Любовь против (не)любви
Шрифт:
— Постой, но ты уже сделала очень многое. А сколько ты здесь? Месяц и ещё половину?
— Да что там я сделала! Даже хлам из дома пока ещё не вычистила до конца, и плесень с копотью. А подолгу не могу — голова кружится, плохо становится. Потому и взялась с детьми заниматься — чтоб самой не навернуться от этих ваших магических действий!
— А дети, получается, у тебя силы не берут? — удивилась Бранвен.
— Это-то что, они маленькие, их немного совсем, даже двух десятков не наберётся, да и материал у нас простейший — им же нужно с самых азов и чтение, и счёт, и надо бы письмо, но я пока
— Ненадолго будут отпускать — если скажешь. Вот, а ты говоришь — ничего не сделала. Да если бы не ты — Торнхилл до сих пор бы в руинах стоял!
— Наверное, — согласилась Катерина. — Но у меня всё равно нет сил!
— Неужели матушка не научила тебя, как те силы восстанавливать?
— Ты о чём? Про поесть-попить? Или про мужа?
— И про поесть, и про поспать, и про мужа. Неужто он так плох?
Катерина задумалась. Если честно — нет, ничуть не хуже Василия. Собой хорош, глаза голубые, волосы пшеничные — загляденье. На ощупь приятный, загонишь помыться — так и пахнет хорошо. Молодой, сильный. Заинтересованный. Пьёт очень умеренно — за всё время, что она с ним знакома, напившимся в хлам не видела его ни разу. Василий уже бы в погребе милорда отца Кэт поселился прямо как Рой, только всё бы там вылакал и ещё раз помер с перепою.
— Нет, неплох. Когда хоть немного своей головой думает.
— А зачем тебе, чтоб своей? У него твоя есть. Неужели не слушается? — продолжала усмехаться женщина-сова.
— Да как-то не очень.
— Если ты думаешь посадить его дома и в рейды не пускать — об этом, конечно, забудь. Здешние мужчины так не умеют. Да и что ему возле твоей юбки делать? Каждый твой шаг сторожить?
Катерина вдруг представила, что Роб и вправду может сторожить каждый её шаг. И содрогнулась. И ещё представила, что он мог быть как Джейми или как Рональд. Мог бы, конечно, и как Джон, но по закону подлости вышло бы только хуже, чем есть сейчас. Нет, ничего менять не нужно.
— Привыкла я уже, — вздохнула она. — Справлюсь.
— Вот и правильно. Справишься. Если бы ты не могла справиться, матушка тебя б сюда не вытащила, так бы и болталась там у себя — и не к живым, и не к мёртвым. А здесь при деле, и ещё силы магической тебе отсыпали.
— Это точно, отсыпали. Только инструкцию приложить забыли. Та, что твоя матушка дала, какая-то коротенькая была и сумбурная. Может, у тебя есть какая книга, где бы всё было написано? Как, что, сколько силы, куда и что будет в итоге?
Бранвен рассмеялась, и смеялась долго.
— Всё бы вам, людям, разбирать до первооснов, что да куда! Нет бы подойти осторожно, вежливо, тут потрогать, там попробовать!
— Знаешь, как мне уже надоел этот метод тыка? Тут ткнись, там попробуй, и чуть что — не обморок, так просто в глазах темно!
— Слушать надо мир, тогда и он тебе поддаваться станет. Не драть и не ломать, а менять тихонечко, ласково, нежно. Как с любовником. Тогда он и отзовётся. А вам всё бы по правилам да по руководствам. А надо — по любви.
Да, Мэгвин тоже что-то говорила про любовь. Но какая тут любовь, когда вода в подвале, плесень в доме и одуревшие от безделья мужики ищут, кого бы повесить! Катерина так и сказала, чем вызвала
новый взрыв неудержимого смеха.— А ты на что? Руководи. Ты — маг, они — нет. Ты сильнее, хоть это и не сразу увидишь.
— Да не сильнее я. Только и могу, что грязь убрать да невидимой прикинуться.
— Не только, — покачала головой Бранвен. — Видишь лужу? — показала на стоявшую под ногами воду.
— Вижу.
— Осушить сможешь?
— Как?
— А вот смотри, — повела руками, собрала всю воду в сверкающий шар, запустила его вниз по склону.
А земля на освобождённой кочке стремительно подсыхала.
— Нет, я только одежду, — замотала головой Катерина.
— А в чём разница? Здесь ещё и проще, потому что одежда — она уже неживая, а земля — живая. Если с лаской и уважением — то тебя услышат и здесь, и там.
И следующие полчаса Катерина училась осушать воду. Полезное умение, по сезону. У неё получилось, но закончилось всё закономерно — головокружением. Она села на собственноручно высушенную кочку и прикрыла глаза.
— Не садись и не раскисай, ещё хуже будет. Подставь лицо солнцу, ощути ветер! Ела сегодня плохо, что ли?
— Да вовсе не ела, — с досадой сказала Катерина. — А всё эти дураки — шпиона, видите ли, захотели повесить.
— А ты не дала? — удивилась Бранвен.
— Не дала. Ещё не хватало — у меня во дворе людей вешать! Да ещё тех, которых я кормлю!
Бранвен снова смеялась и говорила, что Катерина не пропадёт.
— А вот скажи, могу я научиться превращаться в птицу? Ну там или зверя? — спросила Катерина. — Это ж полезно!
— Это кровь, этому не научишься. Это или есть — или нет. У тебя кровь многажды разведённая и оттого слабая, я даже и не знаю, что сделать, чтобы стала сильнее. Может быть, к зрелости заматереешь. Сейчас-то у тебя разве что лисья тень на ярком солнышке видна.
— Что? — Катерина даже с кочки подскочила и заозиралась.
Какая ещё лисья тень? Мало ли, кто её увидит!
— Ты не заметишь. И твои тоже не заметят — не тем местом смотрят потому что. Но она есть. Значит — не всё в тебе от людей, есть что-то и от нас. Ощути и пользуйся, тебе будет только во благо. И тем, кто рядом с тобой.
— Скажи, Бранвен, а ты далеко живёшь?
— Как сказать… и да, и нет, смотря, как считать. По-вашему — на той стороне границы. По-моему — рядом.
— Если рядом, то не могла бы ты заглядывать и дальше меня учить? — спросила Катерина.
Раз попался ценный специалист — никак нельзя его отпускать!
Бранвен опять смеялась — ох уж эти люди.
— Могла бы. И матушка меня об этом просила — приглядеть и научить, чему смогу. Но — не каждый день.
— Хорошо-хорошо, как скажешь. Когда следующий урок? Завтра?
— Завтра непогода будет. Не полетаешь.
— Послезавтра?
— Давай-ка я научу тебя простому призыву. Расслабься, отпусти все чувства и послушай мир вокруг.
Катерина сделала, что просили. Солнечный свет, ласковый ветер, птички пересвистываются. И большое яркое пятно, или шар, или что ещё — там, где Бранвен.
— Чувствуешь меня? Зови. Мысленно. Притягивай. Я должна услышать твой зов.
Катерина понимала, что на расстоянии всё окажется иначе, но — пыталась. И надеялась, что у неё выходит.