Любовь, юмор, море, принц, конь

Эпилог

Светлая палата с телевидением и интернетом, ваза с цветами, кровать с кованым узором изголовья. Почти домашний уют, если бы не специфический запах больницы, который ничто в мире не сможет перебить. Павел молча слушал новости Гонконга и морщил брови. На горле, в месте разреза аккуратный квадратик белой, стерильной повязки. Отеки сошли, но часть тела парализовало. Временно отказали ноги. Медики давали благополучную картину на излечение. Максимум через две недели вернется обычная подвижность. Утром уже начали шевелиться пальцы ног. Разозленный собственной слабостью и вынужденным бессилием, Павел был не в лучшем настроении.

Я поправила запах ворота длинного платья, китайского упрощенного варианта ханьфу, нервно покусывая губы. Палату только что покинул глава безопасности, рассказавший о ходе расследования дела о покушении на Павла.

От него, получившего новые сведения, мы узнали всю историю заговора против Рудина.

Началось это очень давно, когда у Павла появился отчим. Тривиальная история предательства и ревности. Людмила, работавшая переводчиком и утонувшая в кораблекрушении, оказалась его дочерью. Как выяснилось, после ухода отца из семьи мать заболела и получила инвалидность. Людмила, тогда еще школьница, помогала бабушке заботиться о матери. Обиженная на поступок отца, она сменила отцовскую фамилию Левицкая на материнскую. В год, когда Людмила окончила школу и поступила в вуз, мать скоропостижно скончалась. Тогда-то девушка решила, что отомстит новой семье отца. С трудом она устроилась в компанию к Рудину. Прощупав почву, сошлась с обиженным на брата Артемом и уже вместе разрабатывали план мести. Понимая, что компания солидная, и за всеми присматривает служба безопасности, решили подставить любвеобильного Стаса, которым занялась Людмила. Маришка, быстро завоевавшая постельные симпатии босса, так же оказалась ее протеже и сливала всю добытую информацию и подробности из привычек Павла. План готовили тщательно и не торопились. Множество способов устранить Рудина и не попасться были ими отвергнуты. У себя на родине Павел был вне досягаемости. Он всегда ждал нападения и умело обезопасился. Единственные шансы достать его — поездки за границу. Людмила проговорилась мне об одном из них, случившимся в Голландии. Когда Артем пытался скормить Рудину орехи, на которые у босса аллергия. Но провидение хранило Павла, и в последние мгновения у противников все срывалось. В Гонконге Людмила действовала смелее. Она заявилась в номер к мертвецки пьяному и спящему боссу, решив сделать еще одну попытку его убить. Ввести дозу яда, прихваченную из России. Но мое присутствие ей помешало. План изменился, и она решила споить Рудина на яхте и столкнуть за борт. Неутешительные погодные сводки предупреждали о надвигающемся шторме. Капитан арендованной яхты, ведущей переговоры с ней, отказался выходить в море. Соблазнив капитана яхты, женщина ввела ему яд, а противоядие пообещала, если судно с пассажирами выйдет в море.

Ее подельник Артем, как юрист, знал о завещании Рудина, где тот указал, что часть акций, проданная Артемом брату, вернется к бывшему владельцу после того, как Рудину благополучно исполнится шестьдесят пять лет. В случае безвременной кончины или пропажи владельцем контрольного пакета становится Ника, но распоряжаться сможет лишь по достижении возраста сорока пяти лет.

Артем надеялся устранить Павла, и контролировать Нику, чтобы в нужный момент заполучить контрольный пакет.

Павел угрюмо молчал, заложив за голову руки, смотрел в быстро сменяющий кадры экран, невидящим взглядом. Глава безопасности упомянул о моем звонке, помогшем поймать несостоявшегося убийцу, и блестяще, как для новичка, проведенной трахеотомии. Я ждала реакции мужа, разумеется, благодарности. Минуты текли, а Павел молчал, становясь все мрачнее.

Известие о предательстве брата, еще один камень в огород матери и отчима, из-за которых все заварилось. Но отчим далеко, а я рядом. Если хотя бы слово или намек в мою сторону…

— Решила прирезать меня? — Павел потер повязку на горле пальцем, словно подслушал и отвечал на мои мысли. — Для этого ножик с собой носишь. Не терпится стать вдовой. На острове оказался целый чемодан твоего бесполезного барахла… даже, прости господи, вибратор. А тут так неожиданно нужная вещь, в нужное время, в нужном месте. Странно, что не скальпель…

Рана на горле еще не совсем зажила, и издевающийся голос мерзко вибрировал. Поднялась и пошла к двери, загадав, если он скажет еще хоть одну гадость — вернусь и сделаю, что задумала. Ждала от мужа приятных слов, благодарности, но иллюзий не питала и потому подготовилась заранее.

— Ты же филологичка. Вам же ничего острого в руки давать нельзя — покалечитесь еще, — донеслось ядовитое в спину, когда я уже взялась за ручку.

Злость белым пламенем полыхнула перед глазами. Пальцы рук похолодели. Выдохнув, щелкнула замком, запирающим дверь изнутри, и повернулась к мужу. Знакомая ехидная улыбка кривила губы, в глазах плескалась откровенная насмешка. Он презрительно скривился и перевел взгляд на экран телевизора.

Ну, ты выпросил! Я, конечно, не из любителей всего такого, но что не сделаешь для любимого мужа…

Прошла к окну за изголовьем кровати. Одним быстрым движением защелкнула наручники на запястьях, приковав руки к узорному изголовью. Павел несколько раз недовольно дернул кистями и удивленно посмотрел на меня.

— Что за игры? Сними это быстро, — он занервничал, предчувствуя нехорошее для себя.

Я медленно сняла длинное платье, оставшись в коротком черном платье из блестящего латекса. Походкой укротительницы тигров двинулась к сумке, но нога на тонкой шпильке подвернулась, и я позорно оступилась, едва не рухнув. Ухватившись за спинку стула, с трудом выпрямилась, едва удерживая себя на высоченных сапогах с платформой.

Ох, блин, тяжелое это дело быть госпожой! Травмоопасно очень!

Кое-как поправив узкое жмущее платье, достала из сумки… ага… похожий на Катькин… тот самый сиреневый, и шарик-кляп.

— А-а-ань, что за маскарад? Что ты собираешься делать? — не сулящим ничего хорошего для меня голосом, спросил и дернулся парализованный муж, похожий сейчас на муху, запутавшуюся в паутине.

Наклонившись к его лицу, улыбнулась акульим оскалом, помахала красным шариком на ремешке перед его носом и провела сиреневым приборчиком вдоль скулы. Рудин, уловив суть, угрожающе зарычал. Сплюнул грязное ругательство. Ноздри гневно раздувались. Глаза напряженно следили за покачивающимся кляпом. Красивое лицо исказила судорога. Руки вздулись буграми мышц в новой попытке освободиться, но стальные наручники и кованое изголовье выдержали. Снисходительно хихикнула на бесполезные потуги и покачала отрицательно головой. На стене разрывался громким криком рекламы плазменный экран.

— Плохой, очень плохой мальчик, — проговорила хрипловатым голосом в самое ухо, пытаясь сымитировать сексуальный как в фильмах, но связки подвели, и я позорно раскашлялась в ухо, забрызгав слюной.

Мысленно выругав себя за второй провал, полезла на шатена сверху. Павел дернулся, потеряв равновесие от неожиданности, я неловко съехала вниз на край койки, пройдясь острым каблуком по сокровенному, покрытому тонкой простыней. Рудин зарычал, задергался, пытаясь вырвать руки. От неожиданного толчка свалилась на пол, ушибла пятую точку и жутко разозлилась, забыв про равнодушную маску госпожи. Сжала свое оружие, мысленно сравнив шарик в левой и вибратор в правой с державой и скипетром, поднялась и грозно нависла над мужчиной, молча скрипнувшим зубами и следившим за мной.

— Фу. Плохой, плохой мальчик, — шлепнула пару раз по носу сиреневым причандалом самых внушительных размеров, какие нашлись в секс-шопе.

От изумления и бешенства глаза Павла сошлись у переносицы. Окосел он знатно. Беззвучно разевая рот, пытался что-то сказать, но из горла вырывался хрип.

Черт, не по плану пошло. Это же собак так дрессируют. Мне нужно слово. Стоп-слово. Что там? Фас, апорт… не снова не то. Бли-и-ин, я же опозорюсь сейчас.

Взяла себя в руки, напустив равнодушно-строгий вид и проговорила:

— Ты выпрашивал наказание с первого дня знакомства. Ты столько раз вспоминал о нем, — помахала сиреневой дубинкой перед его лицом. — Называл Пупсиком. Столько намеков, а я… Ситуация была не располагающая. Но теперь… Я исправлюсь… Я же хорошая жена.

Многозначно замолчала, равнодушно разглядывая начинавшего сатанеть мужчину.

— Идиотка, с чего ты это взяла?! Я не больной извращенец! — взревел Павел. — Отстегни руки! Ты же меня искалечишь!

— Какой грязный, грязный рот, — я покачала головой, цокая языком, и пообещала:- Будешь наказан.

Острым ногтем с алым маникюром обвела контур побелевших от гнева губ, царапая кожу, глядя прямо в мечущие молнии глаза. На висках и лбу мужчины выступил пот, пряди волос прилипли. Он был весь как натянутая струна, того гляди лопнет.

Нервничает так? В первый раз? Меня стесняется или не доверяет в этом деле? М-да, тяжелое это дело! С непривычки… наверно. А Дашка в восьмом классе еще хотела в порноактрисы пойти…

— Я искалечу — врачи починят. Мы же в больнице, — губ, раскрывшихся проорать очередную гадость, коснулся красный пластик кляпа, и я с силой вдавила его в рот, намеренно причиняя боль, холодно улыбаясь, поинтересовалась:- Тебе нравится так? Нет? Почему?