Любовь, юмор, море, принц, конь

— Затащил бы в машину, отвез за город и… любил бы всю ночь…

— Что?! — я сглотнула пересохшим от волнения горлом. — Повтори еще.

«Убил за городом» вписывалось в мое понимание, но послышавшееся «любил» — это было за гранью.

Любил-убил… Может я все же стукнулась головой и теперь мне слышится?

— Ань, помнишь нашу первую встречу? — стекло окошка с его стороны утонуло в дверце, впуская морозную свежесть финской ночи.

— Ты пытался раздавить меня машиной, — вспомнила я «драку» за парковочное место.

— Что ты подумала обо мне, когда увидела? — он навис надо мной, не замечая снежинок запутавшихся в волосах и оседающих на коже бежевых сидений.

— Плохо подумала. Очень плохо, — призналась честно.

— Я подумал, что наконец-то встретил ту самую. Мысль была ясная и однозначная. Я почти всегда сомневаюсь, принимая решения, но не в тот раз.

Морозный ветер из открытого окна трепал его отросшие волосы.

— Нет-нет. Ты же оскорблял меня всю дорогу. Унижал, высмеивал, торговал моей жизнью…

— Испытывал, — пояснил одним словом свои действия Рудин. — Я предупредил тебя, что будут испытания. Попробуй понять… я помню свою первую любовь, вторую и другие увлечения. И даже если все вместе сложить, все это не перекроет того, что я почувствовал. Мне всегда чего-то не хватало, это беспокоило, раздражало. Но тогда, при встрече, я почувствовал, что все… пазл сложился. Беспокойство ушло. Резко, будто ветер стих, буря успокоилась и… штиль… Так спокойно и правильно, что страшно…

— И ты решил меня морально добить, — скривилась я, вспоминая ласковые эпитеты и комментарии в мой адрес.

— Идиотизм, я не спорю, но зависимость от другого человека… слишком сильная, чтобы называть это просто любовью. С зависимостью борются, и я боролся. Но ты не сломалась. Не сорвалась в истерику, не оскорбляла в ответ. И не из страха. Выживание было важнее обид. Быть вместе правильнее, чем бороться в одиночку. Правильная расстановка приоритетов, когда жизнь важнее пресловутой гордости.

— Оскорбления попадают в точку, когда согласен с оскорбляющим. Я была не согласна. А доказывать что-то с пеной у рта — без толку тратить силы, нужные, чтобы продержаться.

Вспомнились дни на острове, где к физическим страданиям Рудин добавлял еще и моральные, оскорбляя на свой лад и высмеивая.

— И я о том же, — взгляд, ставший странно мягким с жадностью разглядывал каждую черточку, словно мужчина не мог наглядеться.

— Когда ты понял, что это… я?

— Сразу… как только увидел впервые, — Павел замолчал.

Он улыбался мягко, тепло и немного печально, несвойственной ему улыбкой ностальгии.

— И что почувствовал? Любовь с первого взгляда?

Картинно закатив глаза, он помолчал немного и продолжил:

— Страх… и сожаление, — он выдохнул, пальцы пробарабанили по рулю какой-то мотив.

— Я не понимаю… почему?

Я, конечно, была не в лучшем настроении. Не уступить парковочное место — плохой способ понравиться. Не с того началось знакомство. Но не настолько же я разочаровательна. Не девочка-ромашка, но и не монстр.

— Когда сталкиваешься с чем-то значимым, слишком большим в жизни, как смерть, жизнь или настоящие чувства — приходит страх… И это нормально. Только идиоты всегда в себе уверенны, умные знают границы возможностей и силы, ерундовых на первый взгляд вещей, — он замолчал на секунду. — Я пожалел, что ты увидела меня таким… статусным. Мысленно нарисовала красивую картинку, запаковала в конверт и отправила к Деду Морозу с пометкой "Хочу". Я разозлился и решил показать себя другого. Проверить — не сбежишь ли. Перегнул, конечно, с темной стороной моей личности.

— Ну, на Дарта Вейдера ты не тянул, — поддела его, вспомнив мытарства на острове, — Так Дарт Мол, максимум.

Мужчина мгновенно сменил положение и навис темной тучей готовой разродиться яростью или поцелуями… в зависимости от моего следующего хода.

— Мне не нравятся твои намеки. Мол рогатый, — нехорошо сощурился Павел.

— Никогда не замечала, — пожала плечами. — Паш, взял роль плохого парня и остановиться не можешь, решив, что именно это мне нравится? Решил, если молчу, то мне нравится, я — моральная мазохистка.

— Читаешь меня, как раскрытую книгу, — хмыкнул Рудин, возвращаясь в кресло, пальцы выбирали музыку для магнитолы. — Что же тогда… нравится?

— Ты потрясающе работаешь языком! — призналась, даже закивала в подтверждение слов.

Он самодовольно ухмыльнулся, откинувшись в кресле. Из колонок пел… Визбор "Ты у меня одна". Оригинальное признание в любви.

— То как ты произносишь скороговорки, ни разу не запнувшись — просто праздник души какой-то! — на одном дыхании произнесла я. — Мне бы так!

Улыбка моментально увяла на красивом лице.

— Ты об этом, — протянул разочарованно Павел, — я-то думал.

— Пошляк…

— Филологичка…

Так вот в чем дело! Я прошла индивидуальный отбор господина Рудина на должность его жены!

— Я достойна стать госпожой Рудиной?

— Я не достоин быть твоим мужем, — он невесело усмехнулся и наклонился ближе, обдавая горячим дыханием, обжигающим на контрасте с ледяным ветром.

— Да неужели, — потрясенно прошептала, не удержав эмоций, всхлипнула.

— Но я им буду, — самонадеянно пообещал Павел. Он взял мою руку и прижал к губам. Я во все глаза смотрела на него, не веря, что все происходящее наяву, а не во сне. Приоткрытые губы коснулись моих осторожно и невесомо, шепнув:- Ты же согласна стать моей женой?

— Согласно, — гаркнуло из окна, — законодательства Йоэнсуу занятия сексом запрещены в общественных местах.

Я подскочила, едва не закричав от неожиданности, глаз нервно дернулся.

— Мы на каком-то болоте. Между Йоенсуу и Кали, у озера, — возразил Рудин. — Это не общественное место. Тут нет никого.

— Тут есть я, значит, место общественное, — упорствовал низеньких очкастый мужчина, с осуждением глядя на нас.

Шатен нехорошо сощурился, тихо пророкотал что-то не очень приличное, посылая мужчину по известному адресу.

— Я делал предложение девушке, а ты, прыщ, мне все испортил, — Рудин открыл дверь и выскользнул наружу. — Если она мне откажет, я тебя убью!

Свет из открытой двери заливал пятачок снега мягким золотистым светом. Павел схватил мужчину за грудки и сильно тряхнул. У несчастного перекосило очки, он со страхом смотрел на здоровенного Рудина. Как кролик на удава. Неожиданно отмерев, толстяк пискнул и забился в кулачищах, пытаясь вырваться.