Любовь тебя настигнет

– Присаживайтесь, я быстро, – сказала радушная хозяйка и развела бурную деятельность. В неровном свете свечи она достала из пакета хлеб и колбасу, из холодильника – яйца, поставила на вторую конфорку сковороду.

Петр украдкой наблюдал, как она мужественно сражается с хлебом. "Наверное, слишком свежий, весь крошится. Или что-то с ножом," – решил он. Откромсав ломоть, Полина сдула прядь со лба и занялась колбасой. "Странно. На легкость нарезки колбасы ее свежесть не влияет," – озадачился Горянов. Встал. Подошел бесшумно, мягко накрыл руку с ножом, беря девушку в кольцо. Не ожидавшая такого коварства, она дернулась и впечаталась ему в грудь. Забыла, как дышать. Выпустила батон варенки из ослабевших пальцев.

– Давайте я, – тихо предложил Петр, забирая колюще–режущее орудие из дрожащих рук. – Сковорода готова.

Проблема оказалась в ноже, тупом до безобразия. "Вот что значит – нет мужчины в доме," – обрадовался внутренний голос. "Чего радуемся? Она ж ребенок совсем!" – не понял восторга мужчина. "У детей груди нет. У нее есть. Интересно, своя или?" – внутренний голос ушел в дебри анализа информации. "На зарплату бюджетника «или» весьма проблематично," – завершил обработку данных и переключил мысли исключительно в бытовое русло.

– Оселок есть? – спросил Горянов.

– Что? – не поняла девушка.

– Пилочка такая большая. Для ножей, – объяснил он.

– А-а, – Полина открыла нижний ящичек и достала искомое. – Вот.

– Спасибо. У Вас сковорода, – напомнил и занялся приведением ножа в божеский вид.

Шипение и тихое "Ай!" за спиной заставили бросить почти наточенное орудие в раковину и обернуться. Раскаленное масло угрожающе брызгало во все стороны. Глаза цвета мокрого асфальта испуганно таращились на мужчину. Мизинец почему-то был во рту.

– Масло? – спросил Петр. Жертва продуктового беспредела обиженно кивнула. Резко дернул на себя, прижимая, чтоб не вырвалась, открыл кран с холодной водой и сунул пострадавший палец под струю. Девушка всхлипнула и попыталась освободиться. Не на того напала. Мужчина держал крепко, млел от тепла изящной спины, плотно пристыкованной к его тонкой рубашке, и непроизвольно поглаживал большим пальцем нежную кожу около запястья.

Решив, что охладительные процедуры можно закончить, Полина ужиком вывернулась в объятьях Горянова и оказалась в еще более неловком положении: тыл прижат к раковине, фас – к мужчине. И взгляд у этого мужчины странный такой. То ли убить хочет и выбирает метод, то ли залюбить до смерти, что не сильно-то отличается от первого варианта, то ли съесть.

"Он же голодный," – услужливо маякнула память. Девушка попыталась просочиться в сторону плиты. Зацепилась. Попыталась идентифицировать мешающий бегству предмет. Осознала. Приготовилась к смерти.

Неловкий маневр с побегом вызвал не самые приятные ощущения у Петра. "Издевается, что ли?" – подумал мужчина, когда это мелкокалиберное безобразие призывно потерлось об него всем корпусом. Постарался передать свое возмущение наглой провокацией глазами. Понял, что девушка ждала не такого эффекта и явно в шоке от полученного результата. Отскочил, но приготовился заткнуть рот на случай включения поруганной сирены. Сероглазая сигнализация покраснела, спрятала руки за спину, но не сработала.

– Бутерброд будете? – отмер Горянов. Кивнула. По дуге обойдя девушку, чтобы избежать любого телесного контакта, Петр взял дощечку, продукты, нож и принялся за нарезку.

Полина шумно выдохнула, разбила одно за другим четыре яйца в недовольно шкварчащее масло, разболтала вилкой желток, посолила. Дождалась пока зарумянится, разделила бело-желтый блин на условно равные части и бодро перевернула на другую сторону. Не глядя, потянулась за тарелкой, соприкоснулась с мужчиной, который как раз смотрел, что берет, шарахнулась. Тарелка встала на столешницу ребром и съехала на пол. Печальный "дзынь" ознаменовал конец ее существования.

– Я уберу! – засуетилась девушка.

– Замрите! – рявкнул Петр. – И сковороду с огня уберите, – добавил более миролюбиво, оценив эмоциональное состояние Полины. Слава Богу, она решила не пререкаться. Убрав следы погрома, Горянов удалился за стол, позволяя девушке переложить яичницу и упорядочить нарезку.

– А чем у вас так вкусно пахнет? – материализовалось на кухне мелкое привидение с косичками. И как по заказу, включился свет. Везде и сразу.

– Яичница, бутерброды с колбасой и чай, – перечислил Петр все возможные варианты, слегка щурясь после полумрака.

– Я тоже буду, – Соня резво взобралась на стул в ожидании еды.

– Наглость – второе счастье, – хмыкнул Петр. Полина тем временем переделила яичницу и докромсала колбасу с хлебом, подозревая в хрупком тельце далеко не детский аппетит.

– Это что? – мужчина удивленно поднял бровь, обозревая нечто с зажаристой корочкой на тарелке.

– Я-иш-ни-ца, – по слогам произнесла Соня и скорбно посмотрела на Горянова: мол, совсем вы, Петр Иванович, отупели в вашей охране.

Вилка звякнула по столу, Полина вылетела из кухни.

Взгляд Сони стал еще скорбней: не только тупой, но еще и бестактный, бесчувственный чурбан.

Петр медленно отложил столовый прибор и отправился извиняться. Критиковать кулинарные таланты хозяйки – последнее дело для воспитанного мужчины и первое для женской истерики. Даже если хозяйка умудряется испортить укроп.

В коридоре прислушался, решая, куда двигаться. Уловил тихие всхлипывания слева. Прикинул планировку и понял, что хозяйка решила дать волю слезам в ванной. Помялся несколько секунд: уж больно место интимное. Однако извиняться требовалось срочно, поэтому Петр вздохнул и открыл дверь.

Потревоженная вторжением нежданного свидетеля, Полина вскочила с фаянсового изделия и опять впечаталась в мужчину. Площадь уборной только с виду была большой.

"Да что за наказание такое!" – рычала девушка одними глазами цвета грозового неба.

"Чего прилипла?" – возмущались в ответ такие же.

"Хороша, наверно?" – ужаснулась Полина, представив, что сейчас видит этот Джеймс Бонд во плоти. Коса растрепалась, глаза зареванные, нос красный, губы покусанные. Мечта садиста, честное слово.

"Горянов, ты как юнец зеленый, – ехидничала совесть. – То кричишь, что она ребенок, то смотришь, как голодный на булку. Определись уже как-нибудь. Хороша же девка. Глазищи, как угольки. Прическа, как после ночи на сеновале, только сена в волосах и не хватает для полноты картины. А губы-то какие! Ни помады, ни силикона не надо. Даже не знаю, куда б их применить лучше…»

Варианты Петр слушать уже не стал. На автопилоте потянулся к приоткрытым губам цвета спелой вишни, не разрывая зрительного контакта, чтоб сбежать не успела. Хотя девушка вроде и не собиралась.