Любовь сильнее Тьмы

— Это не эльф. Это Гимли, сын Глоина, — гном при этих словах низко поклонился Древню. Секира соскользнула у него с пояса и, ударившись о камни, громко зазвенела. Взгляд Фангорна потемнел.

— Я, конечно, очень люблю Дивный народ, но это уж слишком, — недовольно проговорил Древень, — дружба эльфа и гнома, что может быть страннее?

— Пусть наша дружба и странная! — Леголас упрямо качнул головой, — но покуда Гимли жив, я без него не приду!

Арименэль с приятным удивлением посмотрела на лихолесского принца. Много веков эльфы враждовали с гномами, но похоже этой вражде скоро придёт конец. Леголас действительно крепко сдружился с Гимли.

Даже Фангорн немного стушевался, и теперь уже смотрел на гнома не так враждебно.

— Что же, да будет так, — удивлённо и задумчиво произнёс энт, — но всему своё время, и сейчас наступило время прощания. Возвращайтесь, если сможете! Пусть хранят вас светлые духи Арды!

Древень попрощался и с хоббитами. Те поспешно отвернулись, чтобы скрыть волнение и грусть.

Отряд тронулся с места. Все ехали молча, постоянно оглядываясь на энтов и на уже не величественно, а одиноко стоящий Изенгард. Но вскоре башня и огромные фигуры лесного народа удалялись и становились всё меньше. Долина осталась позади.

Солнце начало клониться к горизонту, на землю начали опускаться тени. Гэндальф предупредил всех, что не стоит сейчас выходить на открытое место, и повёл отряд к небольшой роще.

Там развели костёр и устроились на ночлег. Уставшие за день люди и Мерри с Пиппином сразу начали ложиться спать. Тэоден с Митрандиром о чём-то тихо и встревоженно переговаривались, а вот Леголас, Гимли, Лаурелинмэ и Арименэль ещё некоторое время сидели у костра. Лаурелинмэ начала рассказывать о приключениях, которые постигли остатки Братства. Арименэль её почти не слушала, отвлекаясь на разговоры Гимли.

— Да, словно мы поволновались из-за этих хоббитов, — вновь начал ворчать гном, — и из-за тебя, эльфийка.

Арименэль виновато пожала плечами и неловко улыбнулась. Она ведь и сама не хотела попадаться оркам, так получилось. При воспоминании о том бое у Андуина и о гибели гондорского воина, на душе стало тяжелее. Мысли были не из приятных.

Лаурелинмэ, словно поняв (или догадавшись по лицу?), о чём эллет думает, сочувственно сказала:

— Ты бы никого не смогла спасти. Ирчей было слишком много. Я знаю, что тебе больно осознавать, что ты была свидетельницей чьей-то смерти, но это война. Ты сделала всё, что смогла.

— Это война, — задумчиво повторила Арименэль, пустым взглядом глядя на пляшущее пламя.

Когда же уже можно забыть это проклятое слово? Когда можно будет прекратить каждый раз с ужасом замирать, смотря на стекающую по мечу кровь? Пусть и кровь орков, но кровь живых существ. Эльфийка понимала, что видела ещё не самые страшные бои. А ведь были более устрашающие сражения…

— Боромир, сын Денетора… — зазвучал звонкий и ясный голос Леголаса. Но когда Арименэль взглянула на него, то заметила и в его глазах глухую боль. — Он был славным воином, достойным сыном своего народа. Он погиб с честью, так что не будем особо печалиться и жалеть о нём… пока, — эльф опустил голову.

Девушка вздохнула и приняла из рук Лаурелинмэ фляжку с мирувором. Эльдиэ сочувственно покачала головой, смотря на неё.

— Против стольких орков ты бы ничего не сделала, эльфийка, — с грустью произнёс Гимли, — я и так поражаюсь тебе: нечасто узнаёшь, что одна из эллет уходит в одиночку из Имладриса, не боясь ни орков, ни других напастей. И нечасто видишь, как такая эллет бросается в бой, — в глазах гнома промелькнуло уважение.

Эльфийка слабо улыбнулась Гимли.

— Ты ведь, Арименэль, как я помню, с самого детства была такой, — Леголас тоже улыбнулся, но уже без былой печали, — всё время хотела научиться владеть мечом. Неудивительно, что потом Глорфиндейл согласился и принял тебя в ученицы. С тобой не поспоришь.

Лаурелинмэ невольно засмеялась, а Гимли удивлённо посмотрел на Арименэль и тоже тихо фыркнул. Эльфийка с недовольством посмотрела на улыбающегося Леголаса.

— Говорят, что я в отца пошла, — с долей обиды произнесла Арименэль, — а он у меня нолдо.

— У меня тоже, — Лаурелинмэ, не глядя на Леголаса, поднялась, — пожалуй, мне надо поговорить с Митрандиром.

Эльдиэ хотела было уже направиться к волшебнику, как вдруг остановилась, вспомнив о чём-то, а потом протянула Арименэль её меч. Девушка вспомнила, что обронила его тогда у Андуина, и с радостью приняла оружие.

Леголас и Гимли ещё оставались у костра, а Арименэль присела под раскидистой елью. Наконец-то душные и тёмные подземелья Изенгарда остались позади.

Начиналась весна. Деревья начали зеленеть, а недолгие в этом году зимние холода окончательно отступили. Тучи закрывали небо, хотя ночи уже не были такими тёмными, как раньше. Но мрак Мордора продолжал нависать над Средиземьем.

***

Лаурелинмэ разбудила Арименэль ещё до рассвета. Весь отряд ещё спал крепким сном, лишь Гэндальф сидел у давно потухшего костра и как обычно курил трубку.

— Нам пора, Арименэль, — Лаурелинмэ давно собрала свои вещи и теперь подзывала коней.

— Тэоден зовёт нас во дворец, — сказал Митрандир ещё ничего не понимающей Арименэль, — тебе же и Лаурелинмэ надо в другую сторону. Я не хочу отпускать вас в то проклятое место, — маг нахмурился, — никто ещё не возвращался из Димхольда.

Эльфийка лишь улыбнулась. Хорошо, что Митрандир, не смотря ни на что, не против этого похода.

— Значит, мы будем первыми, — Лаурелинмэ невозмутимо взглянула на истари, давая понять, что никакие увещевания не заставят её переменить решения. — Мы с Арименэль не отступаемся от своих слов.

— Вы просто на голос разума внимание не обращаете, — негромко проворчал Гэндальф, — особенно ты. Знаю я тебя. Сначала едва в битву Последнего Союза не ввязалась, потом чуть ли не в одиночку путешествовала по Средиземью…

Арименэль с интересом прислушалась к словам мага и посмотрела на Лаурелинмэ. На мгновение ей показалось, что та даже чуть покраснела. Девушке опять поняла, что очень многого не знает о жизни подруги.

— У меня были на то свои причины, — Лаурелинмэ немного помрачнела и отвела взгляд, — к тому же, я почти с самого детства умею сражаться…

Гэндальф что-то тихо проворчал о том, что она и Арименэль заставляют его и всех остальных изрядно волноваться, и с укором покачал головой. Лаурелинмэ тихо засмеялась.

— Ты же меня знаешь, Митрандир.

— Знаю, — маг с улыбкой кивнул, — вся в отца.

Эльфийка замерла и странно на него взглянула. В её глазах мелькнули скрытая боль и лёгкое раздражение. Но в конце концов эльдиэ взяла себя в руки и смогла справиться с накатившими эмоциями. Гэндальф ведь не хотел сказать ничего худого, а то, что он невольно разбередил старую рану, то это ничего.