Любовная проблема

Линкольн собрал свои бумаги и ручку, как будто не он только что упомянул о точке G так же случайно, как кто-то упомянул о дезодоранте.

— Увидимся, Эмма, — сказал он с мальчишеской улыбкой, прежде чем выйти из кабинета Кэссиди.

Эмма посмотрела ему вслед. Бабочки в животе. Вот что Линкольн Матис сделал с ней. Вызвал бабочки в животе. У нее не было их с... средней школы?

— У тебя слюни текут, — пробормотал Кэссиди, проходя мимо нее, чтобы закрыть дверь.

— Этот мужчина... — сказала Эмма.

— Он пялился на твое декольте, — пробормотал Кэссиди, возвращаясь в свое кресло за столом.

Эмма спрятала улыбку. Такого Кэссиди она еще не видела. Он был милым, когда был раздражен и ревновал.

Она села напротив него, не замечая, как его взгляд задержался на вышеупомянутом декольте. Хороший выбор, Райли.

Вот только... Она глубоко вздохнула. Это был не Кэссиди, с которым она принимала душ сегодня утром. Это был Кэссиди, временный босс.

Не смешивай эти два понятия, Эмма.

Эмма достала из папки свою статью и разложила бумаги на столе.

— Моя статья. Поздновато конечно.

Он пожал плечами, но не потянулся за бумагами.

— Ничего страшного.

— Не надо, — сказала она предупреждающим тоном. — Не относись ко мне по-другому из-за того, что произошло на выходных. У нас могут быть разные личные проблемы, загромождающие наши рабочие отношения, но ты все ещё мой босс.

Он взял со стола ручку и щелкнул ею. Раздражающая привычка, но в то же время показательная. Это означало, что он о чем-то задумался.

— Примерно треть Шпильки и половина Оксфорда не прислали свои статьи в пятницу, Эмма. Я не наседаю на них по этому поводу, и не собираюсь наседать на тебя.

— Я ценю это, — медленно сказала она. — Мне также нужно, чтобы ты отреагировал на следующую новость с той же профессиональной беспристрастностью.

Его глаза сузились, и щелканье ручки прекратилось на пару секунд, прежде чем возобновиться.

— Хорошо.

Она поджала губы.

— Я не написала о тебе.

Щелканье ручки не прекращалось.

— Ты изменила идею статьи?

— Нет, — сказала она, нервно покусывая зубами нижнюю губу. — Я все еще писала о «Двенадцати днях с бывшими», как мы и договаривались.

Она заставила себя встретиться с ним взглядом.

— Ты просто не один из них. Я нашла другого человека на двенадцатое место. Парень, который был несколько лет назад...

Щелчок. Щелчок. Щелчок.

Он наблюдал за ней. Затем: — Хорошо.

Эмма ждала продолжения его мысли. Но этого так и не произошло.

— Хорошо? Это все?

Он отложил ручку в сторону. Наконец-то. Затем наклонился вперед.

— Эмма, ты хочешь, чтобы я относился к тебе, как к остальным своим сотрудникам. Я хочу относиться к тебе так же, как к остальным моим сотрудникам. И если бы кто-то из них сказал мне, что решил не писать об определенном аспекте своей личной жизни, я бы и глазом не моргнул.

Его заявление было настолько рациональным, настолько освежающе взрослым, что Эмма вздохнула с облегчением.

— Спасибо, — сказала она.

Он покачал головой, забирая ее статью и добавляя ее в стопку на углу своего стола.

— Тебе не за что меня благодарить. Если уж на то пошло, ты должна порицать меня за то, что я вообще поручил тебе эту статью. Мои мотивы были...

— Личные? — спросила она, когда он прервался.

Уголок его рта приподнялся.

— Да. Мои мотивы были личными, и я сожалею. Я должен был сделать больше, чтобы отделить свои рабочие цели от личного любопытства. Но, если говорить о хороших новостях... это не должно стать проблемой надолго. Сегодня утром я получил письмо от Камиллы. Она возвращается на следующей неделе.

— На следующей неделе? — пискнула Эмма. Она думала, что у нее есть еще месяц, чтобы окончательно определиться с квартирой.

— Не волнуйся, она не собирается тебя выгонять. Она специально сказала, что намерена остаться с тем, как бы там его не звали парнем, когда она вернется. Тебе не придется быть с ней соседками.

Слава богу. Эмма прекрасно понимала, что ей нужно наладить свою жизнь и найти собственное место, но она не была уверена, чего хочет. Дом или... что нибудь другое.

— Так они не расстались? — спросила она.

Он пожал плечами.

— Не похоже. Она сказала, что прекрасно проводит время, но скучает по работе.

— Это похоже на Камиллу, — размышляла Эмма. — Шпилька — это ее жизнь. Я не знаю, как она так долго продержалась вдали от этого.

— Ну, — сказал он, вставая. — Для некоторых людей не существует разделения между профессиональным и личным. Они этого не хотят.

— Наверное, — сказала она, настороженно наблюдая за ним, пока он обходил стол и приближался к ней.

Он остановился в нескольких дюймах от того места, где она сидела, прислонившись к столу и скрестив руки на груди, глядя на нее сверху вниз. По тому, как загорелись его глаза, она поняла, что он очень, очень хорошо видит ее едва застегнутую блузку.

— Эмма.

У нее пересохло в горле.

— Да?

— Я очень стараюсь не забывать, что технически я твой босс.

— Но... — спросила она.

Он уставился на нее.

— Но я действительно хочу перегнуть тебя через этот стол, задрать твою юбку и трахнуть тебя.

У Эммы свело живот, и она почувствовала мгновенную боль от пустоты между ног.

— Кэссиди, — вздохнула она. — Мы не можем.

— Я знаю.

— Сегодня утром мы договорились, что это был последний раз, — продолжала она, объяснение звучало как ужасно жалкое оправдание, учитывая, что сексуальная энергия в комнате быстро приближалась к точке кипения. — Мы не можем заниматься этим... случайным сексом. Не с нашим прошлым.

Не без того, чтобы один или оба из нас пострадали.