Любовники и лжецы. Книга 2

Джини не нашла, что сказать. Ее поразила неожиданная страстность, прозвучавшая в его словах, и Хоторн, словно поняв это, вздохнул и беспомощно развел руками.

– Понимаю. Я делаю именно то, что зарекался делать. Я вовсе не желаю вытаскивать на свет Божий все пороки Лиз или намеренно обливать ее грязью. Но иногда, как, например, сейчас, так хочется, чтобы хоть кто-то увидел, что на деле представляет собой моя «образцовая» семейная жизнь. У меня два ребенка от женщины, которую я никогда не любил и не уважал. Но если Лиз приходится расплачиваться за это, то расплачиваюсь и я. В отличие от жены, я не ищу спасения во лжи и таблетках. У меня другие лекарства. Иногда выпивка – для того лишь, чтобы забыться на ночь, иногда женщины. К спиртному быстро привыкаешь, опасность спиться очень велика, что мы наблюдали сегодня вечером на примере вашего батюшки. И потому ныне я предпочитаю средство более легкое, вполне доступное и гораздо меньше влияющее на образ жизни. Женщин. Да, Джини, трахаюсь на стороне. Именно так это называется.

Повисла пауза. К Джини вернулось ощущение, ставшее уже знакомым: слабое пульсирование опасности, поселившееся в ее квартире, дрожь беспокойства.

– Значит, женщины? На образ жизни не влияют и затягивают гораздо меньше, чем выпивка… – произнесла она.

Взгляд Хоторна стал еще внимательней.

– А что, Макмаллен намекал на что-то другое? Говорил, что женщины нужны мне постоянно, как наркотик? – Его лицо словно окаменело. – Что ж, удивляться тут нечему. Лиз уже бросала мне в лицо это обвинение наряду с сотнями других, в самых причудливых сочетаниях. Но вряд ли стоит принимать его на веру. Я уже говорил вам, что люблю женщин, люблю секс. Да, я изменял жене. В первый раз – через полтора года после свадьбы. И много раз потом. Если вам нужны бухгалтерские данные, то пожалуйста: за восемь с половиной лет у меня было четыре довольно продолжительных романа, причем каждый раз с доброй и благоразумной семейной женщиной. Я встречался с женщинами, которые нравились мне. И вызывали уважение. Наша связь начиналась по взаимному согласию и кончалась точно так же, без слез. И… – Он умолк, словно раздумывая, стоит ли продолжать. – И, конечно, – снова заговорил он с каким-то ожесточением, – были другие эпизоды. Приключения на одну ночь, если вам угодно. Я спал с другими женщинами по той единственной причине, что они встречались на моем пути. Когда я был уставшим и одиноким, когда сердце мое ныло от тоски, эти женщины оказывались рядом. И, как миллионы других мужчин, я предавался иллюзии, что женщина поможет мне… – Он снова замолчал. – Я политик, а не священник, Джини. Иногда в жизни все бывает предельно просто: встречаешь женщину и хочешь ее вздрючить.

В наступившей тишине Джини чувствовала опасность – теперь уже с предельной ясностью. Она понимала, что Хоторн намеренно переводит отношения между ними в иную плоскость, все глубже втягивая ее в разговор, подводя к той черте, переступать которую было бы верхом безрассудства. Только что, произнеся последний глагол, он еще ближе подтолкнул их отношения к этой черте. Их беседа давно перестала напоминать интервью. Это была уже даже не исповедь. Сейчас в этой комнате были только мужчина и женщина – наедине в поздний час. Возможно, до сих пор Хоторн проявлял щепетильность, стараясь сдерживать свои эмоции и сохранять между ними разумную дистанцию, но в момент, когда им было произнесено это грязное слово, все изменилось. Их молчание теперь было наполнено значением, несло в себе заряд сексуальности.

Она не была уверена, что Хоторн хотел именно такого развития событий. Скорее всего, нет. Однако Джини знала, что сейчас он так же остро, как и она, чувствовал это новое состояние. Об этом можно было судить по изменившемуся выражению его лица. Отставив стакан, Хоторн наклонился к ней.

– Вы шокированы? – спросил он. – Похоже, что да.

– Нет, я не шокирована. Просто подобные выражения нехарактерны для осторожного политика. Наверное, поэтому у меня такой вид.

– А я говорю сейчас вовсе не как политик. И не собираюсь быть осторожным. Я думал, вы поняли это. – Он встретился с ней взглядом. – Что же касается этого слова, то оно считается довольно распространенным. И очень точным.

– Точнее не скажешь.

– Но в то же время оно кажется вам безнравственным, – улыбнулся Хоторн уголками губ. – Не отрицайте, это у вас на лице написано. Вот тут… – Он подался вперед и легонько дотронулся до ее лба, между бровями, сразу же отняв руку. – Вот тут появилась крохотная морщинка. И ваши глаза. Они так много говорят… и осуждают. – Он вздохнул. – Почему, Джини? Что в этом плохого – когда хочешь кого-нибудь вздрючить? Во всяком случае, человек поступает честно, признавая это. Разве не так?

– Нет, не так. – Она торопливо вскочила на ноги.

– А если бы я сказал, что проводил долгие дни в поисках настоящей любви, вам бы это больше понравилось? – Хоторн посмотрел на нее снизу вверх все с той же измученной полуулыбкой. И тоже поднялся. Они стояли совсем рядом. Лицо его посерьезнело.

– Вы бы это предпочли услышать? Как большинство женщин в мире?

– Нет. Зачем? Какая разница?

Она начала медленно отходить от него. Но Хоторн мягко взял ее за руку и повернул к себе лицом.

– Неправда, – произнес он. – Неправда, Джини. Разница огромная. И кому, как не вам, знать это…

Джини слабо взмахнула рукой, чтобы защититься, сама не зная от чего. У нее кружилась голова. Было такое ощущение, будто события неслись вперед, догоняли и опрокидывали друг друга, сливаясь в сплошной поток. Они мелькали стремительно, как огни автомобилей на скоростной магистрали.

– Послушайте, – произнесла она, запинаясь. – Уже очень поздно. Вероятно, вам уже пора идти, и…

Она остановилась. Хоторн взял ее руку и поднес к губам. В тот момент, когда его дыхание коснулось кожи, раздался телефонный звонок. Быстро отдернув руку, она обернулась и непонимающе уставилась на письменный стол, где стоял телефон.

– Осмелюсь предположить, что это Паскаль Ламартин, запаздывающий на два с половиной часа, – ровным голосом проговорил Хоторн. – Может, ответите?

Подойдя к письменному столу, она сняла трубку. На другом конце провода кто-то молчал. Все еще прижимая телефонную трубку к уху, Джини повернулась к Хоторну. Он внимательно смотрел на нее.

– Паскаль? – спросила она молчавшего. Из трубки раздалось потрескивание. И тогда Джини услышала знакомый мужской голос – нет, не Паскаля, а того, другого.

– Джини, – прошептал голос. – Джини, это ты?

У нее перехватило дыхание. Джини почувствовала, как от лица отлила кровь. Сердце замерло от сознания того, насколько она боится – боится панически – обоих этих мужчин: того, который только что целовал ей руку, и другого, который нашептывал ей о своих заветных желаниях. Их желания были так похожи… Она окаменела, глядя на Хоторна. А голос в трубке все шептал.

Хоторн хмурился. Он подходил все ближе, не отрывая взгляда от ее лица. Их разделяло всего полметра, тридцать сантиметров. И тут она поняла, что Хоторн тоже слышит этот шепот. Его глаза неуловимо изменялись, фиксируя каждое похабное словечко. В них не было удивления, но Джини ясно видела, как зло сжался его рот. Постояв так несколько секунд, он протянул руку.

– Дайте трубку, Джини, – попросил Хоторн.

Она подчинилась. Хоторн послушал еще и затем с отрывистым, холодным выговором уроженца Восточного побережья Соединенных Штатов произнес:

– Вы записываете этот разговор? Вы знаете, с кем говорите?

В трубке раздался щелчок, наступило молчание. Должно быть, запись была прервана. Шепота больше не было.

– Если позвоните еще раз, то горько раскаетесь. Уяснили? – Хоторн говорил четко и сжато, словно ни капли не сомневался в том, что его слушают. Его лицо снова стало невозмутимым. Протянув руку, он положил трубку на место.

Выпрямившись, Хоторн стоял прямо перед ней. Джини обнаружила, что приперта к письменному столу. Поймав его взгляд, она увидела, что холодные глаза запылали от гнева, словно невероятным образом воспламенился лед.

– Раньше такое случалось?

– Да.

– Когда? С какого времени у вас раздаются подобные звонки?

– На этой неделе. Я забыла, когда позвонили в первый раз. Во вторник… Нет, в понедельник. В тот день я вернулась из Венеции…

Она поспешно замолкла. Это признание вырвалось помимо ее воли. У нее не было возможности обдумать свои слова. Джини полностью сконцентрировала внимание на Хоторне, стоявшем вплотную к ней, и жестком крае письменного стола, подпиравшем ее сзади. В глазах Хоторна блеснула искорка понимания, едва она упомянула о своей поездке. Джини густо покраснела. Хоторн легко вздохнул. Джини буквально кожей почувствовала, как он полностью расслабился.