Любовь в кредит

Агата помолчала, заколебалась и продолжила, потому как показалось — он внимательно слушает, но не до конца понимает, о чем она говорит.

— как будто я пьяная, да? — интонация девушки потеряла озорство.

— нет, — ответил он. — разве воспоминания могут быть ценными для кого-то другого, кроме тех, кто в них был?

— ооо, а знаете?! — Агату снова озарила идея — а вот ну конечно, все это на уровне фантастических технологий. Как будто. Нашу память можно как жесткий диск вытаскивать, и отдельные файлы по желанию просматривать. Но если бы — и она неуверенно замолчала.

— продолжай, мне интересно — сказал Михаил и слегка улыбнулся и у девушки родилось то самое яркое чувство, когда ты можешь поделиться своими сокровенными и слегка безумными, ну или плохо понятными фантазиями, а их просто выслушают.

— дневник — это автономное письмо. Или закодированное сообщение. Но если система открытая, сообщения формируются с помощью кодов, то всегда есть возможность и вернее это даже обязательное условие в том, чтобы код. Ключ для дешифровки мог стать доступным. И при наличии дешифратора сообщение прочитывается. Оно таинственно только в момент недоступности ключа к дешифратору. Но внутри часто обыкновенное. А с автономным письмом иначе, оно доступно, открыто для прочтения, но на самом деле прочитать его невозможно. Потому что, ключом для дешифратора являются воспоминания. Как вы сказали… — Агата остановилась.

Засмущалась, почувствовав его интерес, и удивилась собственному притяжению к незнакомому парню в темноте.

— как вы сказали, воспоминания доступны только тем, кто был в них. Но все равно придется сжечь. — И Агата раскрыла дневник, пролистала страницы и внезапно напряженно остановилась:

— А вы знаете кто я? — спросила девушка.

— да. знаю — ответил Михаил, она смутилась.

— но вы защищали меня… — Агата странно сжалась.

— я просто люблю мороженое. — он усмехнулся.

— а…да, точно. Шрек съел ваше. — Агата побелела от напряжения, закусила губу и засмеялась — тогда устроим пепелище.

— а… — она нахмурилась и тут же передумала объяснять что либо, вдохнула воздух.

Михаил дотронулся до ее лица и вытер пальцем дорожку слез, укромно бежавшую из уголка глаз.

— извините …

— нет причин. для слез тоже. — он произнес тихо.

В ту же секунду щеки покраснели от прикосновения, а пламя быстро охватило несколько страниц дневника. Исписанные листы чернели и опадали пеплом. Огонь дошел до следующих, делал дыры, стирал чернила и в какой-то момент раскрыл рисунок боевого удара. У изображенного человека стали исчезать ступни, объяснительные иероглифы, огонь усилился, страницы одновременно вспыхнули. Агата вдруг встрепенулась, села на колени и хотела захлопнуть блокнот, но ее руки остановились. Их придерживал Михаил. Он тоже присел на корточки.

— вот же… — сказала Агата.

— скажи, если ты единственная, у кого есть воспоминания, и единственные намеки на них зашифрованы в этом дневнике, то почему ты думаешь, что остальные станут осуждать тебя. За то, что им не известно?

Агата смотрела в его голубые глаза, в них лед встречался с вихрами сильных ветров. Он был так красив.

— а что ты думаешь обо мне? — спросила она.

— Хм…, наверное, что ты больше заботишься о других, чем о себе. Но в основном я думаю о том, что ты сексуальная. — ответил Михаил.

— а…? я… — девушка засмущалась.

— никогда не думала о себе в таком ключе? — спросил Михаил.

— да, как-то не было поводов. — Агата теперь смотрела в сторону воды.

Река мерно плескалась о берег.

— уверен, что были. Просто ты не хотела тех парней. — сказал Михаил с усмешкой и встретил медленный и прищуренных взгляд.

Волны волос колыхнулись, а нос взлетел вверх. Агата растоптала угли от дневника и повернулась уходить.

— а Алеся? — спросила она в обороте. — она тоже сексуальная?

— да. — сказал Михаил. — но есть разница. Это всегда индивидуально.

— в чем разница? — спросила Агала.

— в отклике и желании. Ты. Вызываешь во мне желание. — произнёс он медленно.

— Это неправильно, — девушка была и смущена и ошарашена его откровенностью. но должно быть наоборот! во мне нет ничего особенного. И к тому же я не хочу вас, а Алесе вы нравитесь.

— неправда. — Михаил усмехнулся.

— правда, она… — Агата приготовилась перечислять аргументы.

— неправда, что я тебе не нравлюсь. — уточнил Михаил, не изменяя своей довольной усмешки.

— Что…по…? пр… - сначала Агата замямлила, но потом топнула, сделала шаг к нему навстречу.

Она обхватила его шею и поцеловала. Он не двинулся ни на миллиметр, а его губы остались холодными.

— что и требовалось доказать! — хмыкнула Агата. — не надо меня обманывать, не надо произносить такое просто так, это не просто комплименты.

Уйти с гордой победы не удалось он прижал ее к себе крепко и прошептал:

— не веришь словам? думаешь, я соглашусь доказывать их? — он посмотрел так жестко, что внутри девушки все похолодело. — Сексуальность, это не линии пресса или ягодиц, это твое желание. И я знаю, что ты хочешь. Поцелуй меня по-настоящему.

Агата дернулась, но он держал крепко. Мгновения объятий тянулись, они рассматривали друг друга. Его лёд в глазах таял, менял оттенок, морщинка между глаз оставалась на месте и в улыбке не было патоки, не было похоти, один прямой взгляд на нее. Он изучал с интересом, и этот интерес и одобрение от каждого изученного миллиметра созблазняли больше, чем комплименты. Агата дышала, медленно поднимая грудь, оставляя себе небольшие кусочки тела, что еще не соприкасаются, словно магнитные не соединились с ним. Она не могла понять, что происходит, если бы он сделал движение, она бы застонала. Такое томление уже было… И он сделал, дотронулся до ее щеки, стирая большим пальцем капельку воды (то ли слез, то ли пота, то это дождь начинался, нет.)

— Я шлюха, да? — спросила Агата

— Что?! — удивляться теперь пришлось Михаилу.

Улыбнувшись, он медленно расслабился, так чтобы Агата могла высвободиться и уйти, когда захочет.

— Этот вопрос откуда? Но я могу тебе ответить. Нет. Ты не шлюха. Быть сексуальной не значит быть шлюхой. Что за слово…

— Обычное… — сказала девушка.

— Тебя так кто-то называл? — теперь его взгляд стал подобен щелке.

— Нет. Просто. Мои желания… — Агата шёпотом подбирал слова, чтобы выразить свою боль.

— Желание… — Михаил произнес медленно, и это была не оговорка, а констатация того, что он видит, что он испытывает сам.

На щеках девушки заалел румянец.

— В твоих глазах ураган эмоций, — он потянул ее хвост вниз, Агата запрокинула голову, он прижал ее прижал к себе, чтобы не упала, и поцеловал ее в шею, там где сонная артерия билась в танце под барабаны сердца. Девушка замерла, а внутри все кипело, ухало, громыхало. Он поцеловал и отпустил. Агата отступила, вытянув руки, пальцы щупали по воздуху опору, а глаза в безумии готовы были его убить.