе наверх.
— Что такое? — Спрашивают родители.
Пожимаю плечами и поднимаюсь следом.
Зоя уже закрылась в своей комнате. Переодеваюсь, принимаю душ, включаю «Король и шут» — любимую группу хозяина этой комнаты, Степы, и смотрю в окно.
Голые ветви, крыши домов, улицы, дорожки — все припорошено снегом, отливающим сталью в свете луны. Мороз плетет кружево на окнах, дымоходы плюются густым белым дымом, в заледеневших окнах домов виднеется тусклый желтый свет. Зима в самом разгаре. Теперь я, кажется, верю, что она вступает в свои права на целых полгода, и мне становится не по себе от той мысли, что в день моего отъезда календарная весна еще не уступит место весне реальной.
— Джастин? — Зайка появляется на пороге моей комнаты спустя несколько минут.
Входит, закрывает дверь на защелку, выключает музыку и в полной темноте движется в мою сторону. Она ступает неслышно, на ее ногах теплые вязаные носки, которые давно стали для меня таким же символом уюта, как горячий чай, теплый плед и огонь в камине холодным зимним вечером.
— Эй, — ее руки касаются моей спины.
Не оборачиваюсь.
Чувствую, как Зоя прижимается лбом к моей правой лопатке. Трется, словно котенок, вымаливающий немного ласки. От нее так горячо, тепло, уютно. И вот я уже таю, вдыхая этот исключительный момент счастья, когда мы наедине, в полной тишине и принадлежим друг другу. Она больше не отталкивает меня.
— Я обидел тебя чем-то? — Спрашиваю тихо.
Мне страшно от одной мысли, что я мог сделать ей больно. И неприятно думать, что она могла во мне усомниться по каким-то причинам.
— Нет, что ты. — Зоя прижимается еще сильнее, буквально втискивается в меня всем телом. Затем отпускает и разворачивает к себе лицом. — Просто было так грустно… — Поднимает свои очаровательные глазки на меня. — И я решила, что нужно проживать каждый день, как последний. На самом деле, важно, ни сколько нам отмерено времени, а как мы его проведем. Правда?
Шумно выдыхаю. Беру ее ладони в свои, вижу в глазах напротив свое отражение.
— Я ни черта не понимаю, что происходит, но очень рад, что ты со мной опять разговариваешь. Это гораздо лучше молчания, от которого у меня чуть не взорвались мозги.
Она улыбается. Немного вымученно, но искренне.
— Не знаю, как я жила до тебя…
— Кстати. — Меня осеняет. — Идем.
Подвожу ее к кровати, усаживаю, сам сажусь напротив. Мы сидим, поджав под себя ноги, освещаемые только светом луны, проникающим через окно.