Любящие сестры

А разве нет? Хотя он, может быть, сам этого не понимает.

Хватит. Надо сказать ему о своих чувствах, пока он не задел Лорел слишком больно.

Сегодня вечером. Когда Лорел уйдет спать. Какой смысл ждать ее отъезда в колледж?

В это время Долли поднялась и взяла сумку.

– У меня есть небольшое сообщение, – сказала она, глядя на Энни, улыбаясь и вся порозовев от предвкушения, как ребенок, готовый выпалить самый удивительный секрет. – Я знаю, что сегодня день Лорел, но у меня, дорогая, сюрприз для тебя. – Сунув руку в свою сумочку из крокодиловой кожи, она достала конверт и протянула Энни. – Возьми, это тебе.

В конверте лежал билет на самолет в Париж. Энни уставилась на него словно в каком-то столбняке.

– Я разговаривала с Анри, – объяснила Долли. – Все улажено. Ты будешь работать с месье Помпо. Хочу тебя предупредить, что это старый зануда, но о шоколаде он мог бы написать роман в дюжину томов.

Энни наконец-то разглядела дату отъезда – через неделю!

– Так… так скоро, – произнесла она онемевшими губами.

– Дело в том, что ты у него не одна. Будет еще ученик, который начинает со следующей недели, и Помпу хочет, чтобы вы приступили к работе вместе.

Наконец ее скованность прошла, и все чувства отступили. Все, кроме одного – неудержимой радости. Она едет в Париж! Она наконец-то станет настоящей шоколадницей, а не помощницей менеджера в магазине.

Внезапно ее радость померкла. Три с половиной месяца без Джо. Это же целая вечность!

Значит, пока не стоит говорить ему. Все равно их ждет разлука. А Лорел? Ведь Сиракузы несравненно ближе, чем Париж. Они будут видеться на уик-энды и в каникулы. И может быть, воспользовавшись ее отсутствием, он и Лорел…

– Ну вымолви же хоть слово, ради Бога! – взмолилась Долли, беря ее за руки. – Если уж мне суждено потерять своего лучшего менеджера, то только ради его счастья!

– Я… я не знаю, что говорить… Все это так… – Энни встала и обняла тетку: – Я не знаю, как мне благодарить вас.

Энни понимала что это большая удача но не могла отделаться от подспудного раздражения, что тетка выбрала столь неудачный момент для своих благодеяний.

Зарегистрировав свой билет у стойки «Эр Франс», Энни услышала как объявили ее рейс, и повернулась к Джо:

– Мне пора.

Она нагнулась, чтобы взять чемодан, но Джо, опередив ее, с легкостью поднял его сам.

– Я провожу тебя к выходу, – сказал он.

– Зачем?

Она чувствовала себя очень не ловко, стоя рядом с ним в этом запруженном иностранцами коридоре. Люди неслись в обоих направлениях, и Джо казался чужим человеком, по воле случая оказавшимся ее спутником. Ей захотелось схватить его в охапку, прямо здесь, на виду у всех, и заорать: «Я же люблю тебя, черт побери! Неужели ты не видишь?»

Но, конечно, не сделала этого. Она просто тяжело шла рядом, непрестанно бросая на него косые взгляды. Он немного принарядился по сравнению с обычным: отглаженные фланелевые брюки, рубашка с кнопками под кожаной курткой, шарф. Волосы лежали так аккуратно, точно он их только что расчесал. Лишь очки сидели косо, и одна дужка не доставала уха.

В груди была пустота губы пересохли от снедающего ее волнения. Ну почему он молчит? Скажи хоть что-нибудь, дай мне знать, будешь ли ты скучать обо мне.

Он так и не произнес ни слова до самого выхода на посадку. Поставив чемодан на один из пластиковых стульев, привинченных к полу длинными рядами, он слегка дотронулся до ее щеки прохладными пальцами:

– Извини, писать не обещаю. Это кончится только разочарованием для тебя: не умею писать письма.

– И не надо. Я, наверно, тоже не смогу, буду слишком занята. – Она опустила голову, чтобы он не видел ее огорчения.

– Энни… – Он приподнял пальцем ее подбородок и заглянул в глаза. Теплая волна мгновенно разлилась по ее телу, кожа покрылась мурашками под свитером с капюшоном и новой твидовой юбкой, которую ей сшила Лорел. – Но это не значит, что я не буду скучать по тебе.

– Разве?

«Боже мой, какое глупое слово!»

– Кто станет теперь будить меня по воскресеньям, звонить в дверь и кричать: «Экстренное сообщение! Читайте на страницах газет!»

– Мистер Абдулла и без меня прекрасно доставит «Таймс» к твоему пробуждению.

– Правда? Тебе ведь так нравилось, что я выбегаю открывать дверь, не успев прикрыть свою мускулистую грудь?

Она засмеялась, чувствуя облегчение от того, что они перешли на свое обычное подшучивание.

– Можешь не обольщаться. На коробках с геркулесом я видела куда более мускулистую грудь.

– Энни, я правда буду очень скучать. – Его озорные глаза посерьезнели.

– Джо, я… – Внезапно горло ее сжало тупой болью, словно кто-то придавил пальцем адамово яблоко.

По радио объявили, что посадка заканчивается. Зал ожидания опустел.

– …я должна идти, – упавшим голосом закончила она и повернулась к выходу.

Внезапно он поймал ее за руку и прижал к себе – так крепко, что она почти почувствовала его тело. Остро заломило где-то в горле, как бывает, если откусишь зеленое яблоко, – больно и вкусно одновременно, рот наполнился влагой, а глаза слезами.

Он поцеловал ее. Сильно, в самые губы, глубоким поцелуем, пронзившим ей сердце. Она ощутила нежность его губ, кончик языка и край зубов и глубоко вдохнула чудесный, волнующий запах, которым всегда пахли его свитеры, когда он давал ей их поносить. Его руки напряглись еще сильнее, прижимая ее еще крепче, так что она ощутила все его тонкое мускулистое тело. Господи Боже, что же это происходит? Невыразимое счастье нахлынуло на нее, наполнило до краев, так что кончики пальцев едва выдерживали давление изнутри. Голова кружилась, и одно слово мелькало в мозгу – обморок. Она была почти в обмороке, словно героиня старинного романа.

Запрокинув голову и глядя в его неподвижные зеленовато-карие глаза за стеклами очков в стальной оправе, она увидела, что, несмотря на его кажущееся спокойствие, его трясет не меньше, чем ее.

«Скажи, – беззвучно молила она, – скажи, что ты любишь, что ты хочешь меня!» Но он сказал только: – Ну пока, детка.

Уходя по направлению к трапу, она чувствовала почти ненависть к нему. За то, что поцеловал и позволил уехать, ничего не объяснив, и ей придется теперь, дни и ночи вспоминая об этом, гадать, что же все-таки это значит.