Любовница Обманщика
Шрифт:
– Ладно, - сказала я, - белое вино для Мишель.
Тетя Мишель обняла меня за плечи, и мы направились на кухню.
– Нам было так жаль слышать о Даге, - сказала она мне.
– Я просто хочу, чтобы ты знала: это его потеря. На самом деле. Я на сто процентов уверена, что там, в Чикаго, тебя ждет милый, сладенький мальчик.
– Спасибо, - пробормотала я, протягивая Мишель вино, прежде чем налить себе бокал. Налив при этом до краев.
Я осушила три бокала прежде, чем мы сели за рождественский ужин, и к тому времени я полностью наслаждалась всей моей семьей. Я даже находила забавным и очаровательным, когда трехлетние близнецы откусывали одинаковые
***
Была уже поздняя Рождественская ночь, когда в доме снова воцарилась тишина. В качестве извинения перед мамой за свои недостатки из-за неумения готовить, я помыла посуду, а после потягивала кофе, чтобы протрезветь. Теперь я сидела на заднем дворе, наслаждаясь мягкой, тихой ночью.
Когда я впервые сошла с самолета из Чикаго, то с удивлением поняла, что чувствую запах океана. Но я, должно быть, акклиматизировалась, потому что теперь я могла чувствовать только запах ночного жасмина, маленьких скрытых цветов на лимонном дереве, мягкой свежескошенной травы. Тени двигались и танцевали на заднем дворе, излучая свет, льющийся из кухонного окна.
Задний двор моего отца - его шедевр. Капелло владели ландшафтным бизнесом со времен моего деда, и этот двор - его самая лучшая реклама. У него здесь проходило много вечеринок, здесь он принимал потенциальных клиентов. И он начинал каждую вечеринку с одной и той же истории: когда я начинал...
Я услышала, как позади меня открылась раздвижная дверь.
– Знаешь, когда я начинал...
– сказал папа позади меня.
– Это было просто дерево и четверть акра голой земли?
– спросила я, улыбаясь.
– Ну, там могли быть камень или два, - сказал он, садясь рядом со мной и протягивая мне дымящуюся кружку. Пахло ромашковым чаем.
– Спасибо, - произнесла я.
Некоторое время мы сидели, молча, прислушиваясь к стрекоту сверчков. Я смотрела, как темные листья калифорнийского ясеня шелестят на фоне звезд. Мой брат Джефф любит шутить, что наш калифорнийский ясень принадлежит другому миру, потому что его листья кружатся и танцуют, даже когда воздух неподвижен.
– Твоя мать желает тебе добра, - деликатно сказал отец.
Я закатила глаза, надеясь, что было слишком темно, чтобы он заметил.
– Ты уверен, что меня не удочерили?
– спросила я, обхватывая дымящуюся кружку.
– Ну, раз уж ты об этом заговорила...
– он улыбнулся мне в теплом желтом свете, льющемся из кухонного окна.
– Конечно, я помню, как твоя мать рожала…
– Сорок восемь часов!
– сказала я.
– И она никогда не позволит мне забыть об этом!
– И она гордится тобой, - сказал он.
– Мы оба. Черт, я только один год учился в колледже, а твоя мама вообще там не была. Когда ты закончила университет Дэвиса, она так гордилась тобой, как никогда в жизни.
Потому что у меня был парень, подумала я. Потому что все еще оставалась надежда, что я смогу вести что-то смутно напоминающее нормальную жизнь.
– Не знаю, - ответила я.
– Просто... хочу сказать, мама была королевой бала.
– А ты пропустила выпускной, чтобы учиться, - усмехнулся он.
– Это не значит, что тебя удочерили.
Я
пожала плечами. Мама рыдала, когда я пропустила выпускной. Она купила мне платье и заказала макияж, даже после того, как я сказала ей, что не пойду. Когда я получила высший балл на всех экзаменах, она фыркнула и сказала, что я бы справилась, даже если бы пошла на выпускной.– И мне жаль насчет Дага, - сказал он.
– Но, честно говоря, я всегда думал, что ты сможешь найти лучше.
Я рассмеялась.
– Папа, я думала, тебе нравится Даг!
Папа улыбнулся мне в желтом свете кухонной лампы.
– Милая, - сказал он, - я люблю тебя.
– Потом встал, потянулся и поцеловал меня в макушку. Я услышала, как скользящая стеклянная дверь открылась и закрылась.
Я сидела в саду в течение длительного времени после того, как папа вошел внутрь, прислушиваясь к шуршанию маленьких животных, шелесту ветвей во дворе, пытаясь почувствовать запах океана.
Надеясь, что не сошла с ума.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Месяц назад я была в Чикаго. Стоял ноябрь.
А ноябрь в Чикаго ужасен.
Солнце вставало поздно и садилось рано, и даже когда оно светило, свет падал под странным углом, всегда прямо мне в глаза. Я знала, что в Чикаго будет холодно, но ветер с озера Мичиган был таким сильным, что у меня перехватывало дыхание, когда я открывала тяжелые дубовые двери Свифт-Холла. Ветер пронзал меня насквозь, когда я шла домой в полной темноте в шесть вечера. Даже сам университет, с его высокими готическими шпилями и горгульями, с темными деревянными панелями и витражами, университет, который ощущался как приключение в солнечном сентябре, теперь казался темным и зловещим.
Я пыталась сосредоточиться на мыслях. Пыталась. Но темнота, холод и скручивающиеся, сморщивающиеся, пожухлые листья, кружащиеся вокруг моих ног, беспокоили меня. Мне казалось, что весь мир умирает.
Я пнула кучу опавших листьев, лежавших передо мной на дороге, и вступила под длинную тень библиотеки. Университетская библиотека представляла собой огромный, агрессивно уродливый бетонный блок, похожий на тюрьму, построенный над тем, что раньше было футбольным полем. Это место выглядело ужасно неуместным среди шпилей и горгулий, и в последнее время я начала возмущаться всем зданием. Я запросила эти книги в сентябре, черт возьми, подумала я, а они все еще не прибыли.
Горстка дрожащих студентов, от которых несло сигаретным дымом, стояла около столика у дверей библиотеки и продавала стопку свитеров с надписью: "Чикагский университет: где веселье приводит к смерти". Это даже не смешно, подумала я, толкнув дверь. Войдя, я подошла к столу запросов.
– Да?
– Библиотекарь строго посмотрела на меня, хотя я бывала здесь каждый день в течение последних двух месяцев.
– Пришли ли книги для Каролины Капелло?
Она вернулась к металлическим полкам.
– О да, - сказала она с деловитой оперативностью. – Три, правильно?
Я улыбнулась. Наконец-то ноябрь начинает быть томным.
***
Когда мне было тринадцать, я нашла книгу по скандинавской мифологии в библиотеке средней школы. Я прочитала ее за одну ночь, очарованная рассказами о восьминогих лошадях и змеях, опоясывающих миры, об Одине, крадущем мед поэзии у великанов, и о Торе, проливающем свет на троллей. Когда я вернула книгу в библиотеку, я знала все истории наизусть.