Любовники
Шрифт:
Костя уже был в ванной, журчала вода, взбивая пену с хвойным запахом. Дина постучала в дверь.
— Да! — крикнул Костя, вместо обычного своего, игривого «ой, не входите, я обнажен!».
Дина вошла и прислонилась спиной к двери.
— Прости, — сказала она, — я волновалась. Я без конца проверяла, работает ли телефон, выходила на балкон…
— Мне неоткуда было позвонить. — Голос Кости выдавал упрямство мальчишки, сознающего свою вину, но не желающего в этом признаться.
Он разделся и улегся в воду.
Дину по сей день, и после четырнадцати лет жизни в обнимку, остро волновало его обнаженное тело. Особенно
Как ей хотелось сделать это прямо сейчас — сбросить с себя одежду в мгновение ока и ступить в облака пушистой пены!.. Утопить в воде и в любви эту дурацкую размолвку.
Но что-то мешало.
«Что не дает тебе сделать это?» Внутренний Голос еще ни разу не объявлялся в ситуациях, подобных этой, в столь интимных ситуациях.
Дина опустила взгляд в пол и следила за игрой черно-белых ромбов, изрядно вытертых и выщербленных за свою сто с лишним летнюю историю — делая ремонт в квартире, они с Костей не захотели менять полы в ванной и кухне, не захотели нарушать неповторимую прелесть этой лаконичной, но такой изысканной отделки.
«Упрямство, — призналась она. — Я хочу, чтобы он извинился. Даже покаялся».
«Почему именно сейчас? Ведь прежде ты всегда первая шла на примирение, кто бы ни был виноват… И твой возлюбленный очень ценит эту черту в тебе. Да и сама ты знаешь, как безотказно работает принцип «подставить другую щеку», если нужно погасить конфликт… если нужно сделать так, чтобы неправый понял свою неправоту».
«Не знаю… Сейчас не хочу, и все тут».
«Ну что ж… Это аргумент». Дина услышала ироничные нотки в голосе Внутреннего Голоса.
Костя лежал в воде с закрытыми глазами. Дина вглядывалась в его лицо. Что-то непривычное было в нем. Особенно если учесть, что Костя слегка пьян — в таком состоянии он обычно бывал особенно непринужден, нежен, весел. Сейчас же на нем была непроницаемая маска. Жесткость?.. Отстраненность?.. Лицо показалось совсем чужим. Таким она еще не видела это знакомое до последней черточки, любимое лицо.
Дина вышла. Она стояла теперь в кухне и смотрела на темный двор. В Мишиной квартире тускло светились два окна, это была гостиная. Возможно, Маша читает при свете торшера. А может, они оба смотрят какой-нибудь фильм из своей огромной видеотеки, которую регулярно пополняют Мишины родители…
Дина услышала за спиной Костины шаги. Он ушел в спальню.
Она собрала брошенные на стиральную машинку брюки, галстук, рубашку. Рубашку — в стирку, в машинку… Проверяя нагрудный карман, чтобы не простирнуть какую-нибудь записку, чью-нибудь визитную карточку или денежную купюру, как это бывало порой, Дина заметила на рубашке пятно. Оно было бледно-розового цвета и походило на замытый винный потек. Но на изнанке, около проймы природа пятна выявилась безо всяких разночтений: это была губная помада. Бледно-розовая с перламутром губная помада. Не свежая, а полустершаяся с губ, лишь следы ее. Следы помады, оставившие следы на белоснежной ткани…
Дина очень живо представила себе картину — это была такая знакомая ей ситуация! Она распахивает Костин пиджак, сдергивает галстук, расстегивает пуговицы на рубашке, приникает лицом к его груди… ниже… потом выше, потом в сторону, к соску, к подмышке…
Только помады такой у Дины не было отродясь — она предпочитала терракотовые тона.Дина понюхала ткань. Костина туалетная вода, больше никаких запахов. Нет, еще едва уловимый запах его кожи, его тела… сладкий, ни с чем не сравнимый… Она решительно бросила рубашку в корзину для белья, осмотрела брюки — не измяты ли, не нужно ли их погладить, почистить — и отнесла в прихожую, в шкаф.
Костя то ли спал, то ли делал вид, что спит. Дина лежала недвижно, глядя в потолок. И это тоже было не так, как обычно. Обычно, кто бы ни ложился последним, прижимался к уже лежащему — спящему или нет, тоже не имело значения — и обнимал его. Дальше события могли развиваться по-разному… Но чтобы лечь и не прижаться, не обняться… Такого не было за все их четырнадцать совместно прожитых лет.
Откровенничая как-то чисто по-женски с Машей, Дина сказала, что все их размолвки с Костей длятся не дольше вечера, не дольше того момента, когда они ложатся в постель.
— Я знаю, что произошло, — произнесла Дина спокойно, и спокойствие это, как ни странно, было не только внешним.
Возможно, она еще не поверила в случившееся или ждала объяснений, которые напрочь развеют ее никому не нужную догадку.
Костя молчал. Его дыхание было ровным, но Дина знала, что он не спит.
И тут что-то в ней взяло верх над упрямством. Она придвинулась к Косте и положила голову ему на грудь, а руку — как обычно — ниже живота. Костя резко обнял ее и так крепко прижал к себе, что где-то что-то хрустнуло. Он убрал Динину ладонь с ее любимого места и положил себе на грудь.
— Прости, — сказал он.
— Тебе не за что просить прощения.
— Есть за что.
— Хорошо, — сказала Дина. — Я прощаю тебя. Только в следующий раз, пожалуйста, предупреждай меня, что задерживаешься. Просто позвони и скажи, что придешь поздно… или утром или что тебя не будет три дня.
— И ты не спросишь, где я был?.. Где я буду… до утра… или три дня?..
— Нет, не спрошу. Если не говоришь, значит, не хочешь. Захочешь, скажешь сам.
— А если?.. — начал он и замолчал.
— А если не захочешь, не говори.
— Нет, я не о том… Если это будет неприятно тебе.
— Я не верю, что ты можешь сделать что-то, что было бы неприятно мне.
Утром Дина, дождавшись, когда Костя уйдет на работу, достала из корзины рубашку и еще раз вгляделась в пятно: может, это и вправду вино? Но нет, то была помада, никаких сомнений. Что с этим делать?..
«А ты готова узнать правду?» Это опять появился Внутренний Голос.
«Правду?.. Какую? Что некая женщина оставила свой след на Костиной рубашке? Так эту правду я уже знаю. Правду о том, кто эта женщина?.. Мне не важно, кто она».
«Нет, не это. Правду об их отношениях».
«Были ли они близки?..»
«Хотя бы».
«Если он позволил вот так целовать себя, остальное уже не имеет значения».
«Но бывает, что мужчина не может оттолкнуть женщину… из деликатности, скажем».
«Значит, та деликатность перевесила деликатность по отношению ко мне. Стало быть, та женщина ему дороже».
Голос молчал.
«Что ты молчишь?» — спросила Дина.
«А что ты хочешь слышать?»
«Что мне делать?»
«У тебя есть варианты?»