Любовница бури
Шрифт:
– Что повлияло на твое решение? – прямо поинтересовался мужчина, перевернул пару ящиков, чтобы можно было на них сидеть, и ловко примостился на ближайший к себе.
– Мое решение не поменялось, - заявила Поль, - но случилось кое-что…
Француз посмотрел на нее с плохо скрытой тревогой. Девушка легко догадалась, что зная ее умение влипать в неприятности и довольно вздорный когда-то нрав, Паскаль подозревает ее в том, что она уже самостоятельно выпустила кишки цели их охоты без всякого суда и следствия, и теперь подбирает слова, чтобы в этом признаться. К счастью, мужчина ошибался. Поль слишком много сил и труда приложила, налаживая простую человеческую жизнь, чтобы снова утопать
– Сначала ты, - сказала девушка, не решившись сразу рассказать о своей встрече с призраком прошлого.
– Хорошо. Я знаю, как ты любишь перебивать, но выслушай все внимательно и хорошенько подумай, - с непривычной для него серьезностью заговорил Паскаль и извлек из-за пазухи куртки-авиатора толстую папку с бумагами, - посмотри. Меня там не было, но перед тем, как мы начнем, я должен получить твое подтверждение, как… свидетеля, - последнее слово далось ему тяжело.
Поль взяла протянутую папку и ей по спине словно хлестнули холодным жестяным прутом. Она вся напряглась, вглядываясь в лицо на фотографии, и не удержалась, чтобы прочитать вслух.
– Подозреваемый, Альфред Гюнтер Вольф, оберштурмбанфюрер, начальник лагеря Гюрс в 42-43 году. Военный преступник… Зачем это, Паскаль? Думаешь, я забыла кто это?
Француз тяжело вздохнул и забрал бумаги из рук девушки.
– Я не вершу самосуд, - медленно и тихо сказал он, - сейчас я работаю на правительство США. Они хотят, чтобы он предстал перед судом, за… - он запнулся и, пропустив окончание предложения, перешел к другой теме, - я должен все хорошо проверить, прежде чем приступать к делу. Посмотри вот эти фотографии.
Поль неуверенно взяла несколько довольно мутных фотографий, которые и без того сложно было разглядеть в свете тусклой лампочки сторожки. Человека на них было почти не узнать, он носил просторный белый льняной костюм, прятал лицо за очками и широкополой шляпой.
– У нас появилась информация, что сейчас он находится в Риме. По непроверенным данным, он может планировать сбежать на Корфу, где, вроде как, скрываются сторонники Муссолини, которые могут ему помочь.
– Я не давала своего согласия, - аккуратно напомнила Поль.
– Послушай, - Паскаль совершил новую попытку ухватить бывшую коллегу за руку, но девушка оказалась проворнее, - ты же понимаешь, как это важно для меня. Ты всего лишь должна будешь его опознать. Опознать, Полли, не убить.
Поль тяжело вздохнула и помассировала пальцами ноющие виски.
– С каких пор ты работаешь на Штаты? – постаралась она перевести тему, но тщетно. У каждого из них были определенные границы, которые они не планировали нарушать в этом разговоре и сейчас она натолкнулась на стену, старательно возведенную Паскалем. Ей как-то хотелось выразить ему сочувствие или хотя бы жалкую солидарность, но она не знала как. Все слова мгновенно показались какими-то глупыми. Перед глазами стояла белозубая улыбка Кэтрин, ее неизменная фотокамера, которую она везде таскала за собой; ее красивые светлые волосы. И грубые руки, которые на глазах у Поль срезали эти волосы, а потом неаккуратно, рваными клоками выбривали голову девушки. Пока она сидела с серьезным, невозмутимым лицом, насмешливо улыбаясь в лицо своим палачам. Храбрая и звонкая.
Поль вздрогнула и постаралась взять себя в руки, чтобы ничем не выдать французу нахлынувшую на нее сентиментальность. Слишком много воспоминаний. Слишком много призраков прошлого. Кстати, о призраках.
– Мне показалось, что я видела Шварца, - выдала она без всяких предисловий. Паскаля словно током ударили, он встрепенулся. На его лице за несколько
минут успел смениться пестрый калейдоскоп эмоций – от злости и печали до ликования и азарта.– В Риме? – уточнил он. Поль кивнула.
– В моем отеле, - сказала она, - но я точно не уверена.
– Это… интересно, - задумчиво проговорил мужчина, почесывая свою густую бороду, - возможно, они с Вольфом планируют побег вместе.
Поль не стала с ним спорить, хотя была уверена в том, что даже спустя столько лет и весьма стесненные обстоятельства двое ее прежних тюремщиков все равно не смогут найти общий язык. Но делиться этими познаниями с французом не стоило, он не был посвящен до конца во все подробности пережитой девушкой когда-то истории. Вряд ли то, что Поль так неплохо успела разобраться в психологии и взаимоотношениях своих мучителей, а главное, каким образом, сделало бы ее лучше в глазах старого друга. В чьих-либо вообще глазах.
– Когда ты мне написал, я была уверена, что речь идет о Шварце, - нехотя призналась Поль и тут же пожалела, что проговорилась. У каждого из них была своя тень, и отношения с ней были очень личными. Так уж случилось, что Поль посчастливилось иметь и общего с французом призрака в лице оберштурмбанфюрера Вольфа.
– Тогда ты тем более должна принять участие в операции, - воодушевился мужчина, - мы сможем прищучить их обоих…
– Нет, - перебила Поль, - я не собираюсь охотиться за ними. Я… я хочу жить нормально.
Паскаль устало и разочарованно опустил голову, сплюнул себе под ноги на гнилые доски. У него было много талантов, но сдерживать свои эмоции он не умел абсолютно.
– Вот, значит как, - с плохо скрытым раздражением в голосе процедил он, - нашла себе богатого муженька, хорошо устроилась, сыто зажила? И тебе плевать на…
– Заткнись! – почти крикнула Поль, - ты не имеешь права меня в чем-то обвинять.
Она решительно поднялась с ящика, отряхнула пальто и направилась к выходу. Паскаль осознал свою ошибку и бросился за ней.
– Змейка, милая, послушай, - залепетал он, сразу растеряв весь свой агрессивный настрой и пожалев о сказанном раньше, - это очень важно… для меня… для… всех нас. Просто подумай… Но не долго, мы можем упустить свой шанс…
Поль ничего не ответила. Его слова слишком глубоко задели ее за живое, и теперь ей и самой хотелось взять и выплеснуть на старого друга все, что она держала в себе столько времени. Даже тому хваленому швейцарскому психиатру, которого нашел для нее Рудольф, она не решалась рассказать многого, обходила острые углы, умалчивала факты… Но сдержалась. Ради Кэтрин. Ради Сюин. Ради Фалиха. Ради их когда-то великолепной и отчаянной пятерки и всех других чудесных людей, что встречались им на пути и жертвовали всем во имя великой цели. Зачем Паскалю лишний раз слушать о том, какими жестокими с ней были ее тюремщики, какими именно изощренными и жуткими способами из нее пытались вытянуть информацию? Как били, топили, душили и ломали кости. Сколько шрамов осталось на ее теле и душе? Впрочем, таких незначительных по сравнению с клеймом от разогретого на пламени киросиновой лампы серебряного кольца.
– Прости, - тихо бросила Поль, уходя, и голос ее дрогнул.
Возле отеля она остановилась, оперлась спиной о раскидистый каштан и дала волю слезам. Рыдания вырывались из груди вперемешку с судорожным кашлем, сотрясавшим все ее хрупкое тело. Хотелось выблевать внутренности вместе с горечью пробудившихся воспоминаний. Убедившись, что на улице нет случайных прохожих и свидетелей ее эмоционального всплеска, Поль отвесила себе звонкую пощечину. Затем – еще одну, и еще. Она била себя по лицу, пока слезы не остановились, а щеки не начали гореть.