Любовь в кредит

— она сделает…как надо, … за это возьмусь. — говорила пожилая.

— … нужны гарантии, — произнесла Катерина, — мы должны… гарантировать… Агата… быть улики … доказательства. Они … проводили времени…

Михаил протянул руку, пес носом ткнулся в ладонь. Неожиданно раздался звуковой сигнал, какой бывает при удачном соединении двух цифровых устройств. Рука мужчины застыла на загривке, а сам он замер в шоке. В тот же момент телефон в кармане завибрировал. Отчет от робота “Ш22_АМА загружен” — тихо прозвучало на иностранном языке. Голоса продолжали обсуждать паутину интриги:

— доказательства?… — сказала старая женщина. — был дневник … была какая-то фотография… лелеяла, мечтала…

— достаньте! И следите за… нравоучений не читайте… атмосферу поддержки, чтобы она знала, что рискует потерять.

Калитка хлопнула, шаги по гравию быстро удалялись. Искусственными глазами пес смотрел на Михаила, медленно и глубоко вдыхающего воздух. Он понял все сразу, но все-таки опустившись на колено, ощупал тело животного.

— черт побери, — прошептал он.

— Шреее-ек? — мелодичный голос раздался с участка.

Михаил дотронулся до макушки собаки.

— активировать — сказал мужчина и лохматый друг поспешил к своей хозяйке тем же подзаборным путем.

— "шер-хе", — тихо сказал Михаил сам себе и прикрыл глаза.

Когда анализируешь данные, то аналитик как правило строит несколько гипотез. Данные могут быть неполными, картина фрагментарной, но каждый новый блок сведений исключает одну из гипотез и усиливает другие. Катерина была прекрасным тактиком. И первым испытанным чувством от встречи с роботом, который живет у девушки — это серая молния на сердце. Матвей многое умолчал, но четко сказал, что не встречается с Агатой. Предательство?…

Измена, скользкость намеков, режущие улыбки предвкушения победы, публичное унижение его семьи. Черт, хруст пальцев Михаила и выражение лица, которое никому кроме монстров в темноте леса лучше не встречать.

Возвращаться по освященной улице показалось Михаилу рано, Катерина могла заметить его, поэтому он решил пойти в сторону берега по узкой протоптанной тропинке. Постепенно идти становилось теснее из-за растопыренных от веток. Деревья, с широкими свисающими листьями, принуждали наклоняться и уворачиваться.

Катерина так старательно подводила его к мысли о предательстве, а сама пошла к любовнице мужа, заключать союз. Судя по разговору с бабушкой, альянс не образовался. Пока, не образовался… И поэтому нужны доказательства для шантажа, вот только интересно — "кого": Матвея или Агаты, чтобы была сговорчивее.

Атака хитрой блондинки стала слишком сложной, ее версия происходящего растопырилась, цепляется за большое количество важных "правд". Матвей изменял? — а доказательств нет. Девушка — любовница, но Серентус ее не авторизует. И самое интересное — Катерина перестарались. Она била в шарниры между звеньями их отношений с Матвеем так сильно, что цепь становилась только прочнее. Хотя в момент, когда лохматый пёс уткнулся ему в ладонь и стартовал загрузку данных в обход Серентусе, Михаил почувствовал трещину. Почему у девушки, которую необходимо просто не подпускать близко к дому во время праздника, чтобы имитация взлома и кражи патентов удалась, почему у нее живёт робот? Это не просто охранный экземпляр, он запрограммирован особым способом, он умеет скрываться от Серентуса.

Фестиваль как горизонтальный лабиринт, чем глубже опускаешься, тем острее тени от заплесневелых стен.

*** Вечером перед Фестивалем. Сожги меня всю

В темноте трава выглядела острой, только у реки лунный свет и отблеск мощных фонарей с противоположного берега давали лучи света, очерчивали чернильные фигуры предметов. Слева стояло раскидистое дерево, к нему лицом повернулась девушка, ковыряла что-то в коре. Потом уставше цыкнула, бросила на землю то ли книгу, то ли тетрадь.

Михаил задержал взгляд на ее шее, обнаженной от волос, собранных в высокий хвост. Одетая в джинсы и облегающий лонгслив, она изредка смахивала прядь. Осмотревшись, что уже не уйти от присутствия, второй раз за вечер он стал невольным свидетелем не предназначенного для него события. Девушка была огорчена, и это была Агата. Постаравшись сгладить неожиданность своего вторжения, Михаил деликато и бесшумно отошел к краю берега. Он вытащил сигареты и закурил.

Агата обернулась на мужчину, когда он уже стоял у обрыва, и вздрогнула. Настолько знакомым выглядел его силуэт и манера держать сигарету. Но присмотрелась лучшее и одним падающим движением облокотилась о ствол дерева, сердясь на себя за постоянное ожидание и борьбу с надеждой. А потом, в том же настроении, когда все безразлично, она без соблюдения такта начала наблюдать за пришедшим. Водяные блики луны обнажали его светскую маскировку. Высокий, широкоплечий, тонкосложенный в проработанных мышцах. Прическа нарушилась и небольшая прядь челки падала на лоб, идеальная внешность выглядела иначе, чем днем. Он был спокоен и Агата замерла от впечатления — геометричность силуэта вкупе с движениями. Она чувствовала в нем драйв, динамику и резкость. Четкие высокие скулы, несколько раскосые глаза и легкая усмешка создавали эффект опасности. Насколько можно доверять такому человеку? Будет ли он вежлив, нежен и внимателен или бессердечно возьмет то, что ему полагается, насытит сначала себя, усладит свое эго и оставит так. Не интересуясь чувствами, не заботясь ни о чем, кроме своей цели. И цель эта перевертыш, обещает быть прекрасным процессом, а оказывается лишь спортом, где важен приз, важно взять пьедестал, а дальше все одинаково. Однотонно и безразлично. Насколько безопасно можно находится рядом с таким человеком, не обидит ли он ее, не причинит ли боль, ведь он превосходит ее силой и мощью, ведь она не знает его мотивов, его внутри. Ей страшно? Нет, Агата не чувствовала всего того, что могло быть ответом на эти вопросы. Ирония в улыбке и поступки — вот, что меняло восприятие. Не будь этого, он бы был похож на минотавра, топчущего сердца.

Но ирония и сарказм — единственное проявление истинного характера Михаила в обществе, намек на силу, которой нет необходимости пользоваться в каждой “драке”. Галантность не как стремление угодить окружающим, усладить их сладкой патокой манер, а как высшая степень самообладания, ума, уверенности и контроля. Уважения к тем, кто нравится и легкое презрение тех, кто пакостит и предпочитает уколы и “шпильки” в ответах. Легкое — потому как даже на презрение к таким “персонажам” он не тратил много времени и внимания. Его светские манеры делали границы терпимости к уродливому поведению шире, всегда давали собеседнику возможность одуматься и взять себя в руки. В ней, светскости манер, был его выбор в сторону хорошего, а не жестокого, попытка дать небольшой шанс лучшему.

Парень держал одну руку в кармане джинс. Щеки Агаты, словно тлеющие угли, медленно разгорались. Михаил курил, а ей казалось, он видит как алеет под кожей вскипающая кровь. И опустила глаза, чтобы справится с нахлынувшим волнением, снова. Заметила свой дневник, присела его взять, пролистала страницы.

— а можно вашу зажигалку? — сказала она, подойдя под его пристальным и спокойным взглядом.

Михаил не шелохнулся, поэтому девушка сохранила дистанцию, когда остановилась с просьбой напротив. Он достал руку из кармана и протянул зажигалку девушке. Сделав шаг Агата взяла так, чтобы их пальцы не соприкоснулись и, он на ее предусмотрительность беззвучно усмехнулся.

Зажигалка оказалась цилиндрической палочкой с приятной прорезиненной поверхностью и засечками на одной из граней. Агата рассматривала ее с удивлением, потом положила дневник под мышку и провела по шероховатому ребру указательным пальцем второй руки, тут же показался огонь. От неожиданности она откинула голову, чтобы не быть обожженной, а когда посмотрела на Михаила, то счастливо засмеялась и закусила нижнюю губу.

— ого! — и попробовала снова, но провела медленнее, и сила огня была меньше. — вы как Прометей. вручили мне силу огня.

— надеюсь, Зевс меня не накажет. — ответил Михаил.

— возмездие… — задумчиво сказала Агата, — если и ляжет, то на мою голову. Устроим небольшой костер, как раз завтра Купалле. Вы не против?

— костра или Купалля? — с нотками стали сказал Михаил.

— ахаха — Агата отчего-то рассмеялась. Она уже присела, чтобы раскрыть дневник, подняла смеющееся лицо. — я представила себя ведьмой, которую как бы в “дар” великой начальнице инквизиции хотели бы сжечь. Ее правые приспешники, непоколебимые блюстители норм иеепорядка. Сожгли бы как раз на завтрашнем костре в честь Купалля, чтобы жизнь стала достойнее, чтобы соответствовала. И вот я…такая им: “ладно не утруждайтесь, ребята”. Сама сажусь и развожу себе кострище и использую для этого свой дневник. Полный, как все думают воспоминаний…. Воспоминания как топливо, как драгоценности, которые отберут варвары, считающие меня ведьмой.